Инга Петкевич - Плач по красной суке
Но тщетно пыталась Брошкина приблизиться к предмету своей страсти. Генеральша была совершенно недосягаема для нее и неуязвима. Брошкина уже и к лаборантке подлизывалась, но та, верная своей патронессе, шуганула Брошкину, а шофер черной «Волги», которого Брошкина однажды попросила подвезти, и вообще обхамил.
— Я таких не вожу! — отмахнулся от нее этот сановный лакей.
И тогда в отчаянии Брошкина решила убить генеральшу…
Однажды, в очередной раз опоздав на службу и получив свой законный выговор, Брошкина бредет на свое место, будто убитая горем. На лице скорбь неземная. Охает, вздыхает. Явно хочет поделиться чем-то сверхъестественным, но терпит, нагнетает атмосферу. И мы не спрашиваем. Ждем, что будет.
— Нет, девочки, я не могу молчать! Не имею права! — Голос дрожит от избытка чувств. — Я поклялась молчать, но я не могу. Совесть не позволяет!
— Да говори же ты, не тяни резину! — приказывает Клавка-Танк.
И Брошкина выдает нам следующее: будто бы ехала она вчера в автобусе с работы вместе с генеральшей и будто бы они разговорились… Все это уже мало похоже на правду, потому что генеральша в автобусе не ездит, а если и ездит, то ни с кем разговаривать не станет. Особенно с Брошкиной.
Но дальше рассказ Брошкиной вообще не лезет ни в какие рамки. Такого откровенного, бессмысленного вранья мы в жизни не слыхали.
Значит, едут они будто бы в автобусе, и генеральша везет в сетке громадную химическую бутыль. Брошкина, естественно, интересуется содержимым бутыли, и будто бы генеральша невозмутимо сообщает, что там находится серная кислота. Брошкина удивляется, зачем нашей барыне столько кислоты, на что та отвечает, что кислоты ей надо очень много, целая ванна. Брошкина, естественно, ничего не понимает.
— Я хочу принять ванну и раствориться в ней! — будто бы говорит генеральша.
Тут Брошкина начинает всхлипывать, она умоляет нас принять меры и спасти несчастную. Она настолько поверила в собственную выдумку, что смятение ее передается даже нам.
— Вся в замше, красавица, и такая несчастная! — рыдает Брошкина.
Мы отпаиваем ее валерьянкой, и потрясенная начальница отпускает ее домой.
— Тебе надо срочно показаться врачу!
— При чем тут я! — всхлипывает Брошкина. — Я знаю, вы мне не верите. Но потом будет поздно! Вы еще пожалеете!
Брошкина уходит, а мы еще долго не можем прийти в себя. Кто-то удивляется ее фантазии, кто смеется, кто озадаченно пожимает плечами, потому что и впрямь совершенно неясно, зачем понадобилось Брошкиной нести эту околесицу.
— Да чтобы домой отпустили! — возмущается Клавка. — Знаем мы эти штучки. В прошлом году у нее умирал ребенок, разве забыли?
Мы вспоминаем историю с ребенком и начинаем смеяться.
Но самое странное, что в скором времени генеральша и впрямь погибает в автомобильной катастрофе. Ее черная «волга» пробила ограду и кувыркнулась с моста в воду.
— Ну, что я вам говорила! — патетически восклицает Брошкина. — Я вам говорила, что это добром не кончится, а вы смеялись. Нет, это не катастрофа, это самоубийство!
Все озадаченно пожимали плечами, а Брошкина плела дальше свои дикие домыслы и соображения, по которым получалось, что генеральша всегда была не от мира сего, и она, Брошкина, сразу усекла, что та не жилец в этом мире…
— Но с бутылью кислоты наврала? — не сдавалась Клавка-Танк.
— Нет, не наврала, — стушевалась Брошкина. — Она мне приснилась.
— Гм, — удивлялась Клавка. — Но это тем более странно!
— Да, — скромно соглашалась Брошкина. — Мне и самой странно…
В результате всей этой трепотни нам всем тоже начинает казаться, что здесь дело нечисто, что в генеральше и на самом деле было нечто роковое и гиблое. Иначе зачем было ей выходить замуж за старика генерала, а уж коли вышла, зачем было работать в химической лаборатории? Словом, как ни крути, но получалось, что Брошкина первая предсказала ее гибель. Все некоторое время поглядывают на нее с опаской, и Брошкина, заметив это, с ходу перевоплощается в вещунью.
Говорят, позднее эта слава за ней укрепилась, к ней стали ходить гадать, и гадала она на редкость толково. Кто знает, может быть, за всеми этими бреднями и есть доля правды. Наши трудящиеся женщины живут в таких пограничных состояниях, где уже недалеко и до мистики. Во всяком случае, за черту они заглядывают в своей жизни не раз, и подсознание их работает весьма активно.
Наблюдая одержимость, с какой Брошкина преследовала генеральшу, я не раз благодарила Бога, что меня миновала сия участь. Но я рано радовалась, дошла очередь и до меня. Разделавшись с генеральшей, Брошкина некоторое время пребывала в тупой заторможенности и прострации. Но очень быстро оправилась, начала оживать; обнаружив в поле зрения мою персону, стала проявлять к ней повышенный интерес. Я еще не знала, какое испытание мне предстоит, и легкомысленно хихикала. Я только что устроилась к ним на работу и не могла знать, что новички пользуются у Брошкиной особой благосклонностью.
Поначалу все выглядело вполне невинно. Робко, с собачьей преданностью она заглядывала вам в лицо, поддакивала каждому вашему слову, оказывала множество мелких услуг, провожала с работы домой, по пути вводила в курс общественной жизни, объясняла всяческие тонкости и нюансы. Новичку это было на руку, он был ей благодарен, приглашал в гости, поил чаем, иногда дарил что-либо по мелочам.
Но постепенно обмен любезностями угрожающе нарастает. Брошкина из кожи вон лезет, чтобы только угодить своему избраннику. Она достает для него дефицитные товары, с радостью выполняет бытовые поручения, добывает билеты на редкие просмотры, сдает бутылки и макулатуру и так далее и тому подобное. И вы уже не знаете, как отблагодарить ее за все благодеяния. Но Брошкиной не нужно ничего, кроме преданной дружбы. Условия дружбы скромные — это ваша безоговорочная верность, потому что больше всего в жизни она страдает от предательства и боится измен.
В самом начале нашего знакомства она мне вдруг заявила:
— Я знаю, что когда-нибудь ты меня обязательно предашь, но заранее прощаю тебя.
Я насторожилась. Только отпетые алкаши могут так часто и настойчиво повторять: «Меня предали, продали, заложили». Что они имеют в виду — понятно только им одним. Но Брошкина имела в виду весьма конкретные вещи: вы должны терпеливо выслушивать бредовые факты ее жуткой биографии, но ни в коем случае никому их не разглашать, дружить с ее сомнительными приятелями и не разговаривать с врагами, а главное — хвалить в глаза и за глаза ее бредовые стихи.
— Давай договоримся раз и навсегда: я буду хвалить тебя, а ты меня, — однажды предложила она.
