Хади - Искалеченная
С этим мужчиной невозможно было наладить диалог. Он решительно стоял на позициях самца, у которого нет объяснений для поступков женщины, поскольку она всегда ошибается, в отличие от мужа. С точки зрения западного человека, это дикость. Но с точки зрения африканцев, во всяком случае тех иммигрантов, которых он посещал, — норма. К тому же муж был почти на двадцать лет старше меня, никогда не ходил в школу и никогда не пытался видеть дальше своего носа. И вовсе не только потому, что был неграмотным. Он просто не умел думать.
Муж попросил написать письмо в Сенегал, где рассказывал, что я принимаю таблетки, и утверждал в оскорбительной форме, что я делаю это для того, чтобы бегать за мужчинами. И мой дедушка не выдержал, ведь была затронута его честь:
— Осмелившись оскорбить тебя, он оскорбляет твою мать! Я отдал ему свою внучку, а он увез ее, чтобы издеваться!
В своей семье я чувствовала себя более защищенной. Но община во Франции не внушала мне доверия. Здесь муж всегда был прав, во всяком случае все ему так говорили. Прав, желая присвоить себе мою зарплату, прав (не противоречие ли?), мешая мне работать. Прав, заставляя меня беременеть каждый год, всегда прав. Он был неплохим человеком, даже вежливым, но только тогда, когда слушал других.
В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году я получаю диплом. В моем представлении это только начало, я планирую получить диплом модельера. Я хотела бы изучить всю технику шитья — от покроя до отделки. Мне говорили о школе, где учат этому, но там не было мест.
Год прошел в мрачной обстановке. Старшая дочка учится в средней школе, вторая идет следом, третья — в начальной. Я делаю все, чтобы мои дети хорошо учились и занимались спортом. Каждый раз, когда в школе случаются выездные мероприятия, они участвуют в них, как и другие дети. А когда хорошая погода, в дни каникул, я веду их на прогулку в парк, по кварталу или в Ботанический сад.
Как-то в воскресенье, после недельных споров, муж попросил прийти к нам дядю, чтобы вразумить меня еще раз.
— Послушай, я не понимаю тебя. Ты не слышишь ничего, что тебе говорят. Твой муж рассказал мне о спорах на этой неделе. Ты совершенно не права.
О чем рассказал? О существенном? Или глупости о моей манере поведения? О таблетках? Об отказах? О моих прогулках по Парижу?
Я чувствую себя очень плохо в тот день и решаю больше не плакать и не выслушивать нравоучения. Кончено. Я зову детей.
— Берите пальто, мы идем в парк.
— Куда ты? — спросил дядя.
— Я иду гулять с детьми в парк.
— Ты не своему мужу выказываешь неуважение, а мне! Это я пришел, чтобы урегулировать ситуацию!
— Для меня все кончено, никаких примирений. Я устала. Если Бог существует, он нас рассудит.
Пока происходили все эти неприятности, я решила отвезти детей на каникулы в Нормандию и навестить своего двоюродного дедушку. Это единственное убежище, где я обретала свободу. В деревне. Настоящее счастье!
У дедушки был старший брат, проживший во Франции всю жизнь. Он приехал сюда в тысяча девятьсот шестнадцатом году как один из многочисленных стрелков, воевавших за Францию. Так Нормандия стала его второй родиной. Он не видел своих родственников со времен войны. Нормандцы стали его новой семьей, он обожал землю, где жил на огромной ферме. И он передал мне любовь к французской провинции.
Я никогда не забуду день, когда дедушка отправил мне адрес своего старшего брата. Я села с детьми на поезд и приехала в Нормандию, в ближайшую деревню от фермы дедушки. Там я спросила дорогу у полицейских. Их шеф, знавший дедушку, любезно проводил нас до места.
Было лето, кукурузные поля колосились. Я заметила мужчину, заложившего руки за спину, в голубом комбинезоне, с почти облысевшей головой. Ему было почти девяносто лет. Он приблизился твердым шагом, и мне показалось, что я вижу своего дедушку! У меня полились слезы. Братья жили так далеко друг от друга, один — в Сенегале, другой — во Франции, и, однако, то же лицо, та же легкая, с достоинством походка.
Он, живший во Франции, никогда не забывал, что его родная страна бедна, и всегда помогал семье. У него были фотографии всех детей своего брата — моей мамы, ее сестер и братьев. Он прошел пешком восемьсот километров, отделявших его деревню от Тьеса, чтобы записаться на службу. Я с интересом слушала его рассказ о том, как осматривали зубы и мускулы, измеряли рост и силу будущих стрелков. Новобранцы, эти молодые мужчины в униформе, были великолепны, и их отправили на фронт, чтобы защищать Францию. Б тысяча девятьсот шестнадцатом году, в тяжелейший период войны, брат дедушки оказался во Франции. Он мне описывал траншеи, где погибло множество солдат.
— Нельзя помочь приятелю, который только что упал, потому что надо было бежать, всегда бежать. Пытаешься поднять друга, а тебе кричат, что нужно уходить.
Он вспоминал холод, дождь, снег, мрачные дни. Поскольку дедушкин брат не научился ни читать, ни писать, то не знал точно, где воевал. Он говорил о разных фронтах, но не знал ни одного названия города или деревни. Он рассказал мне о своей родине так, как я никогда ни от кого не слышала: о диких животных, которых ему приходилось убивать, чтобы выжить, когда совершал то длинное путешествие до Тьеса. Газели, буйволы, гиены, змеи…
— Я не убил льва, он спасся! Знаешь, моя девочка, львы нападают, только когда голодны.
Я думала, что ему было неуютно в чужой стране, и я делала все, чтобы убедить его вернуться на некоторое время в Африку. Но он ответил:
— Знаешь, почему я не уезжаю? Каждый раз, когда я хочу это сделать, что-то мешает. У нас в деревне, когда я был маленьким, кто-то навел порчу, чтобы дети моей мамы разъехались в разные стороны и никогда не вернулись.
Он жил во Франции столько лет и верил в странную историю о порче! Мои бабушки тоже вспоминали ее как пример проклятия и говорили, что мы должны быть все вместе, чтобы не сбылось предсказание.
У моего двоюродного дяди не было детей. После войны он оставил стрелковый полк и поступил на морскую службу. А потом влюбился в молодую девушку-нормандку, которой исполнилось тогда всего пятнадцать лет. И нормандская семья конечно же была против ее отношений с высоким африканцем, очень красивым, ростом метр девяносто восемь сантиметров. Но девушка очень хотела выйти за него замуж, и семья уступила. Они поженились на палубе корабля. Очень романтичная история любви! К сожалению, у нее не было детей и она очень рано умерла. Позже он женился на медсестре, которая ухаживала за ним после аварии. У них тоже не было детей. Он умер в Нормандии, когда ему исполнилось чуть больше ста лет: во время его зачисления в армию ему написали примерный год его рождения — тысяча восемьсот девяносто восьмой.
