Дмитрий Правдин - Хирург возвращается
— В таком случае надо сидеть дома, а не вызывать «скорую» и мчаться в больницу! А раз вы тут, то будем оказывать помощь в полном объеме! Так что не стойте у меня на дороге!
— Это не я вызвала «скорую», а мама! — чуть не плачет Ленушка. — Доктор, мы все так устали ждать! Вы просто не понимаете!
— Я все понимаю, но на должностное преступление не пойду! И не надо предлагать мне деньги: это мерзко!
— А я в Интернете читала, что онкологическим больным нельзя переливать кровь. Пишут, что это может стимулировать рост опухоли. Это правда?
— Правда, но не в конкретном случае: куда уж тут, по-вашему, дальше стимулировать? Я переливаю кровь из-за тяжелой кровопотери.
Анализ Вальтера оказывается очень плохим, и я, несмотря на возражения родственников, все же вливаю две дозы крови и две дозы плазмы. Покончив с Вальтером, я отправляюсь обедать: как раз подошло время.
Обед, по больничным меркам, оказывается просто шикарным и не идет ни в какое сравнение с тем, что приходится наблюдать в лечебных учреждениях Петербурга. Наверное, сказывается небольшое число пациентов в стационаре да меньший размах воровства. Не стану описывать меню, а то после всех этих кровавых подробностей гастрономические излишества выглядят непристойно. Скажу только одно, что все очень вкусно.
После обеда занимаюсь документацией, а когда часам к трем выхожу из ординаторской, вижу, что персонал как-то сам собой растаял. На посту осталась только дежурная смена, да в своем кабинете возится Зинаида Карповна. Григорий Петрович тоже засобирался домой:
— Рабочий день подошел к концу, пора и честь знать!
— Не рановато ли собрались?
— В самый раз. Пока переоденусь, как раз пробьет без пятнадцати четыре: финал! Впереди выходные: много дел накопилось. У вас какие планы?
— Пока никаких. Живу при больнице, питаюсь тут же, так что я всегда под рукой. Вы когда дежурите?
— Завтра, так что надо поскорее отсюда убираться. В субботу приду, добью выписные истории.
— Если понадобится моя помощь, не стесняйтесь — зовите! — Мы меняемся номерами телефонов.
К четырем часам в отделении остаются только дежурные медсестра и санитарка. Скучая, я прохожу по отделению, заглядываю в свои палаты: все тихо. Вальтер спит, повязка на шее остается сухой. После переливания крови и плазмы на его щеках наметился нездоровый румянец. Поднимаюсь в реанимацию и проверяю послеоперационного пациента: настораживающих моментов не вижу, все происходит, как и должно быть. Оставляю запись в истории болезни и решаюсь поговорить по душам с заведующей хирургическим отделением.
— Что вам угодно? — зло спрашивает у меня Зинаида Карповна.
— Мне угодно с вами пообщаться.
— Мне сейчас некогда! Вы видите, — она кивает на нисколько не уменьшившийся ворох бумаг, — много работы.
— Хорошо, скажите, когда подойти.
— В воскресенье я дежурю, можете подойти, — несколько смягчается заведующая. — Со следующей недели я вам поставила четыре дежурства. Неделю вам даю на адаптацию.
— Вы очень любезны, Зинаида Карповна, — от всей души улыбаюсь я. — Запишите мой номер телефона.
— Зачем?
— Вдруг я вам понадоблюсь ночью или в выходные дни. Всякое может случиться.
— Не уверена, но давайте запишу, — она как бы нехотя переворачивает страницу ежедневника, едва видного среди прочего хлама на столе, и записывает продиктованные мной цифры.
Так завершается мой первый рабочий день в славном Карельске. Спустившись к себе в комнату и не зная, чем себя занять, я отправляюсь на прогулку в город.
Карельск утопает в зелени. От больницы до побережья Белого моря идти пешком довольно утомительно. Вдоль дорог растут бесчисленные деревья, преимущественно сосны и ели. Пыльные, вымощенные серым потрескавшимся асфальтом улицы пустынны. По деревянным тротуарам, проложенным вдоль них, среди зарослей лопухов, вымахавших за лето в рост человека, идут немногочисленные прохожие.
Я останавливаю парочку молодых женщин, гуляющих с яркими колясками, и спрашиваю, как мне лучше добраться до моря. Они только пожимают в ответ плечами и глупо улыбаются. Еще одна встрачная женщина поясняет, что автобусное сообщение в городе устроено скверно, и все жители предпочитают добираться либо на такси, либо на личном автомобиле. А ждать общественный транспорт — занятие глупое и бессмысленное: автобусы ходят раз в час, а то и реже.
Кстати сказать, встреченные мною карельчане — исключительно славянской внешности. Ни одного выходца из южных республик бывшего СССР за все время пребывания в городе я не встретил. По-видимому, в Карельске для них нет работы.
За сорок минут я обхожу весь прилегающий к больнице район. Большинство зданий — непривлекательные, выкрашенные в гнусный желтоватый и бледно-розовый цвет трех- и четырехэтажные хрущевки первых серий, тронутые с боков стойкой плесенью, а также деревянные бараки со скрипучими входными дверями и рассохшимися окнами. Встречаются и сталинские дома, выделяющиеся массивным известняковым фундаментом и монументальными стенами из длинного белого кирпича. Заметил я и строения, возведенные при последнем царе. Они из красного кирпича или настоящего камня и причудливо лепятся к склонам сопок: вместо фундамента — скошенный под уклон холма первый этаж на сваях.
От нечего делать заглядываю в несколько продовольственных магазинов. Цены в них не слишком отличаются от питерских, и миф о колоссальной стоимости продуктов в северных районах страны развеивается сам собой. Я покупаю вкусный арбуз по десять рублей за килограмм. Ягода попалась сладкая и красная.
Чем пристальней я вглядываюсь в городскую жизнь, тем мрачней становлюсь. Проблема с употреблением алкоголя здесь стоит гораздо острее, чем в Петербурге. Тут даже всякое спиртное прекращают продавать с 21–00 часов и до 11–00, против питерских с 23–00 до 9-00. А сегодня, как нарочно, пятница. Я со своим арбузом в очереди, где почти все мужики как один берут только алкоголь, выгляжу навроде белой вороны. Многие с подозрением косятся в мою сторону: вот придурок! Все водку да пиво набирают, а я хожу, арбузы выстукиваю.
Один вишневоносый мужичок в рабочей спецовке не удерживается и спрашивает меня:
— Парень, хошь к нам на хвоста упасть?
— Куда упасть? — не понимаю я, выбрав из кучи ягоду килограммов на пять.
— На хвоста! — Он щелкает пальцами по кадыку. — Мы тут с ребятами соображаем на троих, будешь четвертым? Твой арбуз, наша «белая».
— Нет, спасибо!
— Че спасибо-то? Брось ты свой арбуз дурацкий! Сегодня же пятница, айда с нами! — И он так лихо подмигивает, что его заслуженный нос тоже кивает, приглашая меня принять участие в попойке.
