Олег Андреев - Казино
– Живут же люди! – рассуждал Стояк. – Вот куда наши денежки подевались, Саня, которые мы своим горбом всю жизнь добывали в поте лица.
– Ну да! Ты особенно потел, – попытался начать извечный их пьяный спор Никитич.
– А что? Пока ты свои пробки вкручивал, я стоял на посту, под пули шел.
– Ага, в райкоме ты под пули лез у дверей в столовую, чтоб туда народные массы не прошли и аппетит не испортили «слугам народа».
– Так меня туда за заслуги перевели. Десять лет участковым проходить не шутка.
– Мы, считай, вместе с тобой проходили их по магазинам перед закрытием.
– Да, были мы тогда людьми. А сейчас кто? – всхлипнул экс-участковый. – Довели Россию демократы и такие вот воры! – кивнул он на труп.
– Ой, не надо мне тех денег, чтоб вот так кончать свою жизнь! – махнул рукой Маринин. – Живу себе тихонько, зарплаты мало, так мне везде на карман суют.
– И чем он себе на жизнь зарабатывал? Машина-то у него была – во двор еле въезжала! А девки из нее какие вылазили! Так ведь не по одной, а штуки по три сразу. Как он с ними, такой дохлик, управлялся?
– А то ты не видел по кабелю, как такие старые с ними управляются. Он их между собой заставляет играться, а сам смотрит и получает удовольствие. Тьфу! Нет, мы уж лучше по старинке. Я, вот не поверишь, и сейчас еще после бани к Зинке подкатываюсь.
– Ври больше. У меня так и не маячит больше. Все эта ханка проклятая.
– Да… Полночь уже – моя извелась, поди. Может, потащим?
– Давай перенесем его к дверям, а ты возьми швабру мокрую да затри все свои следы на ковре и в прихожей. Ботинки эти придется выкинуть, а лучше – сжечь.
– Да ты что, мне их полгода как выдали!
– Не обеднеешь – свобода дороже! И протри все, чего касался тут, чтоб пальцев не оставить. Музыку не выключай – пусть будет как было, – распорядился Стояк.
Трезвея от страха перед предстоящей операцией, Никитич, как умел, выполнил все распоряжения «специалиста».
– Теперь я пойду гляну через окно во двор, и потащим, если все в порядке. Гаси пока свет, – велел Стояк и тихонько вышел на лестницу.
Во дворе было пусто, почти во всех окнах темно. Главная опасность этого времени – собачники – тоже отгуляли свое. Чернел глазок и в соседней двери.
– Пошли, я уже вызвал лифт, – сказал Стояк, заходя в темную прихожую. – Закинь его руку на плечо, а я – другую. Поведем его как пьяного. Вот черт, кровь из башки засочилась! Ладно, дай шапку – я надвину ему поглубже.
Никитич окончательно отрезвел от ужаса, когда между его головой и страшным лицом с выпученными глазами оказался лишь желтый воротник кожаной куртки Телегина.
«Разденут его, поди, кто найдет, – вдруг буднично подумал он. – Хотя кожанок этих сейчас полно на всех».
Они «довели» тело Игоря Андреевича до ряда гаражей у насыпи окружной железки и положили его в «разутый» кузов старой «Волги».
Впереди их еще ждали бои с женами.
Глава 9
Шампанское, виски, водка, вошедшая нынче в моду текила, джин, ром, ликеры всех известных расцветок, сухое не менее десяти наименований и безалкогольное без счета. И депутаты, депутаты… Как акулы с прилипалами своих помощников. Тоже без счета эдакая особая разновидность халявщиков, без которых не обходится ни одно мероприятие такого уровня. Женщины, обслуживающие бар, устали наполнять бокалы.
Петру Ильичу пришлось присоединиться к толпе кровососущих. В горле пересохло.
– …И, представляешь, Петро, весь этот бартер накрывается медным тазом из-за такой ерунды, – Козырев не дослушал леденящий кровь рассказ знакомого торговца сахаром, похлопал собеседника по плечу и поспешно отошел в сторону. По телу разливалась приятная истома. «Врет как сивый мерин! Какая Куба, какие ракеты, наконец, какой бартер накануне третьего тысячелетия? – автоматически подумал Козырев. – Пора Крота трясти… Только как?»
С Ильей Михайловичем было не так-то просто. «Меня хрен потрясешь, я не груша» – обиходную фразу этого крупного столичного воротилы знал каждый, кто имел с ним дело. «Хитрый жучара. Знает ведь, что мне не о бабах надо поговорить, так нет, загнал меня в эту конюшню…»
Козырев шел сквозь громко говорящую толпу гостей. Запах пота смешивался с удушливым разнообразием дорогих одеколонов. С некоторых пор Петр Ильич ненавидел такие мероприятия. Здесь было много знакомых лиц, но он не мог припомнить ни одного имени. «Вот она – жизнь деловых людей. Мы все – инструменты большого механизма – используем друг друга… Куда сомнителен мне твой, Святая Русь, прогресс житейский! Была крестьянской ты избой – теперь ты сделалась лакейской!» Стихи пришли сами собой. Только вот кто это? «Вроде Тютчев… Или нет?.. Старею».
Он не успел закончить мысль. Оживление, царившее в глубине гигантского холла, привлекло его внимание. Такой оглушительный смех в этом паноптикуме себе вряд ли кто мог позволить. Петр Ильич вытянул шею и посмотрел поверх голов.
«Вот ты где… Как всегда, в кругу лизоблюдов». В толпе яркими фрагментами, словно это был не человек, а оживший коллаж, мелькал Кротов – рука, голова, напоминающая очищенный картофель, снова рука, похлопывающая кого-то по плечу, другая рука теперь уже с рюмкой водки и пухлым оттопыренным мизинцем, толстая ляжка, затянутая в добротную шерсть, веселое лицо, грустное лицо, недоуменное лицо и, наконец, лицо гневное…
«Клоун!» – Козырев протиснулся вперед, толпа неожиданно расступилась. Кто-то проворно перехватил из руки Кротова недопитый бокал, но неудачно – осколки со звоном разлетелись по мраморному полу.
– Это к счастью! – охнул-ахнул Илья Михайлович, и тут их взгляды встретились.
Козырев неестественно улыбнулся и отошел в сторону, уловив в глазах Кротова предложение переговорить. «И то слава богу», – облегченно вздохнул Петр Ильич. Все последнее время его не отпускала мысль о том, что отношения между ними подпортились. Он даже догадывался почему, но Кротов как будто сознательно избегал разговора. «Я от тебя все равно не отстану», – решил Козырев, потягивая свое виски, когда на его плечо вдруг легла чья-то рука.
– Думал, что не найду тебя, Петенька! Ха-а! Не выйдет!
Козырева передернуло от этого смеха. Он резко обернулся и обомлел.
Перед ним торчала белобрысая физиономия Панина. От неожиданности он даже обрадовался:
– Слушай, старик, ты меня напугал! Что ты делаешь на этом погосте?
– Петр, ни слова о Брахмапутре! – захихикал Панин. – Слушай, чертовски рад тебя видеть. Я уже спекся здесь со своими индусами. Ни одной знакомой морды. И вдруг ты!
– Какие индусы? Какая брахмапутра? Объяснитесь, Геннадий! – засмеялся Козырев.
– Я же в минуса выпал, Петька! Ты ж, наверно, и не знаешь ничего! Собака! Не водишься со старыми друзьями! – Панин деланно обиделся.
– Да не… Гена… – смутился Петр Ильич.
– Ну будет, будет… – Гена по-отцовски потрепал Козырева по плечу. – Я тут, понимаешь, у индусов подрабатываю. Переводчиком. Для их «пиджина» моего английского – в самый раз. Ну вот одного моего брахмана сюда и пригласили. Ну понятно, на бабки хотят поставить. А я отбрехивайся. «Слил» тут его какому-то банкиру. Тот хоть по-английски балакает не ахти как, но я зато выпить смог безнадзорно.
Козырев сразу смекнул, что и поднадзорно Панин опорожнил уже немало.
– Слушай, Гена, у тебя как со временем?
– Да пруд пруди этого времени. Если бы оно еще как-то оплачивалось. Завтра сажаю своих брахманов на поезд до Северной Венеции, и кукую, как кукушка на дубу… – Панина явно несло.
– В общем, держи мою визитку. И загляни ко мне в самое ближайшее время. О'кей? – Петр Ильич вел себя по-барски.
– Чего-о? Казино-о? – Панин глядел на Козырева, как пятилетний ребенок на Деда Мороза. – Так ведь я самый незаменимый для тебя человек! Ты сечешь?
– Геннадий, не зарывайся! Приходи, и побазарим, о'кей? – Козырев решил быть осторожным. – А сейчас у меня здесь момент истины намечается.
– Понял, не дурак!
Он действительно тотчас растворился в толпе, тем более что рядом мелькнула белая чалма. Козырев усмехнулся, подумав, что чалма была придумана мусульманами как хитро свернутый погребальный саван, «который всегда с тобой», дабы смерть не застала верного сына Аллаха врасплох. «Единственный остроумный человек на этом пиршестве мертвецов, да и тот индус!» – неожиданно заключил Петр Ильич. Его внимание привлекла молоденькая девушка – невысокая, коротко стриженная брюнетка, которая маялась, переминаясь с ноги на ногу и пытаясь подойти поближе к «отцу народов», стоявшему у колонны в окружении нескольких человек. Кротов в основном кивал головой в ответ молодым людям в стандартной униформе из черных стильных пиджаков и причесок каре, что свидетельствовало об их принадлежности к молодой криминальной элите. Брюнетка во всей этой ситуации была явно неуместной.
