Олег Рой - Муж, жена, любовница
В результате этого визита из дома вынесли все наличные деньги: пенсии, которые Мария Михайловна пересчитывала по требованию визитеров, оставленные Юлией средства на жизнь, лежавшие в ящике письменного стола, небольшую сумму в валюте из комода в Ксюшиной комнате. Украли красивые фарфоровые безделушки из прихожей, очаровательные дорогие мелочи из ванной комнаты, куда тетки ходили мыть руки… Но самой крупной пропажей бабушки считали новый фирменный утюг, стоявший на полке в роскошной ванной на втором этаже. Как воровки умудрились там-то побывать, Мария Михайловна не могла себе даже представить.
Пропажи обнаружили только на следующее утро, когда Полина собралась идти за молоком, а до этого Мария Михайловна восхищалась, как все-таки хорошо в ее Центральном административном округе поставлено пенсионное обеспечение и какие замечательные люди там работают — вот приехали, не пожалели времени и бензина… Рассказав все это, Мария Михайловна опять заплакала и схватилась за сердце. Ей было уже за семьдесят, и она никогда не отличалась крепким здоровьем.
— Ну вот что, дорогие мои, — выслушав всю эту душераздирающую историю, сказала Юлия. — Вы остались живы. Это уже хорошо. Живите дальше, радуйтесь, забудьте обо всем плохом. Подлых людей много развелось, и горевать из-за них — просто непозволительная роскошь.
— Да, вот именно, кругом подлость! — подхватила мать. — И все из-за ваших новых порядков. При коммунистах такого бы не было.
— При коммунистах, мама, ты бы сейчас не сидела в отдельной вилле с камином и видом на лес, а радовалась бы своей квартире-развалюхе да мизерной пенсии, вот и все. А вообще-то во всем этом есть и доля вашей вины. Ну как ты могла пустить их в дом? Ты же разумный человек!
— Да они такие приличные, Юлечка, на машине, и все про меня знают. У меня даже мысли не возникло, что это жулики. Ты можешь не говорить Алексею об этом случае?
— Конечно, мам. Да ему и не до этого. У него своих случаев полно. Послушайте, а их никто не мог подослать, чтобы напугать вас, например? Они не угрожали вам?
— Вот! — с полуоборота завелась опять старуха. — Я так и думала. С тех пор как вы с Алексеем — новые русские, я просто не знаю покоя. Я вообще боюсь, что нас с Полиной могут взять в заложники, потребовать выкуп, а вы не сможете заплатить! Или не захотите!
— Господи, мама, какие глупости ты говоришь! Ты виновата сама, пустила в дом воров, жуликов, сама им открыла дверь. Ты хоть это понимаешь?
— Я могу возместить вам ущерб. Если ты потрудишься продать мою китайскую вазу, то получишь деньги на десять таких утюгов, — с надменным достоинством произнесла Мария Михайловна.
Юлия вздохнула. Нет, мать решительно ничего не хотела понимать в сегодняшней жизни. Ее старую «бесценную» якобы китайскую вазу не возьмет ни один комиссионный — если таковые вообще в Москве остались. Однако спорить и объяснять ей было бесполезно, поэтому Юлия просто перевела разговор на другую тему.
Мать успокоилась и заметно повеселела, только когда Юлия вынула из кошелька и оставила им с теткой всю свою наличность взамен украденной. Она даже не спросила дочь про поездку, про внуков, про самочувствие… Старческий эгоизм — жуткое дело. Она же была когда-то умным, интеллигентным и интересным человеком; отец, в конце концов, любил ее и уважал именно за широту ума и души. Неужели к старости интерес к миру сужается до интереса к наличным деньгам? Если это так, то, пожалуй, Юлия теперь нужна ей не как дочь, а только как источник финансирования… В результате вся поездка стала для нее лишним поводом для огорчения, а их сейчас в семье, видит Бог, и без того предостаточно.
Раньше Юлия огорчалась, когда мать «пилила» ее за то, что она не защитила диссертацию, не сделала научной карьеры, а сидит дома с детьми.
— Ну зачем тебе моя кандидатская или докторская? — спрашивала ее Юлия.
— Для престижа, — был неизменный ответ.
— Да нет уже, нет никакого престижа. Моя специальность — экономика социалистического хозяйства. Несуществующая наука в несуществующей стране… Мама, опомнись! О чем ты говоришь?
— Ты считаешь, что твоя мать ничего не понимает? А я знаю одно: ты не оправдала наших надежд. Мы в тебя столько вложили сил и стараний, ты была способная и образованная девочка. И вот — наплевала на наши мечты. Отец был бы тобой недоволен.
— Мама, отец никогда не стал бы предъявлять мне такие глупые претензии.
— Ты слишком много занимаешься материальной стороной жизни и совсем не думаешь о духовной! — Мария Михайловна могла изрекать подобные истины часами. И Юлия подозревала уже давно, что мать не только не знает ее как человека, как дочь, не вникает в ее жизнь, но и не ждет от нее ничего иного, кроме постоянного пополнения кошелька.
Разобравшись с этой криминальной историей, Юлия пошла наверх, в свою спальню. Она решила проверить все прочие комнаты. Многие из них, к счастью, были предусмотрительно закрыты на ключ, а в холлах на видном месте стояли только большие напольные вазы да висели новые дорогие шторы. Воры при всем желании не смогли бы это незаметно унести… Перед отъездом она упаковала свою коллекцию хрустальных статуэток от Сваровски, которая стояла на новой стеклянной полке в гостиной, убрала с глаз все дорогие ее сердцу мелочи — автоматически, сама не зная зачем. Может, инстинкт самосохранения сработал? Но как бы то ни было, поступила она правильно. Обезопаситься на будущее не помешает.
По дороге домой, сидя за рулем, она печально размышляла о том, что ждет ее впереди. Как же вышло, что она оказалась среди родных совершенно одиноким человеком? Все куда-то тянутся, разбегаются. Пашка — в ночной клуб, Ксюша — в шоу-бизнес, Лешка — к молодой любовнице. Даже мама погружена в свои старческие заботы и радости, нимало не интересуясь ее, Юлиной, жизнью. А Юлия так и осталась на старом месте, при своих устарелых пристрастиях — дом, дети, книги, кухня, устройство быта, семейный комфорт… Даже недавнее первое любовное приключение "на стороне" ее совсем не захватило. Вкусив запретный плод, она поняла, что все эти недозволенные радости — не для нее, они не вдохновляют ее и не трогают душу, не приносят ни восторга, о котором, захлебываясь, рассказывали иные приятельницы, ни тепла, ни счастья. Теперь она уже не обольщалась, что сможет найти выход из семейной драмы в потаенной от детей и мужа личной жизни. Но тогда значит — одиночество, вакуум, печаль… Долго ли она это выдержит?…
Картина семейного развала, с которой Юлия столкнулась в первую неделю после своего возвращения с островов, продолжала углубляться. К весне ей стало казаться, что даже дети — не говоря уж о муже, отношения с которым так и не наладились, — окончательно отбились от рук и отдаляются от нее. И если Павел хоть как-то, казалось Юлии, понимал страдания матери и не упоминал новую подружку Светлану при каждом случае, то Ксения не собиралась ни с кем считаться. Юлии уже казалось, что дочь ее просто дразнит.
С утра до вечера Юлия слышала от нее: "Светлана сказала…", "Светлана считает…", "Светлана смотрела этот фильм, и на него стоит пойти…", "Светлана была в этом клубе, и я туда пойду…", "Светлана то-то купила, и мне нужно то же и оттуда же". И это испытание казалось для Юлии куда более серьезным и мучительным, чем тривиальный адюльтер ее мужа.
А с Пашкой дело обстояло совсем серьезно. Мать заметила, что он краснеет, когда заговаривают о Светлане. Эта девица, бывшая ненамного старше Павла, но более искушенная и опытная в делах обольщения мужчин, чем их обычные сверстницы, откровенно заманивала его, пацана, в свои сети. Пашке, который, кроме одноклассниц и университетских девчонок, других девушек практически не видел, эта стерва казалась идеалом молодой, современной, модной, все знающей и умеющей, безумно привлекательной женщины. И он был влюблен, влюблен без памяти, как только можно быть влюбленным в двадцать лет. Он стал из ночи в ночь шататься со Светланой по ночным клубам; возвращаясь под утро, заваливался спать, просыпался вечером — и опять шел в клуб. Ни о каком посещении лекций в университете речи уже не шло. Он просто прекратил ходить на занятия — и все это безо всяких объяснений.
Юлия пыталась говорить с Алексеем. Ведь это отец снабжал сына деньгами на ночные развлечения, отец поддерживал его дружбу со Светланой. Алексей посмеялся над опасениями жены, заявил, что светская жизнь — это связи, нужные знакомства и что он скоро возьмет сына в бизнес, даст ему образование на практике. Именно сегодняшняя клубная молодежь, по мнению Земцова-старшего, будет управлять всем в городе и стране через двадцать лет. И из жизни ночных заведений мужчина извлечет куда более полезные знания, чем из устаревших университетских курсов, составленных по программам еще советской эпохи. Да и диплом можно нарисовать любой, и нечего мальчику терять время, протирать штаны в университете. Пора узнать настоящую жизнь.
