Си Джей Уотсон - Прежде чем я засну (ЛП)
Я позвонила ему утром, почти сразу, как прочитала дневник и закончила писать о сне, который, возможно, был воспоминанием. Мне нужно было поговорить с кем-нибудь. Новость о том, что я мать, грозила превратить крошечную трещину в моей жизни в огромную дыру, разорвав меня на части, и он предложил перенести нашу следующую встречу на сегодня. Он попросил взять с собой дневник. Я не рассказывала ему, что произошло, намереваясь подождать пока мы не приедем в офис, но сейчас не знаю, смогу ли я.
Загорелся зелёный цвет. Он перестал барабанить пальцами, и мы резко дёрнулись вперёд.
- Почем Бен не рассказывает мне об Адаме? - услышала я сама себя. - Я не понимаю. Почему?
Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. Мы поехали дальше.
На полке перед нами сидела пластмассовая собака, комично кивая головой, а за ней я увидела светлые волосы малыша и подумала об Алфи.
Доктор Нэш закашлял.
- Расскажи мне, что случилось.
Значит, это правда. Часть меня надеялась, что он спросит, что я имела в виду, когда говорила об Адаме. Теперь я поняла, насколько бесполезной была надежда, насколько обманчивой. Я чувствовала, что Адам реален. Он существует внутри меня, в моём сознании. Никто не занимал там столько места, сколько он. Ни Бен, ни доктор Нэш. Ни даже я. Вдруг я ощутила злость. Он знал всё это время.
- А ты, ты дал мне мой роман. Так почему ты не рассказал мне про Адама?
- Кристина, - попросил он, - расскажи, что произошло.
Я смотрела в окно.
- Я кое-что вспомнила, - сказала я.
Он посмотрел на меня:
- Правда?
Я ничего не ответила.
- Кристина, я пытаюсь помочь.
Я ответила:
- Это произошло на днях, после того, как ты принёс мне мой роман.
Я посмотрела на фотографию, которую, и, неожиданно вспомнила день, когда она была сделана. Не знаю, почему. Воспоминание просто пришло ко мне. Я вспомнила, что была тогда беременная.
Он ничего не сказал.
- Ты же знал о нём? Об Адаме?
Он говорил медленно:
- Да. Знал. Это было в твоём деле. Ему было около двух лет, когда ты потеряла память.
Он сделал паузу:
- К тому же мы уже говорили о нём.
У меня внутри всё оборвалось. Меня начало трясти, несмотря на тепло в машине. Я знала, что возможно, даже вероятнее всего я вспоминала Адама и прежде, но понимание того, что я уже проходила через всё это и, значит, пройду снова, потрясло меня. Должно быть, он почувствовал моё удивление:
- Несколько недель назад. Ты говорила мне, что видела на улице ребёнка. Маленького мальчика. Сначала у тебя было сильное ощущение, что ты его знаешь, что он потерялся, но шёл домой, в твой дом, а ты была его матерью. Затем воспоминания вернулись к тебе. Ты рассказала Бену, а он в свою очередь рассказал тебе про Адама. Позже, в этот день ты рассказала мне.
Я не помнила ничего из этого. Мне даже пришлось напомнить себе, что он говорит не о каком-то незнакомце, а обо мне.
- Но ты не говорил мне о нём с тех пор?
Он вздохнул:
- Нет...
Неожиданно я вспомнила, что прочитала сегодня утром о фотографиях, которые мне показывали, когда я лежала в сканере.
- Там были его фотографии! Когда была в сканере! Фотографии...
- Да, - ответил он. - Из твоего дела.
- Но ты не упоминал о нём! Почему? Я не понимаю.
- Кристина, ты должна принять тот факт, что я не могу начинать каждую нашу встречу с рассказа обо всех вещах, которые знаю я, и не знаешь ты. К тому же, в данном случае я решил, что это не пойдёт тебе на пользу.
- Не пойдёт на пользу?
- Нет. Я знал, что тебя очень расстроит то, что у тебя был ребёнок, и ты забыла о нём.
Мы заехали на подземную парковку. Мягкий дневной свет исчез, сменившись резким флуоресцентным освещением, и запахло бензином и бетоном.
Интересно, что ещё он посчитал неэтичным рассказать мне, какие ещё бомбы замедленного действия я обнаружу в своей голове, запущенные и тикающие, готовые взорваться.
- У меня ещё есть...? - спросила я.
- Нет, - прервал он. - У тебя был только Адам. Он был единственным ребёнком.
В прошедшем времени. Значит, доктор Нэш знает, что он умер. Я не хотела спрашивать, но знала, что должна.
- Ты знаешь, что он был убит?
Он остановил машину и заглушил двигатель. Парковка была тусклой, освещённой лишь несколькими флуоресцентными лампами, и тихой. Я ничего не слышала, кроме хлопанья дверей и грохота лифта. На мгновение я подумала, что может быть, ещё есть шанс. Может быть, я неправа, и Адам жив. Меня осенила мысль. Адам был для меня таким реальным, когда я читала про него сегодня утром, а его смерть нет. Я попыталась представить или вспомнить, как должна была себя чувствовать, когда узнала, что он был убит, и не смогла. Всё это казалось неправильным. Горе, безусловно, должно было сокрушить меня. Каждый день наполнен непрекращающейся болью, тоской и знанием, что часть меня умерла, и я уже никогда не буду целой. Конечно же, моя любовь к сыну должна быть настолько сильной, чтобы помнить об этой потере. Если он действительно умер, значит, моё горе, разумеется, должно быть сильнее амнезии. Я поняла, что не верю мужу. Я не верю, что мой сын мёртв. На какое-то мгновение счастье замаячило на горизонте, но затем доктор Нэш заговорил.
- Да. Я знаю.
Возбуждение разорвалось внутри меня, как крошечный взрыв, обернувшись своей противоположностью. Хуже, чем разочарование. Более разрушительное, пронизанное болью.
- Как...? - всё, что я смогла сказать.
Он рассказал мне туже историю, что и Бен. Адам, армия, бомба на обочине. Я слушала, стараясь найти в себе силы, чтобы не заплакать. Когда он закончил, на мгновение воцарилась тишина, а потом он положил свою руку на мою.
- Кристина, - сказал он мягко. - Мне очень жаль.
Я не знала, что сказать. Я посмотрела на него. Он наклонился ко мне. Я посмотрела на его руку, покрытую мелкими царапинами. Я представила, как вечером дома он играет с котёнком, а может щенком, как живёт обычной жизнью.
- Мой муж не рассказывает мне об Адаме. Он хранит все его фотографии в металлической коробке под замком. Для моей же защиты.
Доктор Нэш ничего не ответил.
- Почему он так поступает?
Он посмотрел в окно. Я увидела надпись "сука" на стене напротив нас.
- Позволь задать тот же вопрос. Как ты думаешь, почему он так поступает?
Я погрузилась в мысли. Я перебрала все причины. Таким образом, он может контролировать меня. Иметь надо мной власть. Таким образом, он может лишить меня единственного, из-за чего я почувствую себя полноценной. Я поняла, что не верю, что всё это правда. Я пришла к очевидному выводу:
- Думаю, ему так легче. Не говорить мне, если я не помню.
- Но почему ему так легче?
- Потому что я расстроюсь? Должно быть, тяжело говорить мне каждый день не только то, что у меня был ребёнок, но и то, что он умер. Да ещё и таким ужасным образом.
- Какие-нибудь ещё причины?
Я помолчала, а потом поняла.
- Ему, наверное, тоже тяжело. Он ведь отец Адама и...
Я подумала о том, как он справляется со своим горем.
- Это очень трудно для тебя, Кристина. Но ты должна помнить, что и Бену тоже тяжело. Ещё тяжелее, в некоторой степени. Он очень тебя любит, я так думаю, и...
- ... а я даже не помню, что он существует.
- Верно, - ответил он.
Я вздохнула.
- Я, должно быть, любила его, когда-то. В конце концов, я же вышла за него замуж.
Он ничего не ответил.
Я подумала о том незнакомце, с которым проснулась сегодня утром, о фотографиях нашей совместной жизни, о том сне среди ночи, или воспоминании. Я думала об Адаме, Алфи, о том, что я сделала или помышляла сделать. Паника нарастала внутри меня. Я чувствовала себя в ловушке, из которой не было выхода. Мои мысли метались из одного угла в другой в поисках свободы и выхода. "Бен, - подумала я про себя. - Я могу держаться за Бена. Он сильный".
- Ну и ну, - сказала я. - Я чувствую себя совершенно разбитой.
Он повернулся ко мне.
- Я хотел бы помочь тебе чем-нибудь.
Выглядел так, как будто действительно хотел этого, как будто он сделал бы всё, что в его силах, чтобы помочь мне. Нежность была в его глазах и в том, как его рука лежала на моей, и там, в тусклом полумраке подземной парковки, мне стало интересно, что будет, если я положу свою руку на его или перемещу голову слегка вперёд, пристально глядя в его глаза, чуть-чуть приоткрыв рот. Наклонился бы он тогда ко мне? Попытался бы поцеловать? А я бы позволила? Или он бы подумал, что я нелепая? Глупая? Может быть, я и проснулась сегодня утром, думая, что мне двадцать, но мне уже далеко не двадцать. Мне почти пятьдесят. Я бы почти могла бы его матерью. А вместо этого я смотрю на него. Он в свою очередь сидит абсолютно неподвижно, глядя на меня. Он кажется сильным. Достаточно сильным, чтобы помочь мне. Чтобы разобраться со всем.
Я открыла рот, чтобы что-то сказать, даже не думая, что я собираюсь сказать, но приглушённый звонок телефона прервал меня. Доктор Нэш даже не шелохнулся, не считая того, что убрал свою руку, и я поняла, что это мой телефон.
