Роберт Уильямс - Корень всех зол
— Какие отношения связывали вас с Джейком?
— Мы дружили.
— Шестнадцатилетний парень и мальчик восьми лет?
Я кивнул и произнес:
— Да. — Голос был как будто не мой — слишком высокий и какой-то скрипучий.
— И ты не видел в этом ничего предосудительного?
— Нет, не видел.
— Ты понимаешь, что значит «предосудительное»?
Я снова кивнул.
— Ты проводил много времени на детской площадке недалеко от его дома, так?
— Да, иногда.
— Ты ведь слишком взрослый, чтобы торчать в таких местах, разве нет?
Я промолчал.
— Почему именно на этой площадке? Она почти в двух милях от твоего дома.
— Я хожу по всему городу. Бываю в разных местах.
— И на все детские площадки заходишь?
— Нет. Просто хожу по разным улицам.
— Шестнадцатилетние и восьмилетние обычно не заводят между собой дружбу.
Я не знал, что ответить.
— Ты подошел к нему или он к тебе?
— Не помню.
— Но кто-то из вас должен был заговорить первым? Сегодня первым из нас двоих заговорил я. Кто это был тогда — ты или Джейк?
— Мы просто однажды разговорились в библиотеке. Я часто видел его там, и мне казалось, что ему одиноко. Его мать им не занималась, не заботилась о нем.
— И тогда им решил заняться ты? Стал заботиться о нем?
— Да, вроде того. Время от времени.
— Значит, первым заговорил все-таки ты, когда тебе показалось, что ему одиноко?
— Может быть. Я точно не помню.
— Разве у тебя нет друзей твоего возраста?
— Почти нет.
— Почему?
Я подумал о Нептуне посреди огромного, безмолвного пространства.
— Не знаю, — ответил я.
Глава 30
— Как он упал?
— Я пытался помочь ему слезть, но он запаниковал, потерял опору и упал.
— Джейк говорит, что ты гнался за ним.
— Да, но потом, когда он застрял на той стене, я пытался ему помочь.
— Почему ты за ним гнался?
— Я хотел просто отвести его домой. Он не понял, испугался и начал от меня бегать.
— Джейк сказал, что ты затащил его в дом, чтобы показать привидение, и он пытался сбежать, а ты бросился следом.
— Он сам хотел посмотреть на привидение.
— Которое ты выдумал, чтобы заманить его в дом.
Мама закрыла лицо руками. Почему я не живу один, на вершине высокого холма? Я мог бы спать на чердаке — поближе к небу, к космосу.
— Я придумал его — для Джейка. Чтобы ему было интересно.
— Мы побывали внутри и видели вашу комнату.
— Скажите, с ним все в порядке?
— Это ты все там устроил? Стол, стулья?
— Я не украл их.
— Но это ты принес их туда?
— Да.
— Для чего? Что вы с Джейком там делали?
— Читали.
— Читали?
— Да. Иногда. Страшные истории. Они ему нравились.
— Ты приводил восьмилетнего мальчика в заброшенный дом за две мили от его собственного, и вы с ним читали там страшные истории?
— Да.
Полицейский смотрел на меня, не спуская глаз.
— С ним все в порядке? — повторил я.
— Его выписали из больницы. Но он еще не совсем оправился, ушибы и травмы пройдут нескоро.
— Вы не могли бы передать ему, что я прошу у него прощения?
— За что ты просишь у него прощения, Дональд?
— За то, что из-за меня он упал и поранился.
— И все?
— Еще за то, что напугал его.
— Чем ты его напугал?
— Он просто навоображал себе всякую ерунду.
— Какую ерунду?
Зря я это говорю.
— Он услышал от друга, что я, наверное, плохой человек.
— В каком смысле «плохой»?
— Я не знаю. Но Джейк больше не захотел со мной дружить.
— И ты из-за этого разозлился?
— Нет, не разозлился. Мне стало обидно.
— Ты погнался за ним. Шестнадцатилетний парень приводит восьмилетнего мальчика в заброшенный дом, чтобы показать выдуманное им привидение, и когда тот в страхе убегает, бросается за ним и вынуждает лезть по отвесной шестидесятифутовой стене. Что прикажешь думать об этом, Дональд? До какой же степени он был напуган?
— Все было не так.
— А как все было?
Что бы я ни сказал, стало бы только хуже.
Глава 31
Хуже и правда стало, когда выяснилось, что я провел ночь в доме Джейка. Я им об этом не рассказывал, но они, видимо, снова поговорили с мальчиком и узнали от него. Днем за нами с мамой приехала полицейская машина, и нас опять отвезли в участок.
— Ты действительно вломился к нему и остался в его комнате?
— Я не вламывался. Ему было страшно одному.
— То есть ты опять заботился о нем? Помогал ему?
— Да. Он сам хотел, чтобы я с ним остался.
— Он говорит другое. По его словам, ты появился однажды вечером, постучал в заднюю дверь и заставил его впустить тебя.
Я покачал головой. Все было не так.
— Ты заставлял его?
— Нет. Он сам меня впустил.
— Он сказал, что боялся тебя, боялся, что иначе ты не уйдешь.
Я не знал, чему верить. Если бы я мог поговорить с Джейком напрямую. Мне вовсе не казалось тогда, что он напуган.
— Спросите его о грозе. О той ночи, когда была гроза. Он боялся грома и молний, и я остался с ним. Со мной он смог опять заснуть.
— Сколько раз ты приходил к нему по ночам?
— Два раза.
— Два раза?
— Да.
— И ты не видишь в этом ничего предосудительного? Вот так заявиться ночью к восьмилетнему мальчику и торчать у него до утра?
— Но он оставался один. Мать постоянно бросала его одного.
На секунду он ослабил напор:
— Тебе не следовало действовать самому. Во всяком случае, не так. Нужно было сказать кому-нибудь.
— Я просто приглядывал за ним. Старался ему помочь.
— Ты пользовался тем обстоятельством, что он оставался один?
Я помотал головой.
— Я просто старался доставить ему удовольствие.
Полицейский взглянул на меня с сомнением. Казалось, он все никак не мог прийти к выводу, кто перед ним.
— Каким образом?
— Я читал ему, приходил к нему, когда он оставался один, и дом ему нравился, а иногда мы играли снаружи.
— И ему это доставляло удовольствие?
— Думаю, да. Иногда.
— Ты делал что-нибудь еще, чтобы доставить ему удовольствие?
— Я покупал ему газировку, конфеты. Шоколадки. Играл с ним, читал ему.
— Я говорю о другом, Дональд.
Он уставился на меня, не мигая, и я старался смотреть так же в ответ, но не выдержал и опустил глаза.
— Нет. Ничего больше я не делал.
Под его взглядом я почувствовал себя так, будто и вправду трогал Джейка где только можно и нельзя.
Глава 32
В этот раз одними надписями на дверях и орущими под окном подростками не обошлось. Я вообще старался покидать дом как можно реже — в школу я все равно не ходил, — но не век же сидеть в четырех стенах. Я не знал, что там с расследованием, дело дожидалось рассмотрения, и мне просто необходимо было найти способ отвлечься, сбежать от всего этого, так что я отправился в библиотеку за каким-нибудь новым чтением. Добрался я туда без приключений, но внутри, в месте, где бывал на протяжении многих лет, вдруг почувствовал себя неуютно. Поспешно набрав книги, я зарегистрировал их через автомат и побыстрее ретировался домой. Проходя мимо людей, ощущая на себе их взгляды, я знал, что они, скорее всего, обо мне думают. Мне отчаянно хотелось выкрикнуть им — все, о чем они слышали, все, что им говорили обо мне, все это неправда! Но нет, это не поможет, остается только терпеть — пусть их глазеют и думают что хотят. Сторонясь оживленных улиц, я стал пробирался окольными путями.
Когда я дошел до середины проулка позади Лайм-стрит и от дома меня отделяло всего ничего, за спиной вдруг послышался шум бегущих ног, и прежде чем я успел повернуться и как-то прикрыться, на мою голову обрушился удар. Били чем-то твердым и тяжелым, и, хоть боли я сперва не почувствовал, меня швырнуло на землю. Нападающих оказалось двое, один продолжал лупить меня своей дубинкой или что там у него было, а второй принялся пинать меня ногами. Я сжался в комок и попытался закрыть голову руками, но это было все равно что прятаться от грозы, застигшей тебя на вершине холма, — бежать все равно некуда и остается только ждать, пока она пройдет. Сперва мне было страшно, а потом уже все равно. Через какое-то время я отрубился. Когда я пришел в себя, они исчезли, но я не чувствовал своего тела. Потом я, наверное, потерял сознание снова; следующее, что я помню, — склонившаяся надо мной женщина успокаивающе поглаживает меня по руке, приговаривая:
— Не бойся, милый, это я, Сара, из двенадцатого. Лежи смирно, не двигайся. Я позвонила в «Скорую».
Она подала мне стакан воды, но я не мог понять, где мои губы, а где стекло, то и другое ощущалось одинаково. Когда меня переносили в машину, Сара, извиняясь, сказала, что поехала бы со мной в больницу, но ей нужно встретить детей из школы, и сделать это больше некому. Я не успел даже поблагодарить ее, как двери «Скорой» закрылись.
