Шимун Врочек - Рим 2. Легионы просят огня
"Ти-ваз! Ти-ваз!"
Добежали.
И два наших легиона поминай, как звали.
Варвары ничего не боялись. Словно германцам было все равно. Словно они уже были мертвые.
Забавное совпадение: они пришли с Севера.
А вход в Преисподнюю, как известно, находится где-то там…
Тевтоны и кимвры, два германских племени, здорово нас тогда потрепали.
И только Гай Марий сумел справиться с ними. Чуть позже — Юлий Цезарь. И дальше — Друз, прозванный Германиком. Получается, для достойного отпора германцам понадобились таланты двух великих полководцев и одного незаурядного!
А спустя несколько лет на север пришли мы. В ответ.
— Я все сделаю, — Эггин язвителен. — Любые ваши пожелания, легат. Не стесняйтесь.
Вот сукин сын, повторяю я мысленно.
— Можете идти, префект.
* * *В палатке Нумония Валы, командира Восемнадцатого легиона — гости. Сегодня у нас дружеская попойка. Варвары там, не варвары, а выпить надо.
Горят светильники. Мраморные философы выглядят в этом свете еще угрюмее. Губастый Сократ глядит перед собой слепыми глазами. Он бы уж точно не отказался промочить горло!
— Гай, — окликают меня.
— Позвольте представить, легат, — говорит Нумоний. — Это Понтий Пилат, префект конницы из Пятого Македонского. За искусство в обращении с оружием его прозвали Золотое копье. Здесь он по поручению своего командира.
— Легат, — кивает Пилат. Среднего роста, крепкий. С умными — даже слишком — глазами. На руке префекта я вижу золотое кольцо всадника. Сколько Понтию лет? Девятнадцать, двадцать? Несмотря на молодость, у него лицо настоящего солдата.
Пятый Македонский. Хороший, говорят, легион.
— Префект, — говорю я. — У меня к вам просьба. Недавно в ваш легион отправился один из моих солдат. Возможно, вы его знаете… Оптион Марк по прозванию Крысобой. Думаю, его нетрудно узнать. Он — настоящий великан.
Пилат медлит, затем кивает. Его серо-желтые, звериные глаза внимательно рассматривают меня.
— Кажется, я его знаю. Я прослежу за его судьбой, легат.
Он похож на честного человека, поэтому я киваю тоже.
— Хорошо. Спасибо.
Пока мы обсуждаем новости из Паннонии, появляется новый гость. Варвар. Здоровается с хозяином, кивает нам, как равным. Смешно.
— Кто это? — спрашивает Пилат. Нумоний Вала морщится. Подозреваю, что варвар явился без приглашения. Впрочем, если германец пьет вино, а не пиво, это терпимо.
Вошедший — седоватый, грузный, но все еще очень крепкий мужчина. Одет со спокойной роскошью, как варвар. Зато манерами подражает римлянам — сдержанный и холодный. Он даже вполне убедителен в этой роли…
Но рядом с Арминием, царем херусков, впечатления не производит.
Нет.
Нумоний пожимает плечами:
— Это Сегест, царь хавков. Наш основной — помимо Арминия, царя херусков — союзник здесь, в Германии. Его народ один из самых многочисленных. Хавки — серьезная сила, префект.
Пилат медленно кивает.
— Я понимаю. А рядом с ним кто?
Поворачиваю голову, моргаю. Арминий!
Они едва не сталкиваются плечами. Смотрят друг на друга — молча. Затем Арминий с Сегестом, не обменявшись и кивком, расходятся в разные стороны. Воздух между ними словно покрылся коркой альпийского льда.
— Легаты, — Арминий подходит к нам. — Префект.
— Выпьете, царь? — предлагает Нумоний Вала. Арминий — один из немногих варваров, которых легат Восемнадцатого уважает.
* * *— Конечно, я царь. Rex.
Голос Арминия рокочет низко и приятно, латынь грамотна и изящна. И только легкий варварский акцент выдает провинциала. Ставил Луций себе произношение или так получилось само, из-за долгой жизни в Германии? Не знаю.
— Я — царь, которого выбрали общим собранием народа. Конечно, я достоин этого по происхождению — мой род богат и знаменит, но этого мало. Царя должны признать воины. Когда я вернулся из Паннонии с трофеями и славой, мужчины херуски, имеющие право носить оружие, избрали меня царем. Они прокричали мое имя трижды и подняли меня на щит. Так я возглавил свой народ.
"Сколько же воинов было на том собрании? Несколько тысяч?", думаю я. Херуски большое племя. Тьфу, проклятье! Луций-Арминий убедителен настолько, что даже я начинаю ему верить…
— А если собрание решит выбрать другого царя? — спрашивает Пилат.
Арминий пожимает плечами, улыбается.
— Тогда что вы сделаете? — Пилат не собирается отступать. Упорный малый.
— Он подчинится желанию своего народа, — говорит Нумоний Вала. — Верно, префект?
— Так и есть, — кивает Арминий. — Легат совершенно прав. Как у вас, римлян, говорится? Если таково желание моего народа, то я умываю руки.
Пилат медлит.
— Я считаю это… не совсем правильным.
— Как и я, префект… Как и я.
Мы смеемся.
Арминий прощается и уходит.
— Какой интересный человек. Он мог бы быть консулом, — говорит Пилат. — Жаль, что он родился варваром.
Чудовищное обаяние все-таки у моего братца. Даже на человека, который его впервые видит, Луций произвел сильное впечатление.
К глубокой ночи некоторые из нас плохо стоят на ногах. Но префект конницы из Пятого Македонского — крепкий парень. Он еще пытается философствовать.
— Когда власть избранных заменяют властью толпы… — и Пилат качает головой. Рассказ Арминия явно не дает ему покоя.
— Не дай боги вам когда-нибудь столкнуться с желаниями толпы, префект, — замечает Нумоний. По легату Восемнадцатого трудно понять, сколько он выпил. — Это страшная сила, поверьте. Зря вы ее недооцениваете. Она может заставить вас сделать то, чего сами вы никогда бы делать не стали.
Легат Восемнадцатого точно злится на кого-то. Отрывисто произносит слова, не глядя на собеседника.
— Вряд ли такое случиться, — Пилат серьезен, но в глазах мелькают насмешливые искорки. — Но если даже случиться, надеюсь, я сумею сделать правильный выбор, легат. Свой выбор.
Мы с Нумонием переглядываемся. Нумоний поднимает бровь. Эх, префект.
Молодость, молодость. Как ты наивна!
Даже я смотрю на его девятнадцать лет свысока.
— Не сомневаюсь, — говорит Нумоний мягко. — Не сомневаюсь.
* * *За окном таверны "Счастливая рыба" медленно синеет сумрак. Однорукий поднимает чашу с вином и нюхает. Ставит на стол, не пригубив. Все как обычно. Тиуториг, беловолосый варвар с ледяными глазами, никогда не пьет. Словно боится, что его отравят.
— Это будет… непросто, — говорит он.
Человек смотрит на Тиуторига в узкие прорези серебряной маски.
— Но возможно?
— Конечно.
— Что ты предлагаешь?
Тиуториг медлит, затем говорит:
— Атакуем здесь и здесь. — Он склоняется к столу и показывает на карте. Она непривычная, но можно приспособиться. — Одновременно отрезаем хвост и голову каравана… Главное, полная внезапность. Затем добиваем тело.
Человек в серебряной маске кивает.
— Хороший план. Только мы кое-что изменим…
Он говорит. Тиуториг слушает, затем кивает. Так действительно лучше.
— Может сработать, — он чешет культю левой рукой, зевает.
— Вар сделал глупость, отправившись в лес с обозом, — говорит человек в серебряной маске.
— Он еще ее не сделал.
Серебряная маска качнулась. Тиуторигу показалось даже, что она улыбается.
— Сделает. Обязательно сделает.
* * *На следующий день я прибываю в Ализон. Мокрые и раскисшие от ночного дождя улицы. В лужах отражается серое небо. Мне нужно увидеться с Туснельдой.
Знает ли она, кто такой Арминий?
Хороший вопрос.
— На самом деле Рима нет, — говорит Туснельда.
Шорох зелени вокруг нас, запах цветов — последних в этом году, и черное пятно няньки, сидящей на приличном расстоянии — так, чтобы нас не слышать.
Хотя уверен, черная гарпия слышит, как растет трава, и видит не хуже орла.
Я медлю, затем спрашиваю:
— Почему Рима нет?
Она пожимает плечами.
— Потому что его никто никогда не видел.
Волей-неволей мои брови поднимаются. Удивление.
— Я видел Рим, — говорю я.
Она фыркает.
— Ты думаешь, это доказательство, римлянин? Но на самом деле… то, что ты говоришь — не обязательно правда.
В первый момент я хотел рассмеяться, потому что рассуждения ее совершенно детские… или — как это? — варварские, но потом… При всей внешней странности слов Туснельды, звучит это вполне убедительно. Что ж… попробуем отнестись к этому, как к логической задаче. Упражнение в рассуждении о некоей ситуации, которой никогда не было. Мои греческие учителя любили такие игры ума.
