Патрисия Вастведт - Немецкий мальчик
Вопреки ожиданиям Элизабет, отчим ей понравился. Обходительный, не скучный и не занудливый мистер Моул рассуждал на редкость здраво и ставил перед собой четкие цели. За вспыльчивой, раздражительной миссис Оливер он ухаживал сознательно: за шипами и колючками скрывалась женщина, которую он был готов любить.
Однако счастливая миссис Моул не могла полностью заменить безутешную миссис Оливер, и наедине с матерью Элизабет было по-прежнему холодно. Элизабет была живым напоминанием о безрадостном прошлом, а теперь еще и неудачницей.
Совсем недавно она думала, что больше не будет жить дома, а вышло иначе: она жила без Карен, без работы, в компании счастливых новобрачных. Девушка отсиживалась в своей комнате, чтобы не путаться под ногами, и рассылала письма в надежде найти работу — других занятий не было. На письма отвечали редко: без хороших рекомендаций никуда не брали.
Когда письма совсем не приходили, мистер Моул, то есть Герберт, старался подбодрить отчаявшуюся падчерицу:
— Ну, милая, почта нынче вообще не торопится, особенно если ее ждешь.
Поэтому, когда в один день пришли сразу два послания, Элизабет очень удивилась. На карточке с Эйфелевой башней старшая сестра размашисто написала: "Я здесь!!! См. на обороте. С любовью, К».
Вторым оказалось письмо на сиреневой бумаге с монограммой. Отправителем значилась миссис Ингрид Шрёдер. Не согласится ли мисс Оливер стать няней для семилетнего Тобиаса? Как она относится к проживанию в их ричмондском доме? Других обязанностей не будет, но няня может понадобиться и днем, и ночью, так как у Тоби слабое здоровье.
Форму носить не нужно. Питаться мисс Оливер может либо за общим столом, либо на кухне. Строгих порядков в доме не заведено. Ингрид и ее супруг, мистер Бруно Шрёдер, много путешествуют вместе со старшими детьми. Маленькому Тоби смена климата противопоказана, поэтому в отсутствие родителей он будет оставаться на попечении мисс Оливер.
На плотной бумаге верже просматривался узор, писала миссис Шрёдер разборчиво, округлым почерком с сильным наклоном. Визитку в доме миссис Брайон Элизабет точно не оставляла, как же миссис Шрёдер ее нашла? Ах да! В тот апрельский день любезная миссис Брайон велела водителю отвезти гостью домой в Кэтфорд.
Воспоминания о визите к миссис Брайон были смутны. Миссис Шрёдер Элизабет припомнила с трудом, а про Тоби знала только, что он белокур. Поразительно, что миссис Шрёдер ее не забыла.
Я надеюсь, что мое предложение Вас заинтересует. Я была бы очень рада. Мы с мужем хотим, чтобы за Тоби ухаживала настоящая медсестра, а мне, признаться, большинство нянь кажутся занудами. Однако тот апрельский вечер в доме моей сестры прошел весело.
Я уже приняла решение, поэтому дополнительная встреча не понадобится, если только Вы не желаете осмотреть дом. Он самый обыкновенный, девять комнат; есть лужайки и сад на берегу Темзы. У вас будет комната в южном крыле. Реку оттуда не видно, но если Вы любите речные пейзажи и лысух, мы выделим Вам другую комнату.
У нас часто бывают гости, в том числе американцы. Как Вы относитесь к павлинам? Никакую религию мы не исповедуем. Мы отмечаем День благодарения, но птицу и свинину не едим ни в будни, ни в праздники. И моллюсков тоже. У Тоби есть пони и телескоп. Надеюсь, я сообщила Вам достаточно.
Август и сентябрь мы проведем в Италии, а Тобиас останется в Лондоне, поэтому я была бы очень признательна, если бы Вы приступили к работе в ближайшее время. Сообщите, когда намерены приехать, и я пришлю машину.
С надеждой, Ваша Ингрид Шрёдер.Элизабет дочитала письмо. Мать и отчим испытующе смотрели на нее с разных концов стола, накрытого к завтраку.
— Мне предлагают работу, — объявила Элизабет. — В Ричмонде.
— Элизабет, милая, поздравляю! Рад, что кто-то проявил здравый смысл! — Мистер Моул накрыл ладонь падчерицы своей. Когда он повернулся к миссис Моул, в глазах у него стояли слезы радости. — Мы будем по ней скучать, правда, дорогая?
— Ричмонд отсюда недалеко, — отозвалась мать Элизабет.
Шрёдеры оказались современными родителями. Их дети не соблюдали режим дня, поздно ложились спать и прекрасно себя чувствовали среди взрослых. Бруно-младший, Аннабелль и Бонни Мэй подопечными Элизабет не считались и едва с ней разговаривали.
Дом в Ричмонде-на-Темзе был всегда полон гостей — актеров и художников, с которыми дружила миссис Шрёдер, а также промышленников, предпринимателей и их жен, с которыми дружил мистер Шрёдер.
Жены чуть ли не с порога выясняли, что Элизабет — няня. Вероятно, они прощали эксцентричную жену Бруно за бесцеремонное смешение обслуги и гостей, но Элизабет не прощали и демонстративно игнорировали. Мужья с ней заигрывали и, видимо, считали очаровательной диковинкой, украшающей лондонский дом Шрёдеров.
Каждый вечер Элизабет ужинала за общим столом и слушала разговоры, которые в одно ухо влетали, в другое вылетали. Смысл она не улавливала и чувствовала, что совершенно не разбирается в искусстве, бизнесе, политике и жизни вообще.
Элизабет научилась определять, которые из гостей занимаются искусством, и садиться поближе к ним, чтобы не раздражать жен предпринимателей. Миссис Шрёдер навещали писатели и музыканты, но чаще — художники. Еще Элизабет научилась различать скучное, высокопарное и буржуазное. Любить такое считалось дурным тоном. Любить следовало джаз и выпивку, а не деньги и правила хорошего тона. Полагалось презирать манерность во всех проявлениях, включая творчество большинства художников, но не Творчество и Искусство вообще, которым следовало поклоняться.
Основы предпринимательства оказались куда сложнее. Насколько поняла Элизабет, предпринимательство тесно связано с политикой и погодой. Президент Франции мог диктовать цены на уголь в Англии, а немецкие социалисты и ураган в Карибском регионе — спрос на стиральные машины. Элизабет гадала, как все это отражается на мистере и миссис Моул в Кэтфорде.
Люди круга Шрёдеров не тратили время на газетные сплетни и считали себя выше обывателей с их мелкими проблемами, обывателей, которые думают лишь о том, чем бы набить живот. Элизабет благодарила судьбу за то, что оказалась в таком утонченном обществе. Нить ее жизни протянулась от Рейчел к Майклу и, завернув в сестринскую и в квартиру в Пимлико, привела ее от Майкла к миссис Брайон, а затем к миссис Шрёдер и этим замечательным людям.
Поездка в Кент могла оказаться несвоевременной и нежелательной, но случилось так, что Элизабет обрадовалась отпуску. Произошло некое событие, оставившее пренеприятный осадок.
Однажды на ужин к Шрёдерам пришел молодой человек. Элизабет сразу почувствовала, что он ее заметил. Высокий, худой, с глазами навыкате, изяществом он напоминал даже не девушку, а, скорее, изголодавшегося ангела. Элизабет честно старалась не глазеть на него.
Молодого человека звали Ривер. Он учился на художника-оформителя в Челсийском колледже искусства и дизайна, делал ксилографию и рисовал акварели. «Ничего серьезного, — отмахивался он. — Так, иллюстрации чужих слов». За ужином он сел рядом с Элизабет.
Ривер потел и дрожал, точно в лихорадке, но его соседство позволяло Элизабет не участвовать в разговорах. На одном конце стола обсуждали выставку в Королевском обществе покровительства искусств, на другом спорили о стабильности доллара за рубежом.
— Элизабет, вы очень терпеливы, — вдруг сказал Ривер. Девушка вздрогнула и пролила вино на палтуса. Она как раз гадала, когда он с ней заговорит. — Наверное, тошно все это наблюдать. — Ривер почти шептал, и Элизабет решила, что ослышалась.
— Что наблюдать? — переспросила она.
— Наше упорное возвеличивание собственной мазни и их, — Ривер кивнул на друзей мистера Шрёдера, — глупую уверенность в том, что деньги защитят от всех бед. — Вблизи Элизабет разглядела шрам на лбу Ривера и еще один на подбородке. — Давно пора поумнеть, но мы до сих пор считаем, что война случилась не по нашей вине. Через год, десять или двадцать начнется новая, а мы, поглощенные собой, опять поздно опомнимся.
— Думаю, такого не случится. — Элизабет чуть отстранилась. Она хотела, чтобы Ривер с ней заговорил, но сейчас он был слишком близко.
— Мы, доморощенные гении, рассуждаем так, словно занимаемся чем-то необходимым или существенным, словно без нас жизнь вокруг остановится. Наверное, вы считаете нас самовлюбленными идиотами.
— С чего вы решили, что я сама искусством не занимаюсь? — резковато спросила Элизабет, которой казалось, что она ничем не отличается от других женщин на этом конце стола.
— Увидел, — коротко сказал Ривер. — Ваши глаза не умеют врать, как должно глазам художницы.
Да он ее дразнит!
— То, что видит человек, зависит от того, кто он такой, — примерно так выразился бы мистер Фрейд, — радостно заявила Элизабет. Наконец-то ей есть что сказать! Элизабет уже усвоила, что друзьям миссис Шрёдер нужно именно заявлять, а не задавать вопросы.
