Екатерина Вильмонт - Три полуграции, или Немного о любви в конце тысячелетия
Черт побери, как хочется есть! В предвкушении роскошных блюд тети Берты и Соньки Алиса не стала обедать, и сейчас у нее буквально живот подвело. Она схватила подарки и побежала на стоянку к машине.
У Сониного подъезда с домофоном тихонько ругалась какая-то очень толстая женщина:
– Ох, мать твою за ногу, что ж ты, стерва, не открываешься! Тьфу, наша родная техника, едрит твою налево!
– Разрешите, я попробую! – усмехнулась Алиса.
Женщина обернулась.
– Никак чего-то не отпирается… Алиска, чертова кукла, это ты?
Алиса вгляделась в лицо женщины:
– Боже мой! Антонина Михайловна! Откуда вы?
Женщина сгребла Алису в охапку и смачно расцеловала.
– Ох, черт, тут у вас все по-старому! Восьмого все собираетесь. Мать вашу за ногу, как здорово!
– А мне Сонька не сказала, что вы приехали.
– Так они и не знают! Я им сюрпризик, сучкам, сделать решила… Как думаешь, обрадуются?
– Не то слово!
– А ты все одна кукуешь, коза драная?
Алиса не успела ничего ответить.
– И Сонька тоже замуж не вышла, ясное дело? Ладно, что мы с тобой тут торчим. Пошли наверх!
Шумная толстуха была давней и лучшей подругой Берты Яковлевны. Уникальный специалист по гнойной хирургии, она служила в Афганистане, делала сложнейшие операции, спасала, казалось бы, безнадежных раненых, но однажды была ранена сама и с тех пор уже не могла оперировать. Сначала она запила с горя, но сумела взять себя в руки и стала преподавать, а потом ее сын уехал в Америку и она отправилась вместе с ним. С тех пор о ней почти ничего не было слышно. И вот сегодня такой сюрприз!
– Слушай, Алиска, там у них все нормально, а?
– Да. Нормально.
– Никаких там жутких болячек, никаких мировых трагедий?
– Слава богу, нет.
– Я почему спрашиваю… А вдруг я не к месту со своими примочками?
– Да что вы, Антонина Михайловна! Вот только одно…
– Ну?
– Татка с мужем разошлась, так что…
– Ясно, не буду спрашивать про мужа, хорошо, что ты сказала! – Они поднялись на второй этаж. – Звони давай! – распорядилась Антонина Михайловна, становясь в сторонке.
Дверь открыла Соня.
– Алиска, наконец-то! О Господи, тетя Тоня! Мама! Мама! – не своим голосом завопила она.
– Что ты орешь как ненормальная? – выскочила в прихожую Берта Яковлевна. – Ой, вэйз мир, Тоня! Тонька, мерзавка, это ты?
– Я! Я! Что ты уже старая грымза, я знала, но что у тебя совсем мозги отказали, не ожидала! Ой, Берточка, как же я соскучилась! Мать вашу за ногу, до чего ж хорошо!
Соня стаскивала с Антонины Михайловны пальто, Берта Яковлевна все целовала подругу, у обеих глаза были полны слез.
– Берта, я вот тут кое-что вам с Сонькой привезла, потом разберетесь, а вот выпивка, закусь всякая… Мать твою, какой стол! Берта, рыба фиш есть?
– А как же, Тонечка! – всхлипывала Берта Яковлевна.
– Дайте поглядеть на нормальный московский стол! Красота! А холестеринчику сколько! Прелесть просто! Я, ребятки, от этой сраной Америки совсем озверела! Сонька, пепельницу поставь! Надеюсь, вы еще не отупели, курить разрешаете? – И она с удовольствием уселась за стол. – Что-то я Татку не вижу! Она придет?
В этот момент в дверь позвонили.
– Это, наверное, как раз Татка, – предположила Соня и побежала открывать.
В самом деле это пришла Тата, за спиной которой смущенно переминался с ноги на ногу Олег Степанович.
– Вот познакомьтесь, Соня, это Олег Степанович, Софья Давыдовна!
– Очень приятно, проходите, пожалуйста! Спасибо, какие чудные гвоздики! Нет-нет, обувь снимать не надо, ни в коем случае!
Соня с любопытством разглядывала Олега Степановича. Нет, не моего романа, решила она.
– Сонька, что там за шум? – шепотом спросила Тата.
– Сюрприз!
Едва ступив на порог, Тата закричала:
– Матерь Божья! Кого я вижу! – и кинулась целовать Антонину Михайловну.
Олег Степанович растерянно озирался. Но к нему подскочила Берта Яковлевна:
– Молодой человек, не стесняйтесь, проходите! Уже все в сборе, садитесь, садитесь, вот тут, рядом с Таточкой, чтобы вам было спокойнее. И прошу, чувствуйте себя как дома. Тата, хватит чмокаться с Тонькой, сядь наконец, вон Алиска аж побледнела с голоду!
Олег Степанович, встретившись взглядом с Алисой, кивнул ей и неуверенно улыбнулся. Она кивнула в ответ. Ох, хороша, даже вздрогнул Олег Степанович. Но я почему-то ее боюсь. А чего, собственно, бояться? Вот выпью рюмку-другую, может, и страх пройдет. Хорошо, что мы на такси приехали, хоть выпить можно, тем более под такую закуску… А эта Софья тоже, между прочим, недурна. Не такая эффектная, конечно, но приятная, глазки красивые. И женственная…
Он сидел между Татой и Антониной Михайловной.
– Тебя, малый, как звать? – обратилась к нему толстуха.
– Олег, – почему-то без отчества ответил он.
– Вот что, Олежек, поухаживай за старухой, налей-ка мне водочки, вон той, желтенькой. Это Берта на апельсиновых корочках настаивает. Мечта! Ты-то сам употребляешь?
– А как же!
– Вот и славно! Я сразу провозглашу тост, вы не против? У всех налито? В таком случае давайте выпьем за то, что мы вот уж столько лет – и теперь можно сказать, с разных концов света – стремимся сюда, за этот стол, к этим людям… И всем нам тут хорошо! Берточка, Сонька, за вас! – Антонина Михайловна опрокинула рюмку. – Ох, хорошо, мать вашу за ногу! Вкуснее твоей водки нет ничего на свете, Берта! Я там, в этой Америке, пробовала тоже настоять водку на корочках, а все не то… Ну, будем здоровы! Олег, наливай еще!
Кроме Олега Степановича за столом был только один мужчина – хрупкого сложения пожилой художник Александр Рувимович, дальний родственник Сониного отца.
Вот уж точно – восемь девок, один я, подумал мельком Олег Степанович. Но ему здесь нравилось. Уютно, вкусно, просто… И эта чудная толстуха рядом явно прониклась к нему материнскими чувствами.
– Олежек, не расстраивайся, подумаешь, молодая девчонка тебя послала на хер… Так она ж дура! Все эти «мисски» из глубинки такие. – Олег уже успел пожаловаться на судьбу. – Ничего, ты парень видный, все при тебе, не пропадешь. Ты уж так безумно ее любил?
– Не знаю, – вздохнул Олег.
– Я тебе дам совет, – шептала Антонина Михайловна, – ты по сторонам-то не зыркай! Алиска, конечно, хороша, но не для тебя… И Сонька, между прочим, тоже.
– Почему?
– Я очень люблю Соньку, и еще больше Берту. Но такую тещу и врагу своему не пожелаю. А вот Татка – это как раз то, что тебе надо, ты уж мне, старухе, поверь!
– Антонина, ты, по-моему, рехнулась на старости лет! – заявила вдруг Берта Яковлевна. – Ты чего в молодого человека впиявилась?
– Жить его учу! Он вот говорит, что сирота. Значит, надо о нем позаботиться! Не обращай внимания, Олежек, они все мне просто завидуют, и всегда завидовали! Я всю дорогу как в компанию попаду, все мужики сразу мои! – Она весело подмигнула Берте Яковлевне. – Один Додик, покойник, на мои чары насрать хотел, предпочел Берту. Только мне уж мужики-то без надобности, хотелка усохла. Мне теперь уму-разуму мужика поучить – самое милое дело!
