Виктор Пронин - Кандибобер(Смерть Анфертьева)
— А квитанцию вы мне так и не дали!
Аэропорт.
Сколько, бы вы ни летали, он всегда вносит в душу тревогу, и нельзя привыкнуть, нельзя до конца смириться с этими ненормальными перемещениями по планете. Вы входите в гулкое здание, по которому громадными невидимыми колесами перекатываются объявления о посадках, приземлениях, задержках, вылетах, входите, отдаваясь во власть могущественной и наверняка нечистой силы. Но будничность происходящего скрашивает таинство, и вы проходите через все щупы, через гудящие рамы, через просвечивающие насквозь рентгеновские установки так спокойно, словно никогда ничем иным и не занимались.
— Девушка, ваш паспорт! Вы летите без вещей? Ах, одна сумка...
— Пассажиров, вылетающих рейсом Москва — Запорожье, просим пройти на посадку...
Вместе с молчаливой толпой, пронизанной предчувствиями, предрассудками, суевериями, Света выходит на поле и видит стаю крылатых существ. От их рева вздрагивают бетонные плиты, и горячий воздух обдает лицо. Существа уносятся в облака, за кромку горизонта, возвращаются, тяжело оседая и дробя воздух.
Самолеты чем-то озабочены, недовольны, и кажется даже странным, что они соглашаются лететь. Подавленные их мощью, мы вверяем им свои страхи и надежды, свои жизни, и дай Бог, чтобы они все это вернули обратно.
Самолет набирает высоту. Просим пристегнуть ваши ремни. Полет проходит на высоте десять тысяч метров. За бортом пятьдесят градусов мороза, фиолетовое небо, облака, опасливо прижимающиеся к земле. За бортом вздрагивающие крылья, быстро темнеющий воздух, сполохи красного прожектора на моторах и одинокие, почти невидимые, почти несуществующие огни далеко внизу.
Самолет приближается к городу Запорожье. Это большой промышленный и культурный центр, это театры, заводы и комбинаты, это город металлургов и ученых, студентов и строителей, влюбленных фотографов и красивых кассиров.
Просим оставаться на своих местах до полной остановки. Вещи вы получите в багажном отделении. В город вас доставят автобусы и такси. В зале ожидания к вашим услугам Вадим Кузьмич Анфертьев. Вы его узнаете по синему галстуку и взбудораженным глазам.
— Ну, здравствуй, Анфертьев! — Света протянула руку. — Ты сфотографировал краны? У тебя прекрасный галстук. Где достал? А в нашем городе дождь. Он идет и днем и ночью. Мы летели на высоте десять тысяч метров. Сколько это будет в сантиметрах? Пятьдесят градусов мороза за бортом. Это больше, чем было зимой в Москве. Ты похож на международного авантюриста. В твоем облике значительность и грусть человека, который все знает наперед. Скажи, ты действительно все знаешь наперед?
Анфертьев молча улыбался, наслаждаясь ее голосом, смотрел, как шевелятся ее губы, как блестят ее глаза, и не понимал ни слова из всего, что она говорила.
Впрочем, главное он все-таки понимал: Света была рада видеть его.
— Ну, здравствуй, Лунина! — Он привлек ее к себе, прижался щекой к щеке и прошептал на ухо:
— Пш-пш-пш.
— Ты что-то сказал? — Она отстранилась.
— Да. Я сказал заветные слова. Их невозможно повторить. Неужели не расслышала?
— Я не уверена, что правильно поняла.
— Ты правильно поняла.
— Мне кажется, они слишком ко многому тебя обязывают.
— Да, именно это я и сказал. Тебе на пользу перелеты. Ты вырвалась из-под власти Сейфа. Он угнетает тебя и заставляет работать на него. Это ужасно. Так нельзя. У тебя высотный румянец и аэрофлотский блеск в глазах. Ты производишь впечатление... — Анфертьев раскрыл перед Светой дверь, и они вышли на площадь.
Был уже вечер, красноватый прохладный воздух заполнял все пространство до самого горизонта. На свежем весеннем ветру раскачивались верхушки молодых тополей, покрытых первой зеленью. Желтоватый табун такси светился красными стояночными огнями.
— Так какое же впечатление я произвожу на запорожцев? — спросила Света, когда они уже сели в машину и поехали в сторону заводских труб, дымов, в сторону повисшего над городом темного облака, изредка озаряемого сполохами жидкого металла.
— Ты похожа на человека, который знается с международными авантюристами. Ты вступаешь с ними в преступный сговор, вы встречаетесь в условленном месте в назначенный час, обмениваетесь разными словами, которые меняют судьбы людей и отражаются на международных отношениях. Твоя жизнь — перелеты, аэропорты, свидания в гостиницах, ужины в ресторанах, маленькие пистолеты, большие пачки денег, пуленепробиваемые стекла, бриллианты, наркотики, цианистый калий в перстне, ты служишь великому и могущественному Сейфу, а он платит тебе черной неблагодарностью. Брось его и переходи к нам.
— У него длинные руки и жестокий нрав, тебе не совладать с ним, Анфертьев.
Он расправится с тобой.
— Думаешь, дотянется?
— На него работает много людей. Оглянись — это все его служители, нам не спрятаться от них.
«При обыске у Луниной нашли авиабилет в Запорожье. По времени он совпадает с вашей командировкой. Как это понимать?» — Следователь приготовился записывать.
— Где твой билет? — спросил Анфертьев.
— В сумочке. А что?
— Дай мне его.
— Зачем? Заметаешь следы? Не надо, Вадим. Мне некого опасаться. Я оставлю его себе на память.
— Смотри, — обронил он.
— У меня так мало вещей, оставленных на память. Программка какого-то спектакля, бубновый король — я нашла его на улице, и теперь вот будет билет.
Шофер поначалу настороженно прислушивался к их разговору, но потом, отказавшись от попыток что-либо понять, все внимание обратил на дорогу. И они пронеслись сквозь город, сквозь его огни, дома, толпы, сквозь его прошлое и будущее, пронеслись, оставляя за собой след из опасности и недолговечности, след из несбыточных надежд и грядущих разочарований. Что-то сгорало в них в эти минуты, перегорало, и прохожих, которым пришлось вдохнуть след, оставляемый их такси, охватывало беспокойство, они бросались звонить своим близким, друзьям, любимым, затерявшимся в сутолоке дней и забот. Анфертьев и Света проносились, оставляя за собой очереди у телефонов-автоматов.
Они вышли у гостиницы, где Анфертьеву невероятными усилиями удалось выбить номер для Светы. И ее прописали на два дня, хотя люди, знакомые с гостиничными порядками, не поверят в это. Света вошла в первый в своей жизни гостиничный номер, и взгляд ее тут же остановился на кровати. И о чем бы они ни говорили в этот вечер, как бы причудливо ни петляли их шутки, темы, розыгрыши, оба неизменно возвращались в мыслях к этой рассохшейся кровати с деревянными спинками.
— Я никогда не останавливалась в гостинице, — сказала Света.
— Вот и остановилась. Как тебе здесь?
— Прекрасно. А где твоя комната?
— Рядом. Мы можем по ночам перестукиваться.
— И ходить друг к другу в гости?
— Думаю, мы просто обязаны это делать, — с преувеличенной уверенностью сказал Анфертьев. Мысли о Сейфе и мысли о Свете переплетались в его сознании, снова разделялись, шли рядом, одновременно. Мир вокруг расцветал возможностями и соблазнами, в лицо дул свежий ветер, насыщенный запахами трав, и морские волны разбивались о прибрежные скалы, и пылающие кометы проносились по ночному небу, и вулканы грохотали, сотрясая материки. А главное — его отношения со Светой наполнились надеждами, тайнами и срамными мечтами, как это бывает, когда человек влюбляется. И здесь, в номере запорожской гостиницы, когда они стояли еще в плащах и обменивались двусмысленностями, Света прочла его мысли, ничего хитрого в этом не было, прочла легко, будто все они были написаны шариковой ручкой на его лбу. И ужаснулась, и восхитилась тем, что в этот миг открылось перед ней.
— Вадим, — сказала она ошарашенно, — иногда мне кажется, что я совершенно тебя не знаю. Будто передо мной стоишь не ты, а незнакомый человек, которого я никогда не видела. Да и человек ли...
— Это бывает, — согласился Анфертьев. — Скажу тебе больше. Иногда я сам сомневаюсь в том, что я именно тот, за кого себя выдаю. Ну, вот как если бы вселилось в меня другое существо, чужое мне, чуждое. Вселилось и пользуется моим телом, что-то делает от моего имени, проворачивает свои делишки, а я где-то в другом месте... То ли жду, пока освободится мое тело, то ли я сам живу в ком-то... Временно снимая помещение... Вроде этой гостиницы...
— Тебе надо встряхнуться.
— Знаешь, наверно, нет человека, которому не требовалось бы встряхнуться, сменить на время одежды, привычки, убеждения...
— Убеждения? — Света вскинула брови.
— Ну, хорошо, не сменить, нет. Но хотя бы забыть на время о них. А потом снова вернуться к прежним своим убеждениям, чтобы еще раз убедиться в их истинности.
— Не уверена, — Света покачала головой и повторила:
— Не уверена, Вадим.
— Ладно, не будем об этом. Раздевайся. — Анфертьев сделал паузу, понимая рискованность своего предложения. — И пойдем поужинаем.
