Владимир Спектр - Face control
– А ты, именинник, и видеть меня не рад.
– Смотря что подаришь.
Маркин вытаскивает серебряный кинжал:
– Тебе, как нашему главному грузину.
– В следующий раз ты мне семисвечник подаришь?
– Семисвечник?
– Ну, как главному еврею.
Маркин тушуется и идет с Аркатовым в магазин за выпивкой. Я тем временем занюхиваю еще одну дорогу.
В офис приходят работники соседней конторы. Они от кого-то слышали, что у меня праздник, и спешат поздравить.
– К вам Аня, – торжественно объявляет Марина. В комнату входит секретарь директора соседней фирмы. Высокая и стройная, Аня – девушка чрезвычайно чувственная. Примерно полгода назад она оказалась у меня в постели. Нежная и чистая, как горный хрусталь, Аня глубоко переживала адюльтер и боялась праведного гнева супруга.
– Что подаришь мне, Аня? – спрашиваю я, запирая дверь кабинета на ключ.
Девушка подходит близко, почти вплотную.
– Себя, конечно, – шепчет она.
16:40. Аркатов с Маркиным возвращаются, еще через пятнадцать минут мы начинаем отмечать. Сотрудники поочередно встают, говорят тосты, которые, с одной стороны, радуют и импонируют, а с другой, абсолютно не затрагивая, пролетают мимо.
– Вот, все говорят, что во время секса надо расслабиться, – шепчет мне на ухо Аня, – а мне хочется так сжаться, так напрячься, что иногда даже боюсь сломать тебе член.
18:20. В офис постоянно приезжают разные гости: бандиты и коммерсанты, рекламщики, дизайнеры, просто старые приятели. В общую пьянку постепенно втягивается весь персонал соседней фирмы, включая их директора. В какой-то момент появляется Бурзум, мне кажется, что она не очень здорова, но, возможно, это всего-навсего мое восприятие.
– Поздравляю тебя, – говорит она. – Я купила тебе подарок – пряничное сердечко.
– Ненавижу пряники.
– Не переживай, я не удержалась и съела его по дороге.
Эта фраза выводит меня из себя.
– Ну, спасибо за подарок.
– Не падай в бычку, Мардук.
– Почему?
– У тебя день рождения, все должно быть весело и приятно.
– День рождения был вчера. Ты, кстати, отметила его со своим отстойным муженьком?
– Я не хочу касаться этой темы.
– Раз уж ты приехала ко мне, будь добра поддерживать со мной беседу. Я все-таки именинник, и, кроме того, это мой офис.
– То, что ты сегодня употреблял, не идет тебе на пользу.
– Тебя мало касается моя польза. Как оказывается, тебя вообще мало касается что бы то ни было, связанное со мной.
– Если ты будешь продолжать в таком духе, мне придется уехать. Я не собираюсь портить себе настроение из-за того, что ты чем-то задвинулся и вместо кайфа словил агрессию.
– Кайф наступит как раз тогда, когда ты свалишь.
Бурзум молча собирается и выходит за дверь.
– Не понимаю я вас, чего вы беситесь, – говорит Аркатов, приобнимая меня за плечо.
Я нервно стряхиваю его руку и говорю:
– Ты хотя бы в работе своей что-нибудь понимал.
00:20. «Пропаганда». Сижу на верхнем ярусе с Кириллом и Синевым.
– Не будьте такими мрачными, ragazzi, – говорит Синев, опрокидывая рюмку за рюмкой. – Выпей со мной, Мардук, ты же не на машине?
– Сопроводи меня в туалет, – предлагаю я Кириллу.
Мой друг, уже вставившийся изрядной понюшкой, радостно соглашается. При выходе из туалета неожиданно сталкиваюсь лицом к лицу с Бурзум.
– Я специально приехала, была уверена, что ты здесь.
Кокаин делает свое дело, я больше не ощущаю злости, пространство вокруг становится мягким и комфортным, музыка глухой и густой настолько, что в ней можно плавать.
– Зачем? – спрашиваю я.
– Я знаю, что причинила тебе боль, не позвонив. Просто вдруг отчетливо представила, как ты сидишь там, в кругу семьи, одной рукой обнимаешь жену, а другой гладишь ребенка, жрешь всякие оливье и холодцы. Понимаешь, Мардук, ты никогда не будешь моим. Если бы только я знала, что нужна тебе так же, как ты мне, что я не игрушка, что, когда ты говоришь, что любишь меня, ты не врешь. Я ушла бы на хуй от Вени и была бы с тобой до самого конца, но ты же никогда не говоришь правду, Мардук.
– На самом деле я никогда не вру тебе. То, о чем молчу, говорят мои глаза.
– Твои глаза не так откровенны, как твой член.
С этими словами Бурзум хватает меня за хуй и тащит обратно в тесную кабинку мужского туалета. Я ощущаю во всем своем теле необыкновенную легкость, я ловок и силен, я грациозен, в конце концов. Музыка вокруг становится настолько плотной, что в ней уже нельзя плыть, только колыхаться. В маленькой кабинке Бурзум обнимает меня за шею, целует, шепчет на ухо:
– Трахни меня, прошу тебя.
Я поворачиваю Бурзум к себе спиной, наклоняю ее и задираю юбку. Отодвигаю в сторону узкую полоску стрингов и вставляю в теплое, влажное влагалище свой одеревеневший член. Движения быстрые и немного грубые. В голове только одна мысль: как кончить под такой дозой кокса?
– Еби, еби меня, – задыхаясь стонет Бурзум, – как шлюху, как тварь в грязном сортире.
Я трахаю ее, ожесточенно и молча, иногда шлепая по попке.
01:30. Кто-то из знакомых приносит торт со свечками, мне кажется, что свечей меньше, чем надо, я пытаюсь сосчитать их, но постоянно сбиваюсь. Случайно задеваю торт рукой, он падает на пол. Мне кажется, что он расплескивается по полу, как будто бы жидкий. Музыка подхватывает нас, и мы начинаем скользить по растекшемуся по полу крему, выписывая разнообразные па. «Это похоже на фигурное катание», – думаю я.
02:20. Мы ловим машину.
– Я плохо себя чувствую, – говорит Бурзум. – Довези меня до дома.
– Поехали вместе на Вернадского, – предлагаю я.
– Не могу, – говорит Бурзум. – Я должна была приехать сегодня до полуночи. Пожалуйста, не соблазняй меня. Знаешь, ведь на самом деле мне очень тяжело вести двойную жизнь, в какие-то моменты я чувствую себя такой сукой.
– Все порядочные люди так чувствуют себя время от времени.
02:50. Старенький «Москвичонок» подвозит нас к дому Бурзум.
– Мне так плохо, – говорит она и начинает блевать.
Водитель резко тормозит и кричит:
– Только не в салон, на улицу. Меня бросает в звериную ярость.
– Забей ебало, урод. Я дам тебе денег на химчистку.
Я осознаю, что если таксист не уймется, я брошусь на него и постараюсь убить. Водитель говорит намного тише, как бы извиняясь:
– Ребята, пожалуйста.
Мы выходим из машины. Бурзум блюет, не останавливаясь. «Неужели от кокса так бывает? – думаю я. – Если только она не приехала под эйчем…» Пытаюсь успокоить ее, глажу по голове, она вырывается и, будто сорвавшись с цепи, бежит прочь в темноту улиц. Я бросаюсь за ней. Водитель, не ожидавший такого поворота, бежит за нами.
– Ребята, а деньги? – кричит он.
Я догоняю Бурзум в конце темного переулка. Она оборачивается и бросается в мои объятья.
– Я ничтожество, Мардук, мне не хочется так жить, я хочу быть полезной.
Понимаю, что у нее начался отходняк, и единственное, что может помочь, это алкоголь.
– Пойдем со мной, надо выпить, – говорю я.
Внезапно нас догоняет водитель. В руке у него здоровенный гаечный ключ.
– Убежать думали, – говорит он злобно.
– Нет, нет, – говорит Бурзум, которая уже немного оправилась. – Мне просто стало очень плохо, я болею…
– Ты в милиции будешь пиздеть, – шипит водитель.
– Ты с какой стати моей женщине грубишь, отстой? – Злоба делает меня необычайно сильным и храбрым. Наклонив голову, я бросаюсь на водителя и всем своим телом обрушиваюсь на него. От неожиданности он падает. Я моментально вскакиваю и со всей силой бью его ногой в лицо. К нам подбегает Бурзум.
– Не надо! – кричит она.
Водитель приподнимается, сжимая в руке свое оружие. Моя ярость прошла, и я стою в стороне, внутренне охуевая от содеянного. Таксист свирепеет. Бурзум, понимая, что, как только он встанет, нам крышка, неожиданно бьет его в пах. Водитель корчится от боли, и Бурзум наносит еще один удар.
– Валим, Мардук, – говорит она и толкает меня плечом.
Мы срываемся и бежим. Сзади слышится брань пытающегося подняться таксиста. Неожиданно появляется желание вернуться и отпиздить водителя так, чтобы он сдох. Я замедляю бег, но Бурзум еще раз подталкивает меня и говорит:
– Не надо, Мардучок, прошу тебя.
31
19 декабря, понедельник
07:45. До чего неуютно бывает ранним утром теплолюбивому южанину, волею судьбы родившемуся на севере! Только на миг прикроешь глаза, и чудится: ласковое, еще не проснувшееся солнце, плеск волн Средиземного моря, тихий шелест кипарисов в садике маленького особнячка на улице Ротшильда.
Выпью гранатового сока, пробегусь по набережной. Позже прохладный душ, белая одежда от какого-нибудь японца и изумрудный Bugatti: «Пока, милая, я в Иерусалим, давно не был у Стены плача». А милая томно поведет волоокими карими глазищами, скрестит руки на упругой груди: «Привези мне имбиря и корицы, они на рынке Махане Иегуда отменные».
