Наталия Осс - Антиглянец
– Прочти сам.
– Сейчас, что ли?
Мы ехали по метромосту. Было скользко.
– Лучше сейчас.
Он резко свернул к бортику. Нам отчаянно гуднули. Машина вильнула и остановилась.
– Что это?
– Статья про тебя.
– Да ты что, я герой глянца?
Он включил свет.
– Ого, точно я и… – И запнулся.
В машине повисла такая звенящая, такая хрупкая тишина. Я закурила – вторую сигарету за вечер. В ресторане мне курить не хотелось. А теперь надо было наполнить действием, движением, колебанием дыма эту натянутую до разрыва, до последней степени прочности кондиционированную тишину.
Я следила украдкой, как он скользит взглядом по строчкам, и его лицо мягчеет. Что он скажет? Он вдруг рассмеялся.
– Ты из-за журнала, что ли? Ой, господи, кто это все пишет? И ты в этом журнале теперь работаешь?
Он закрыл журнал и выключил свет.
– Это все, что ты можешь сказать?
– Ты хочешь объяснений, да?
– Хочу.
Я переступила через страх – пусть сейчас все скажет, и закончим на этом.
– Хорошо, если ты настаиваешь. Я Настю давно знаю, у нас общие друзья. Это все. Просто поверь. Здесь только одно точно – про джаз. Все остальное – бабские фантазии.
– Фотография есть еще.
Он развернулся ко мне:
– Алена, послушай, я каждый вечер где-нибудь бываю. И везде одни и те же морды. И журналисты ваши везде. Таких фотографий знаешь сколько в ваших журналах – мне что, на каждой жениться?
– Да, но не про каждого такое пишут.
– Это фантомные боли незамужних редакторш. Кто где чей жених. Ты же сама у меня писатель – как ты можешь это всерьез-то принимать? Вы же для рейтинга всякую муру печатаете. Мне это понятно, и я не возражаю. Ты же умная моя девочка. А веришь всему.
Он мог убедить кого угодно. Вот почему он успешен в бизнесе – люди верят и добровольно отдают то, что не собирались сдавать ни в коем случае.
– При мне таких статей больше не будет. С непроверенной информацией про тебя.
– Обещаешь? Посмотрим!
Он бросил журнал назад. Нагнулся к моим коленям. Мне стало горячо. Я чувствовала жар его губ через пальто, или жар поднимался изнутри, прямо к его лицу. Он целовал мою левую руку, правая, не зная, что ей делать, вдруг сама собой нашла место – я погладила его по волосам. Он приподнял голову, я не успела откинуться назад, и мы столкнулись лбами. А потом все соединилось в одно – лица, губы, дыхание, тепло.
Так близко, когда теряется граница между моим и его.
Сколько это продолжалось – секунду или минуту, я не смогла бы посчитать.
– Не помню, когда я последний раз целовался в машине.
Я не заметила, когда это кончилось, но он уже вернулся в свои берега. Опять нас было двое. Но граница между двоими была нарушена, осталась легкая пунктирная линия. Через нее можно теперь спокойно ходить – туда-сюда.
– Ну что, поехали?
Я кивнула, я знала точно, куда мы едем.
Весь путь до моего дома мы молчали, как заговорщики. Я смотрела вперед, а он, наоборот, смотрел на меня.
– Следи за дорогой!
– Есть! – и он снова сворачивал голову, пренебрегая правилами безопасности. Пару раз резко тормозил – в опасной близости от чьих-то фар.
Мы остановились на дорожке возле моего подъезда.
Минуты молчания, которой я ожидала, не было.
– Пригласи меня на кофе?
– Кофе нет. Чай подойдет?
– Еще как!
Как легко все это говорить. Никакой неловкости.
Он кинул ключи Денису:
– Завтра в девять.
Чая у меня много. До утра хватит. Мы поднимались по лестнице – лифта в моей «хрущевке» нет.
– Как мне повезло!
– Почему?
– Иду сзади. А ты в юбке.
Он подталкивал меня, и я легче обычного перескакивала через ступеньки. Я взлетала.
В прихожей он позорно засуетился. Начал доставать из карманов ключи, телефон, бумажник, туго набитый разноцветным пластиком.
– Куда сдавать оружие и ценности?
– Клади сюда.
Черная кредитка American Express Centurion нашла свое место на тумбочке из ДСП, знавшей худшие времена. Это был ее звездный час.
– Где у тебя руки моют?
Я открыла дверь в туалет, который находился за его спиной. В моем метраже такие вопросы были глупы, тут все можно найти интуитивно, по советской привычке, которая формировалась годами: полшага – туалет, два – кухня, еще пять – комната.
Надо дать ему время освоиться – привыкнуть к обстоятельствам моей квартиры. В этой тесноте сближение было обусловлено отсутствием расстояний – но нам не этого надо. Мы должны сохранять дистанцию, на которой строилась любая игра двоих. Все стало ясно уже в машине на мосту, но реализовать надо красиво, а бытовые обстоятельства делали это всегда немного курьезным. Уверена, что то же самое было бы в его доме – даже если он огромный. Все равно бы возникли вопросы про душ, халат и чай.
Кстати, про чай.
– Ты располагайся, я пойду чай заварю.
Я оставила его наедине с кранами и унитазом, а сама сделала два шага на кухню, спроектированную для ленивых. Сидя за столом, можно одной рукой открывать холодильник, другой – переворачивать котлеты на плите, метраж позволяет. Если жить здесь долго, нарастишь килограммы живого веса – кстати, большинство моих соседок, живших здесь с начала панельного домостроения, были толстыми.
Ха, а я? Я тоже нервничала. В одежде я, может быть, выгляжу неплохо, даже стройной, но если все это снять… Бока, живот, бедра – ничего из этого не годилось для страниц журнала. Глянец любит худых. Мужчины тоже. А он наверняка избалован моделями. Идеальными девушками без изъяна. Без целлюлита и комплексов.
Я сексуальная богиня – как там говорила Бриджит Джонс? Если что, выключу свет и буду втягивать живот.
Он вошел вовремя – когда я уже доставала чашки. Сел на табуретку напротив меня.
– У тебя уютно, – сказал он, оглядевшись.
– Ну, насколько можно обустроить временное жилье.
– Все равно хорошо. Здесь есть ты.
Пауза.
– Какая твоя чашка? – спросил он.
Они были парные. Одна с кошкой, другая с собакой. Таксу я любила больше.
– Все равно. Выбирай любую.
– Тогда моя – такса.
Он безошибочно выбрал мою любимую. Я была уверена, что так и будет.
Мы пили чай – чем дольше, тем больше начала возникать неловкость. Все-таки граница была на замке. Пока еще.
Он встал первым.
– Ну, показывай все свои владения!
Оставалась только комната. В ней смотреть нечего. Диван, который раскладывается почти до окна, телевизор и зеркало. Моя комната, по сути, была одной кроватью. Обычно я ее не убирала, только накидывала покрывало. Сейчас он войдет туда, и будет нечего больше делать, как…
Я занервничала.
– Там ничего особенного.
– Правда? – он притянул меня к себе. – Давай проверим вместе. У меня есть кое-какие идеи по дизайну интерьера.
Он не стал целовать меня, только выдохнул мне в волосы. Тепло.
Мы втиснулись в коридор вдвоем, каким-то странным образом уместившись в нем, завернули за угол и уперлись в диван – он лежал у наших ног.
– Мне нравится дизайн.
Я не успела ответить. Мы вдохнули одновременно и выдохнуть уже не могли. Граница стерлась, растворилась в темном воздухе комнаты.
Он искал и находил то, что искал. И после этого все, что было отдельными деталями, частями тел, сливалось в одно целое, прилипало друг к другу, пустоты заполнялись недостающими фрагментами, детали вставали на место, как в детском конструкторе – плотно, как будто всегда там и были.
Я осмелела и тоже начала осторожные поиски, на ощупь продвигаясь по его территории. Находила, соединяла и, найдя это соединение, не понимала, как я могла существовать вне его.
– Пойдешь в душ?
Это сказала я? Да, я.
Он оторвался от меня – я осиротела в секунду.
– Давай. Пойдем.
Как, вместе? Я достала полотенце.
– Халат в ванной, зеленый возьми.
– Как скажешь.
Он ушел, а я осталась стоять в пустой комнате. Надо что-то сделать. Раздеться? Нет, подожду. В ванне светло и висит огромное зеркало – во всю стену. Идея моего предшественника – чтобы расширить пространство. Зеркало заливает водой, зато удобно разглядывать себя в полный рост и намыливать спину. И все недостатки моей фигуры – в полный рост. Не пойду.
Вдруг я ясно ощутила идиотизм ситуации – сидеть вот так, размышлять и пятиться назад. Я открыла дверь и вошла. Юбка, блузка, колготки – все полетело на пол. Одного движения мне хватило, чтобы найти его там, за занавеской.
Сверху лилась вода, забрызгивала зеркало, в котором отражались блики, руки, капли, глаза. Я не думала о том, как выгляжу, ни про какой лишний вес. Я забыла, что у меня вообще есть вес – я парила. В горячем плотном жаре ванной мысли превращались в испарину, оседавшую на поверхности стекла. Нас они больше не касались.
Водопад прекратился. Он выключил кран. Завернул меня в полотенце – так заворачивают маленьких детей. Я зажмурилась. Пошарила рукой по стене, нашла на ощупь халат – плюшевый зеленый, который протянула ему. И потом только открыла глаза. Он не стал его надевать – накинул на плечи. Мы так и пошли в комнату, оставляя мокрые следы на полу – он обнимал меня и толкал вперед, а я немного упиралась, но шла.
