Артемий Ульянов - Записки санитара морга
Очнувшись от дверного звонка, я вздрогнул. По дороге ко входу решил, что не стану ничего рассказывать пришедшим коллегам и поживу еще чуток без этого позора.
Открыв отделение, увидел заспанного Плохиша, от которого терпко разило только что выкуренной сигаретой.
– Здорово, трудяга, – слегка невнятно произнес он. Проходя в отделение, внимательно глянул на меня и спросил: – Ты чего это?
– Привет, Борь. В смысле? – ответил я, стараясь казаться невозмутимым.
– На тебе лица нет. Вернее, есть, но странное оно какое-то. Случилось чего, что ли?
– Не, все в порядке. Просто что-то не очень хорошо себя чувствую.
– А-а-а, понятно. Ну, очень хорошо и не надо. Просто хорошо – вполне достаточно, – ответил Плохотнюк, недоверчиво всматриваясь в меня.
«Вот стыдоба-то! – сокрушенно прозвучало в голове, когда напарник пошел переодеваться. – С минуты на минуту начнется», – мрачно подумал я и украдкой тихонько вздохнул.
– Ну, чего к нам ночью приехало? – поинтересовался Боря, натягивая хирургическую пижаму.
Я ждал этого вопроса. Сглотнув, приглушенно ответил:
– Да вечером только двое. И один из клиники. А вот ночью – ничего.
– Как это – ничего? – недоверчиво уточнил Плохиш.
– Так это! – чуть раздраженно буркнул я.
– Что, из города за всю ночь не было никого?
– Я же сказал – тишина полная. Трое только, вечером.
– Ни-и хре-е-на себе! – удивленно и радостно протянул Плохотнюк, театрально всплеснув руками. – Просто фантастика какая-то…
– Да почему фантастика? – фальшиво парировал я, хотя был полностью с ним согласен.
– Не помню такого, Тёмыч, ей-богу. Ну, что ж… А ты, часом, никуда не отлучался?
– Нет, на месте был, – честно ответил я, облизав пересохшие от волнения губы и спрятав глаза.
– Прям очевидное невероятное какое-то, – восхищенно произнес Боря. – Войдет в историю отделения. И ты тоже – как очевидец такого чуда.
«Ага, войду… это точно. Как позор коллектива. Вот я дебил! Редкий, просто коллекционный», – мысленно сплюнул я, ненавидя себя за вчерашнее дежурство.
И жизнь патанатомии потекла дальше. Дверь служебного входа принялась лязгать все чаще и чаще, впуская в утробу мертвецкой ее сотрудников – лаборантов и врачей. Все они спешили скорее начать наступивший вторник лишь для того, чтобы скорее его закончить. И все они, особенно врачи, задавали санитарам один и тот же вопрос, который наотмашь бил мне по нервам. «Что там у нас сегодня, а?» – доносилось на разные лады.
Чтобы не слышать этого, отправился в холодильник, изучая список сегодняшних выдач. Он был выстроен на картонке в ровную стопочку аккуратным детским почерком Плохиша: фамилия, время. Смотря на него, я понимал, что вряд ли смогу принять участие в сегодняшних похоронах – буду занят. Краснея, стану писать объяснительную записку, извиняться, неумело оправдываться, притворно недоумевая, как это так произошло. А после долгих унизительных административных процедур начнется процедура моего увольнения. Правда, по собственному желанию, ведь нести сор из избы начальство не станет. «А ведь еще и шефу из-за меня влетит», – думал я, горько качая головой.
Тем временем Боря готовил сектор выдачи к работе, щелкая выключателями, хлопая дверцами шкафов и раскладывая инструмент. Попутно он отвечал на вопросы приходящих врачей. «Да не может быть!», «Что, трое всего? А город как же?» – доносились обрывки удивленных возгласов. «А вдруг – может, может быть!» – вполголоса бубнил я, словно споря с ними.
Услышав отголосок бархатистого баритона заведующего Ситкина, тяжело вздохнул. «Вот сейчас и начнется весь этот кошмар. Какой же я идиот!» Заведующий появился в дверях помещения с холодильником, глядя на меня с недоуменным прищуром.
– Привет, Виктор Михалыч, – нарочито бодро поприветствовал я шефа.
– И тебе привет, Артёмий. Неужели всего трое за смену?
– Сам удивляюсь, но факт.
– Я надеюсь, ты горькой не баловался?
– Нет, Виктор Михалыч, что вы…
– И с красавицами местными амуры не крутил? На посту был?
– Конечно, на посту.
– Ну, что ж, ладно… – задумчиво произнес он, поворачиваясь к дверному проему.
«Вот сейчас придет в кабинет, тут-то ему и позвонят», – пронеслось у меня в голове, отчего бросило в липкий потный озноб.
– Тёмыч, там машины первые две пришли, – послышался со стороны коридора требовательный голос напарника.
– Да, сейчас, – отозвался я, с силой приглаживая волосы, будто стараясь соскрести мерзкое предчувствие беды. Я все еще в деле, а потому надо работать. Восемнадцать выдач – достойная нагрузка для последнего рабочего дня. К тому же двенадцать из них были утренними, то есть должны были произойти между 9.15 и 12 часами. Темп похорон предстоял нешуточный.
Выйдя в сектор выдач, готовый к работе, я через силу подмигнул Борьке.
– Пойдем уже, – сказал он, направляясь в траурный зал и кивком приглашая меня за собой.
С глухим лязгом открыв запоры массивных двустворчатых металлических дверей, мы шагнули на крыльцо. Два красных «пазика» с зарешеченными окнами уже ждали нас. Рядом с каждым толпились родственники наших постояльцев, вполголоса переговариваясь между собой. Увидев нас, они разом замерли, вцепившись взглядом в санитаров, словно боясь пропустить старт скорбного действа.
– Здравствуйте, – сухо сказал я. – Прошу подойти заказчиков.
– Заказчики, заказчики, заказчики… пусть подойдут, – подхватила толпа, будто эхо. Спустя пару секунд двое немолодых мужчин поспешно отделились от остальных, направляясь к нам с документами в руках. Водители ритуального транспорта, зная ход процедуры поминутно, вылезли из кабин.
– Гробы в катафалках? – спросил я их.
– В катафалках? – немного растерянно переспросили они, почти хором. – А, да-да, в автобусе, – сообразил один из них. Второй закивал ему в такт.
– Заносите гробы вот в эту дверь, – показал я на служебный вход. – Как фамилия?
– Моя? – взволнованно переспросил один из них.
– Нет, покойного.
– Ан-никеева, – ответил он, запнувшись.
– Зарицын, – скорбно произнес другой.
Толпа у автобусов всколыхнулась, придя в движение. Но водители успокоили их, деловито и ловко открыв квадратные люки, расположенные над задними бамперами их «пазиков». Аккуратно вынув деревянные одежды Аникеевой и Зарицына, обитые красно-черной материей, они с помощью пары родственников понесли их к служебному входу, дверь которого уже открывал Плохотнюк.
– Аникеева – в 9.20. Зарицын – в 9.40, – обратился я к заказчикам. – Мы вызовем сначала только вас, оформим документы. Потом пригласим остальных.
