Владимир Гурвич - Гарем
Что-нибудь еще желаете? — поинтересовался Чепакович.
— Нет, спасибо, все было невероятно вкусно.
— Видите, я вас не обманываю.
— На счет еды, да.
— Хорошо, тогда продолжим. — Чепакович кивнул официанту, но тот вместо того, чтобы подойти к ним, скрылся за кулисами ресторана. Через пару минут оттуда показался одетый как повар мужчина и направился к ним.
— Знакомьтесь, Андрей Демченко, шеф-повар местного ресторана, — представил его Чепакович. — Это его мы должны быть благодарны за такую вкусную еду.
— Вы замечательно готовите! — искренне поблагодарил Смуров.
— Спасибо, всегда приятно, когда доставляешь людям удовольствие, — ответил повар.
— А теперь, пожалуйста, поведай нашему гостю то, что ты недавно рассказал мне, — попросил Чепакович.
Демченко сел напротив Смурова.
— История вышла такая, — не слишком охотно проговорил повар. — Когда тут ужинали Станислав Чеславович с этим Трефиловым, ко мне на кухню вдруг зашел какой-то мужчина.
— Что за мужчина?
— Не знаю, видел первый раз.
— Хорошо, что было дальше?
— Этот мужчина попросил подсыпать в еду к Станиславу Чеславовичу какой-то порошок.
— А если бы это был яд?
— Именно этот вопрос я и задал ему.
— И что он ответил?
— Он взял стакан, отсыпал из пакетика порошок, развел его в воде и выпил. Затем достал из кармана толстый конверт протянул мне.
— Что было в этом пакете?
— Как что? — удивился Демченко, — деньги. Пять тысяч долларов.
— И вы подсыпали?
— Подсыпал, — поник головой Демченко.
— Что было дальше?
— Ничего не было дальше, — удивленно произнес повар. — Вернее, было, но уже со Станиславом Чеславовичем.
— А как вы узнали об этой истории, — спросил Смуров у Чепаковича.
— Демченко пришел ко мне и все рассказал.
— Да, это так, — подтвердил повар.
Несколько секунд Смуров раздумывал над ситуацией.
— Но почему вы признались? — спросил он.
— Потому что Станислав Чеславович замечательный человек. Никто мне не хотел помогать, а он помог.
— А что случилось?
— Мой младший сын заболел, ему понадобилась сложная операция. У нас в больнице такую не делает, только в областном центре и за деньги.
— Так у вас же были пять тысяч долларов.
— А я их сразу внес за квартиру. Я в частном доме живу без удобств. А у меня трое детей.
— И сколько вам дал Станислав Чеславович?
Демченко посмотрел на Чепаковича.
— Говори, — разрешил тот.
— Двести тысяч.
— И вы решили отблагодарить, рассказав эту историю?
— Совесть заела.
— Да, она на такое вполне способна.
— Что же было дальше?
— Что было дальше, расскажу я, — произнес Чепакович. — На нашу удачу у Андрея сохранилось совсем немного этого вещества. Куда мы только не обращались, никто не мог определить, что это такое. И только в одной лаборатории нам сказали, что этот порошок — разработка одной секретной лаборатории для специальных нужд. Вещество называется меронин, что-то вроде синтетического наркотика. Оно лишает человека на время воли, делает его податливым чужим внушениям. Вот и я подмахнул документы. Теперь вы понимаете, как все произошло?
Смуров внимательно посмотрел на Чепаковича, но ничего не ответил.
32
После обеда и разговора с Демченко, Смуров попросил отвезти его в гостиницу. Настроение у него было самым плохим. Его и до этой встречи одолевали предчувствия, что это дело хорошо для него не кончится, а теперь они обрели форму уверенности. Как он должен поступить в этом случае? Отказаться от его введения? Даже с учетом новых обстоятельств нельзя сказать, что оно безнадежно проиграно, представленные доказательства не бесспорны. Нет прямой связи между таинственным мужчиной, вручившим повару это средство и пять тысяч долларов, и совершенной затем сделкой. Вот если доказать, что этот человек сотрудник Трефилова, то тогда шансы на удачный исход будут равны почти нулю. Хотя. ему, Смурова, удавалось побеждать и в более безнадежных ситуациях. Юриспруденция — это в немалой степени искусство казуистики, и если юрист профессионально хорошо подготовлен, то всегда может найти способ, как доказать, что белое — это черное, или окрашено в другой цвет. Бывало, что и он пользовался такими приемами, но всякий раз это оставляло внутри него неприятный осадок. Его беда в том, что он чересчур честный и щепетильный, любая сделка с совестью дается ему с большим трудом. И потом еще долго саднит душа. Поэтому он всегда старался по возможности избегать таких ситуаций, даже если они приносили приличный доход. Может, поэтому он и не взобрался так высоко по карьерной лестнице, как когда-то предсказывали ему некоторые, не стал, к примеру, членом Верховного или Конституционного суда, а всего лишь партнером средней по размерам адвокатской конторы. А когда-то его амбиции простирались именно в эти высокие сферы. Но пришлось довольствоваться меньшими.
Смуров лежал на кровати, мысли текли и текли, как река, не зная остановки, но радости они не приносили. Он сам во всем виноват, что вляпался в такую ситуацию, не завел бы роман с адвокатом противоположной стороны ничего бы сейчас и не было. Сидел бы спокойно в своей конторе и с чистой совестью готовился к продолжению процесса.
В дверь постучали. Смуров встрепенулся и пошел открывать. Гостьей оказалась Шипова. Он обрадовался ее приходу, по крайней мере, он теперь не будет один на один со своими мыслями.
Обычно они садились рядом другом с другом, но сейчас Катя предпочла занять кресло, расположенное на некотором удалении от дивана, на котором расположился он.
— Что вы думаете, Дмитрий Борисович, о том, что рассказал Демченко? — поинтересовалась она.
— Скорей всего это правда, — не очень охотно произнес он.
— Я была с самого начала уверенна, что Станислав Чеславович не мог уступить добровольно эти акции, он так много вложил в этот комбинат. Только благодаря нему он существует.
— Вижу, ты его очень любишь, — заметил Смуров.
— Он замечательный, делает много добрых дел. Он был бы значительно богаче, если бы не тратил столько денег на всякие благотворительные проекты.
— Это радует, что у нас еще есть такие люди. Жаль только, что я не его адвокат.
Шипова взглянула на Смурова, но ничего не ответила.
— А чего мы так далеко друг от друга сидим? — спросил Смуров.
Катя опустила голову.
— Так лучше, — тихо произнесла она.
— Для кого лучше?
— Для нас.
— Для нас было бы лучше заниматься любовью.
— Нет, — покачала она головой.
— Что нет? — удивился Смуров.
— Пока мы находимся тут, мы не будем заниматься любовью.
— Но почему? Закроем на ключ дверь, повесим табличку «не беспокоить». К нам никто не войдет.
— Все равно, не будем.
— Я хочу. — Смуров, в самом деле, почувствовал прилив желания.
— Только когда вернемся в Москву.
Смуровым овладело раздражение. Поставила его в такое щекотливое положение, да еще отказывает в сексе. У него вдруг возникло намерение наброситься на нее и овладеть силой. Никогда ничего подобное с ним и близко не случалось. Это под влиянием сложной ситуации он теряет самообладание. Нужно срочно его вернуть.
— На нет и суда нет, — сказал он. — Тогда чем займемся? Свободного времени море.
— Я хочу вас пригласить в гости к себе. Вернее, это мама вас приглашает.
— Мама? — удивился Смуров.
— Я сказала ей, что прилетела вместе с известным московским адвокатом, который помогает мне в работе. И ей захотелось с вами познакомиться.
Смуров раздумывал буквально несколько секунд.
— Ну, если твоя мама хочет со мной познакомиться, давай знакомиться.
Они приехали в район, застроенный стандартными неказистыми пятиэтажками. Квартира Шипова оказалась такой маленькой, что им втроем находиться в ней было тесно. И как они тут жили все вместе, подумал Смуров.
Но несмотря на тесноту, они провели приятный вечер. Мать Кати приготовила вкусный ужин. Внешне она была приятной женщиной, с дочерью ее объединяла та же самая неуверенность. Судя по всему, она передалась ей по наследству.
Зато чем отличало мать от дочери, так это неуемное любопытство. Она забросала Смурова вопросами буквально на все темы: о Москве, об его семье и работе, о том, как проводит свободное время и много еще о чем. Но он прекрасно сознавал, что женщину по-настоящему интересовал только один вопрос — об их отношениях с Катей. Смуров отлично понимал, что Катя не хотела, чтобы ее мать узнала правду, а потому держался стойко, и за весь разговор не проронил ни одного не осторожного слова.
Катя пошла его провожать на улицу.
— Спасибо, Дмитрий Борисович, что вы не сказали ничего лишнего.
