Кэти Гласс - Будь моей мамой. Искалеченное детство
С этим механизмом я могу справиться. Я попрощалась с Джилл и почувствовала себя спокойнее, все еще надеясь, что сейчас наступил поворотный момент для Джоди. Может быть, теперь, когда открылась тайна ее прошлого, она пойдет на поправку. Как же я ошибалась!
ГЛАВА 12
Чудовища
Несколько недель назад ее состояние было лучше — крайне далекое от нормы, оно было лучше настолько, что Джоди смогла поделиться чем-то важным. А теперь все стало ухудшаться. Джоди становилась более жестокой, не только по отношению ко мне и моим детям, но и по отношению к самой себе. По какой-то причине особенно нервной она становилась за улейном. Джоди могла неожиданно вцепиться себе в лицо или в волосы, в другой раз начинала расцарапывать себе руки, щипать их, оставляя синяки и царапины. Я, конечно, немедленно бросалась к ней и приводила в чувство, пока она не затихала.
И снова она начала ходить под себя. После первых двух случаев она вроде как успокоилась и перестала это делать, но сейчас все возобновилось, и пуще прежнего. Теперь Джоди размазывала свои фекалии по себе, а потом, если я не успевала сразу заметить, еще и по дому. У нее не было мотивации, как не было и подходящего описания такому типу поведения. Причем Джоди точно понимала, что пачканье ткани ведет к более серьезному наказанию, чем пачканье гладких поверхностей (например, стен или перил), и старалась не размазывать нечистоты по дивану и шторам. Как обычно, я не понимала причин, как и того, осознает ли она сама, что делает.
В результате ее поступков в доме постоянно стоял запах дезинфектора. Как-то вечером, готовясь ко сну, я заметила, что кожа на моих руках покраснела и стала шелушиться, а подушечки пальцев сморщились от постоянного использования химикатов. Эта новая привычка Джоди раздражала всех домашних, если не сказать больше, хотя после того, как мы приняли в своем доме стольких детей с проблемами, отношение к гигиене у нас было в высшей степени терпимым. Я никогда не забуду, как я стояла в комнате одной из дочерей, пытаясь учуять источник настойчивого едкого запаха. Заглянув за шкаф, я нашла там кучу использованных гигиенических прокладок, скопившихся с тех пор, как она пришла сюда (полгода назад).
Несмотря на жестокость, оскорбления, испражнения, недосып и множество других бед, дети были необыкновенно терпимы к Джоди, тем более что теперь знали причину ее поведения. Однажды вечером мы сели вместе за стол, и я рассказала им о насилии и предупредила о некоторых дополнительных трудностях, которые могли вскоре возникнуть. Сказать им про это было необходимо, их нужно было подготовить, ведь Джоди могла произнести в их присутствии то, что когда-то открыла мне. Кроме того, они уже слышали кое-какие из ее обмолвок. Так же как и с Николой, в наших будничных разговорах она начала запросто упоминать о том, что с ней произошло. Мне нужно было объяснить им, о чем шла речь.
Поле было всего тринадцать, и некоторые физиологические аспекты мне пришлось разъяснять ей дополнительно: например, когда Джоди сказала, что отец писал ей в рот, она не поняла, что на самом деле речь шла об оральном сексе. Это было очень неловко для всех нас, и я снова подумала о том, как негативно может сказаться на детях моя работа попечителя. Насколько безопасно для Полы было узнавать о сексе в таком безобразном контексте? Может, она рисковала сейчас испортить свои интимные отношения в будущем?
Неудивительно, что дети были потрясены. Мне бы хотелось никогда не рассказывать им о таком, было тяжело наблюдать ужас на их лицах, когда они усваивали значение моих слов. Конечно, сам факт того, что отец Джоди совершил с ней такое, был непростым — и даже почти невозможным — для осознания. Сколько раз им уже приходилось слышать о сложных семьях тех детей, которых я воспитывала (для их же безопасности было необходимо знать и понимать такие вещи), но история Джоди не шла ни в какое сравнение ни с чем.
— Вы понимаете, что это строго между нами, — напомнила я, и они закивали, выражая согласие. Все, что происходило в нашем доме, не должно было покидать этих стен и кому-либо передаваться — в этом я им всецело доверяла.
После этого разговора дети стали еще терпимее относиться к Джоди. Они старались больше играть с ней и не теряли самообладания даже тогда, когда она кричала им «Убирайтесь к черту из моего дома!» или награждала пинками. Но и их терпению наступил предел, и когда Джоди прервала наш ужин, образно описывая, как кровь стекала из ее пальца, когда ее мать специально порезала его, Люси не выдержала.
— Какая гадость! — воскликнула она, забрала тарелку и ушла ужинать в гостиную.
Одним летним днем (Джоди жила с нами уже четыре месяца) Джилл приехала на одну из наших обычных встреч. Хотя посреднику не обязательно было навещать нас (в отличие от социального работника), опыт подсказывал ей, что не помешает раз в месяц или в два заглянуть и проверить, как идут дела, предложить помощь, да и просмотреть мои записи.
Денек выдался солнечный, так что мы решили сводить Джоди в парк. Несмотря на то что полночи она не спала из-за мучивших ее кошмаров и общего расстройства, как это часто случалось, Джоди кипела энергией и активно стремилась на солнышко. Я же была совсем измотана.
— И как у нее дела? — спросила Джилл, когда мы шагали по безупречно убранному цветочному садику в парке. Джоди шла на несколько метров впереди, желая побыстрее добраться до детской площадки и, по-видимому, не обращая внимания на красочное многообразие цветов и ароматов вокруг.
— Хуже, — ответила я. — Истерические припадки с криками стали случаться все чаще и чаще, совершенно беспричинно, и как только она приходит в себя, у нее словно стирается из памяти все, что произошло. Поэтому Никола не пришла сегодня утром на занятия. Где-то раз в неделю с Джоди совершенно невозможно справиться, так что мы решили сдаться и отменили урок.
— Как она спит?
— Не как младенец. Просыпается в пять, иногда раньше. Одно время вроде уже привыкла оставаться в своей комнате и тихонько играть гам, но последние несколько недель ей снятся жуткие кошмары, больше похожие на галлюцинации. Они ей кажутся абсолютно реальными, а иногда продолжаются уже после того, как она просыпается. Эго чудовищно: ты вскакиваешь от ее крика, прибегаешь, а она там корчится на полу, и так по нескольку раз за ночь. Дошло до того, что снаружи ее комнаты у двери я поставила стул, чтобы после того, как я ее успокою и уложу спать, не уходить сразу к себе, а посидеть и подождать. Если повезет, то мне удается вздремнуть несколько минут, а потом все начинается снова!
— Ты, должно быть, совершенно измотана.
