Артемий Ульянов - Новые записки санитара морга
— А, турки! — словно обрадовался Бумажкин, взяв вещь в руки и прищурившись сквозь очки на маленький внутренний ярлычок. — Эти мастера известные. Такую хреноту невообразимую временами шьют — просто слов нет.
— Именно турки? А почему они? — спросил я.
— Да хрен их знает почему. Чтоб продать проще было. Вам, уважаемый, нужна пижама, галифе и фрак? Пожалуйста! Только у нас — все в одном. Весь гардероб в одном флаконе, — пояснил старший, докуривая бычок. — Ладно, втроем осилим уж как-нибудь, — заверил он нас, выдыхая дым из носа. И начал изучать причудливую тряпку.
Хоть и не сразу, но вход, который был для нас еще и выходом из непростой ситуации, Бумажкин отыскал. Под полосой вышитых кремовых розочек, тянувшейся от воротника вниз по груди, спряталась коварная тоненькая молния. Расстегнув ее, мы поняли, что засунуть Игнатову в наряд-головоломку вполне реально, хоть и не без труда.
— Яж тут щупал, — с досадой сказал Старостин. — И не нашел.
— А тут все как раз так и сделано, чтоб ты не нашел, — ухмыльнулся Бумажкин. — Турки, одним словом. Держат марку, гады.
— Это даже покруче булавок в рубашках будет, — сказал я Вовке, когда мы принялись облачать Игнатову в погребальный пиджак-блузку-брюки-накидку.
— Булавки — это тест на внимательность для санитара. Уверен, они их специально в таком количестве в рубашки суют.
Поясню. Речь шла о крошечных булавочках, с которыми сталкивался каждый, кто хоть раз распаковывал новую мужскую сорочку. Маленькие хищницы прячутся в области воротника, рукавов и манжет, крепя хитро уложенную одежу к картонке. Некоторые из них видны сразу, а потому безопасны. Но есть и такие, что прячутся в укромных сгибах ткани, словно партизаны, ждущие удобного момента для диверсии. И если вы не смогли их вовремя обнаружить, они найдутся сами, впившись в руку. Когда сорочка одна — это не так опасно. Но если ты в конвейерном темпе одеваешь 15–20 мертвецов, то и дело распечатывая коварные рубашки, шансы уколоться значительно возрастают. К тому же поиски булавок сильно тормозят рабочий процесс. Если и не уколешься, то уж точно задержишься на работе. В общем, как ни крути — ничего хорошего. Со временем упаковщицы мужских сорочек начинают восприниматься как личные враги. В шутку мы даже не исключали существования тайной организации булавочников, ведущих скрытную затяжную войну с теми, кто покупает и носит рубашки. Каждый из нас не раз попадал под прицел этой секты, становясь жертвой их мелочной агрессии.
Впрочем, по сравнению с другими рисками дневного санитара уколы эти были сущей ерундой. Ведь помимо возможности подхватить на вскрытии какую-нибудь заразу, помимо вреда самых разных химикатов моя работа подразумевает возможность получить производственные травмы.
Травмы
— Уровень профессионализма санитара складывается из трех параметров — качество работы, ее скорость и отсутствие травматизма, — назидательно говорил мне Бумажкин еще в девяностых.
Трудно не согласиться. И еще труднее соответствовать этим требованиям.
Сперва, лишь только став частью похоронной команды, необходимо вдумчиво и без спешки овладевать ремеслом. После — увеличивать скорость, которая важна не менее, чем качество. И вот именно в этот момент санитар сталкивается с травматизмом. Между собой санитары называют это «укусами», отчего в стенах морга вполне можно услышать «эк меня бабулька-то цапнула». Стараясь быстрее совершать освоенные манипуляции, он кладет на алтарь редкой экстремальной работы руки, проколотые иглами и порезанные ножами, синяки и рассечения на ногах, полученные от ударов о подкаты и подъемники, болезненные занозы от гробов и впившиеся в плоть обивочные скобки от них же. Это самые распространенные «укусы», называемые на медицинском языке «микротравмами». Чем раньше новичок начинает набирать скорость, тем чаще будут эти жертвоприношения. С опытом их количество сильно упадет обратно пропорционально росту уровня профессионализма.
Но в рутинном цейтноте ритуального комбината можно получить и куда более ощутимые повреждения. Какие? Вот пример из личного опыта.
Как-то раз, находясь в зоне выдачи, я заметил распустившийся шнурок на своих рабочих кроссовках. Чтобы не упасть и избежать травматизма, присел на корточки прямо там, где стоял, и начал было завязывать шнурки. Рядом со мной стояла массивная крышка от гроба, прислоненная к стене, и почти вровень с проемом больших открытых дверей. Согласитесь, такая картинка не таит в себе явной угрозы.
Но вдруг один из агентов, говоривший с санитарами, по какой-то своей надобности решает выйти из отделения через проем той самой двери, у которой стоит крышка и завязывает шнурок санитар. И вновь — никакой опасности, все буднично и банально. Но потенциальный травматизм ситуации резко повышается, совершенно никем не замеченный. Шнурок уже завязан, агент проходит мимо крышки. Я еще не успел подняться, а проходящий крупный широкоплечий мужчина задевает край крышки плечом. Я начинаю приподниматься, а крышка бесшумно падает на меня. Я инстинктивно пытаюсь закрыться от столкновения рукой. В итоге получаю и по башке, и по руке. Удар такой сильный, что на глазах выступают слезы. Потом сквозь смех звучат участливые реплики коллег и извинения широкоплечего агента. Занятно, но виноват был только я, собственноручно поставивший крышку гроба в не самое удачное место. Кстати, с таким же успехом может упасть и сам ящик, который куда тяжелее крышки. А это уже серьезнее, посмеяться вряд ли получится.
Следующая зона угрозы — вынос тела из траурного зала в катафалк. Тот же гроб, но накрытый крышкой и с телом внутри. С телом, которое может весить тридцать килограммов, или сто тридцать, или около пары центнеров. Четыре человека поднимают скорбный груз — двое в изголовье и двое с другой стороны. Затем несут его несколько метров к дверям зала, выходят на крыльцо, спускаются с него по ступенькам и ставят ношу на роликовые направляющие автобуса, задвигая до конца. Со стороны все очень просто. Но те, кто в деле, прекрасно видят в этой процедуре целый букет потенциальных опасностей. Падение на ступеньках крыльца вместе с гробом — самый жесткий из них. Возможны и другие, весьма несимпатичные варианты.
Слава богу, со мной такого не случалось. Растяжение кистей и локтевых суставов, ущемление мышц спины — это было. Ссадины, синяки и занозы разных калибров — нев счет. Несущие их руки сразу выдают в человеке ремесленника, занятого физической работой.
Но все эти травмы локальны и эпизодичны. Главные проблемы поджидают санитара под покровом времени, на долгие годы затаившись в засаде. С течением лет Харона станут преследовать боли в спине и в суставах да легочные проблемы, вызванные вдыханием паров формалина. А если не повезет, еще и последствия гепатита, подхваченного на вскрытии. Но это все же редкость в патанатомических моргах. Вот в судебных — другое дело.
