Жиль Легардинье - Не доверяйте кошкам
— Здравствуйте, месье Симеон! Как вы себя чувствуете в этот погожий день?
— Спасибо, хорошо.
— Вы идете сегодня проведать жену?
— Да, я собираюсь к ней. Ей больше нравятся ваши лимонные пироги, чем мне, но это моя Симон…
Мадам Бержеро наклоняется ко мне:
— Для месье Симеона два лимонных пирога и один багет, не поджаристый. Пироги не заворачивай, а положи в коробку.
Мне удается довольно быстро найти пироги, с этим я справляюсь. Коробку тоже ловко складываю, но вот с лентой возникают проблемы. Ванесса одаривает меня презрительным взглядом. За стеклом витрины мне уже видятся выстроившиеся в ряд судьи, которые поднимают свои таблички с оценками, как на соревнованиях по фигурному катанию. Жюли, Франция: два, один, один. Неудача с лентой лишает меня места на пьедестале. Мадам Бержеро уже дала сдачу, а месье Симеон все еще ждет меня. Когда я протягиваю ему пакет, он старается быть любезным, но по его раздраженно дрожащей руке я понимаю, что обычно это происходит быстрее.
Он уходит. Это был мой первый клиент. Меня не покидает ощущение, что я опять начинаю все с нуля. Сейчас такие мысли для меня не редкость.
24
Когда у меня наконец появляется время взглянуть на часы, я чувствую глубокое разочарование. Только половина одиннадцатого, а мне кажется, что я выдавала хлеб и пирожные целую неделю без перерыва. Ванесса слегка расслабилась. Мадам Бержеро по-прежнему величественно возвышается за кассой, неизменно внимательная к покупателям. С темными волосами, безукоризненно уложенными в пучок, со своей благородной внешностью и осанкой, она временами напоминает оперную диву, сердечно принимающую своих поклонников после сольного концерта.
Жюльен оказывается очень милым, и вскоре я начинаю неплохо разбираться в хлебе. С пирожными несколько сложнее. У меня давно с этим проблемы. Помню, когда отец приносил домой какой-нибудь десерт, мне часто приходилось пробовать его, чтобы понять, что это такое. Здесь я не могу этого сделать.
Не знаю, сколько я протянула багетов, завернула круассанов, птифуров и пирожных, но пальцы у меня гудят. Все здесь для меня в новинку. В этом особенном мире свежий хлеб — это теплый хлеб. У меня кружится голова от непрерывного мельтешения покупателей и рабочих, которые подносят все новые порции выпечки. Я еле успеваю поворачиваться и даже начинаю считать себя недостаточно крепкой для этой профессии, и все же на душе у меня хорошо. Ничего общего с атмосферой, царящей в банке. Клиенты здесь совсем другие. Нет, не так. Клиенты как раз те же, но приходят они сюда совершенно в ином расположении духа. В банке, за исключением немногих из них, люди чувствуют себя в положении слабого. Они молчаливы, сдержанны, озабочены и говорят только о деньгах. Сюда же они приходят раскованными, в элегантной одежде или в шортах, с детьми и с желанием доставить себе удовольствие. Мы нечасто об этом задумываемся, но хлеб едят все: и богатые, и бедные, люди всех религий, разного происхождения. За одно только утро я увидела половину жителей своего квартала. Это забавно. Продавщица цветов выглядит более спокойной, чем на работе. Я никогда еще не видела хозяина автомастерской в белой рубашке, а аптекаря — в яркой тенниске. В половине двенадцатого к нам даже зашел Ксавье:
— Так… А ты что здесь делаешь?
— Пытаюсь переквалифицироваться. Что будешь брать?
— Один багет, четыре сладкие булочки и одну сдобную, пожалуйста. Так странно заказывать это у тебя…
Он смотрит на меня, словно видит в первый раз.
— Ты классно выглядишь с такой прической…
— С вас одиннадцать пятьдесят, — перебивает его мадам Бержеро.
Вот уже с четверть часа она наблюдает за Мохаммедом через окно. Он сложил в стопку пустые ящики, которые на десять сантиметров возвышаются над витриной с пирожными. Похоже, снова будет война. Я уже слышу вой противовоздушных сирен и вижу, как в ООН собирается экстренное заседание. Держу пари, что, как только у мадам Бержеро выдастся свободная минутка, она отправится к Мохаммеду, чтобы прочесть ему одну из своих лекций об экономическом протекционизме и управлении торговыми зонами. Это забавно, потому что, несмотря на всю свою любовь к людям, когда дело касается ее магазина, она становится похожа на министра торговли, отстаивающего свои интересы перед Советом Европы. При этом она активно использует современные экономические и технические термины. Откуда в ней это? На кухне я видела только журналы о жизни знаменитостей…
Странно, но сегодня утром я ощущала на себе взгляды многих людей. Работая здесь, я некоторым образом проникаю в частную жизнь моих покупателей. Слушаю их истории, новости, каждый из них немного раскрывается, и я узнаю о нем какие-то личные подробности. Такого никогда не бывает в банке. Но и покупатели оценивают меня, приглядываются ко мне и, доверяя свои тайны мадам Бержеро, спрашивают себя, достаточно ли я доброжелательна, достойна ли доверия, чтобы выбирать им пирожные и дотрагиваться до их хлеба. Я нахожу это трогательным.
Двенадцать пятнадцать. Чувствую себя разбитой. Ванесса держится молодцом, а мадам Бержеро по-прежнему свежа, как роза. Мои мысли путаются, я заново упаковываю заварные пирожные «Саламбо», которые перепутала с «Сент-Оноре»… Подаю вместо кофе шоколад и наоборот. Бестолковая ученица. Ванесса, похоже, не сердится на меня за это. Хозяйка делает вид, что не замечает моих промахов. К счастью, скоро уже час дня, и мои мучения закончатся.
Внезапно в хвосте очереди я замечаю Рика и совершенно теряюсь. Мне приходится изо всех сил напрягать внимание, чтобы понять разницу между круглым деревенским хлебом и формовой булкой. Перед Риком стоят четыре покупателя. Кажется, он меня еще не видит. Опустив голову, упаковываю пирожные и бегу в подсобку узнать, остались ли еще багеты. Два покупателя. Он в бермудах и темно-синей футболке. Небритый. Я не видела его уже четыре дня, шесть часов и двадцать три минуты. Не знаю, верите ли вы в приметы, я — да, особенно когда они меня устраивают. Если, отправляясь в лицей, я видела собаку в соседском саду, для меня это означало хорошую оценку по контрольной. Если к тому же она давала себя погладить сквозь ограду, я была уверена, что точно получу пятерку. Собаку звали Клафути, и это был мой талисман на пути в школу. В данном случае я не знаю, кого бы мне погладить на удачу. Можно, конечно, попробовать погладить Ванессу, но, боюсь, это будет неуместно, да и слова «хороший песик» ей вряд ли понравятся… Я специально не торопясь упаковываю яблочный пирог, чтобы Ванессе досталась женщина, стоящая перед Риком. Мысленно загадываю: если все получится и обслуживать его буду я, значит, мы будем любить друг друга всю жизнь. Ванесса отправляется в подсобку за очередным заказом. Я медленно перевязываю коробку лентой, словно детсадовский ребенок, старательно завязывающий шнурки. И даже точно так же высовываю кончик языка. Ванесса возвращается и занимается женщиной. Ура, победа! Я поднимаю голову, и Рик меня узнает. Теперь с полным правом можно сказать, что мне удалось хоть раз застать его врасплох. У него изумленное лицо, еще хуже, чем было у Альфреда Нобеля с его динамитом.
