Мария Метлицкая - Миленький ты мой
Полина Сергеевна умерла. Конечно, она умерла! Это было понятно и так. Мне было все ясно еще с самого утра, когда я к ней заглянула.
Лицо ее было спокойно и безмятежно – словно она наконец отдыхала. Наверное, так и было – она отдыхала. От болей, страданий, от жизни. От мук совести?
Я села на стул возле ее кровати. Поморщилась, когда представила все предстоящие хлопоты. А расходы? Господи, мы ведь копили на отпуск! Как мы мечтали о море!.. Я и Димка, вдвоем! Я никогда не была на море, ни разу…
А как я могла там побывать? Кто бы свозил меня на море? Баба Маня? Тонька? Или… Полина Сергеевна?
Кстати! Она рассказывала – с восторгом, взахлеб, – как Королева однажды взяла ее в Сочи.
Ах, Сочи! Ах, темные ночи! А море? А пляж? А шашлыки? А вино? А фрукты какие? Персики, груши! Вы таких и не нюхали! Сок течет по рукам, чистый мед!
Вы – это мы. Баба Маня и я. Мы слушали ее и молчали.
– А чо ж ты девке груш не привезла? – спросила ее баба. – Тех, что чистый мед?..
Полина Сергеевна захлопала ресничками и что-то залепетала. Невнятное. Баба ее прервала:
– Хорошо, что хоть ты, Поля, наелась!
Нет, она привезла! Сувенир. Мне. Розоватая ракушка на дурацкой подставке. Подставка эта крошилась и пачкала руки. Ракушку я расколола – специально. Помню, на ней была надпись: «Привет из Сочи!»
Взяла молоток и расколола. И баба меня не ругала.
Больше, насколько я помню, в поездки ее не брали. Сидела в Москве и сторожила квартиру.
А я море представляла отлично! И мне казалось, что я даже слышу, как оно пахнет! Правда, чем – объяснить не могла, мне казалась – арбузом. А как хотелось поплавать ночью по лунной дорожке, по черной воде. И чтоб мой Димка плыл рядом…
А на берегу целовал мое мокрое и счастливое лицо и гладил загорелые плечи.
Еще мне хотелось срывать виноград – прямо с куста. Длинный, тяжелый, прозрачный. И кормить им моего Димку…
Я вздохнула и вышла из комнаты. Надела пальто и пошла к соседке.
Тетя Галя была в этих вопросах спецом – ее всегда звали обмыть и подготовить покойника. Делала она это с большим удовольствием, и не за вознаграждение, а по призыву души. Денег не брала, а вот «благодарности» принимала.
Помню, как она готовила мою бабу. Потом Тоньку. А вот теперь пришел черед и Полины Сергеевны.
Тетя Галя сидела за столом и чистила гречку – горка грязной, горка очищенной. На носу очки. Так же чистила гречку и моя баба…
Смотрит на меня и хлопает глазами:
– Че пришла, Лидка? Надо чего?
– Надо, – киваю я, – Полина Сергеевна… Померла.
Тетя Галя вскочила, захлопала руками, как наседка крыльями, и затарахтела:
– Как же так, Лидка? Как померла? Ох, Полечка-Поля! Куда ж ты поторопилась? И чего ж тебе не жилось?
– Хватит, теть Галь! – прервала я ее. – А то ты не знаешь! Чего не жилось… Рак у нее был! Вот и сожрал! Как ему и положено. И ты не трынди! Пойдешь со мной, поможешь? Я ж в этом деле…
Тетя Галя тут же угомонилась, строго кивнула и стала натягивать резиновые сапоги.
– Помогу, Лидочка! Как не помочь? Дело-то тонкое, хоть и житейское! Все надо знать – чтоб по-хорошему! И как, и куда…
Накинув платок, она остановилась и строго посмотрела на меня:
– У батюшки была? У отца Алексея?
Я вздохнула и покачала головой. И мы двинулись в путь.
Димка должен был приехать на следующий день. Слава богу! Как я его ждала! Без него мне было совсем тяжко. Да еще в доме с покойницей…
Хоронить решили после приезда Димки, на следующий день. Перед похоронами – отпеть в церкви.
Я отнеслась к этому… довольно скептически. Где Бог и где Полина Сергеевна? Просто смешно! Еще до Димкиного отъезда они обсуждали приход священника – Полина Сергеевна попросила.
– Лида договорится, – обещал Димка.
Я про себя посмеялась: при жизни надо бы было… а не на краю…
Вот ведь, опять про себя думает – что б ей грехи отпустили. Для спокойствия в будущей жизни. Да я уверена: она и не чувствовала себя виноватой. Не такова наша Полина Сергеевна. Как говорится, хочется в рай, да грехи не пускают.
Ту ночь я не спала. Нет, покойников я не боялась. Просто опять вспоминала свою жизнь. Плакала. Жалела себя. Снова жалела. А под утро мне вдруг стало плохо: разболелась голова и закрутил живот. Потом затошнило. Я еле добежала до помойного ведра. Исторгла из себя всю эту муть, перемешанную с моей болью, и мне стало легче. Словно вместе со всем этим вышла из меня моя обида и злость.
Потом я уснула. Проснулась поздно, часов в десять. Для деревенского человека это непозволительно поздно.
Но куда мне спешить? От уроков меня освободили, делать мне было нечего. К ней я не заходила.
Я ждала Димку.
В одиннадцать ворвались соседки и стали расспрашивать про поминки. Кому блины печь, кому варить кутью. Мне достались салаты и горячее.
Шинкуя салаты, я вдруг поняла, какое это мудрое дело – поминки. Человек отвлекается на дела житейские, рядовые – отварить, порезать, перемешать, заправить. Отвлекается от своего горя. Впрочем, мне отвлекаться от горя не нужно было – никакого горя у меня не было.
А Димка не ехал! Я смотрела в окно и на часы. Оставался еще один автобус – самый последний, семичасовой. Конечно, было тревожно: вдруг что случилось? Димка должен был приехать к обеду. Успокаивала себя: пошел побродить по Москве, в кино или стоит за чем-нибудь в очереди. Обычное дело! Но на сердце было тревожно.
Он не приехал и в девять. Тогда я и запаниковала.
Ночь была страшная! В соседней комнате покойница, муж ко времени не вернулся, меня опять рвало – упорно и долго, кишками наружу. Под утро я лежала без сил: зеленого цвета, с черными подглазьями, мутным взглядом. Не краше Полины Сергеевны! Нет, правда, ей-богу!
Усмехнулась про себя: подумают, что по матушке сильно тоскую. Смешно…
Но в девять утра почтальонша Светка принесла телеграмму – от Димки.
Муженек мой золотой заболел, с высокой температурой валяется в гостиничке.
Я и успокоилась, и снова распсиховалась: жив, слава богу! Но болен и один! Кто принесет лекарство, горячий чай? Первой мыслью было – рвануть в столицу и спасать мужа.
Но тут… эта. И ее похороны. Господи, опять она нам мешает! Даже теперь, когда умерла! Уехать? На все наплевать? Да, конечно, уехать! Ее похоронят и без меня! Соседи! Не бросят – отпоют и зароют. А Димке сейчас очень плохо, если уж он не приехал и написал, как ему туго…
Я хорошо знаю своего мужа: если бы он мог стоять на ногах – точно приехал бы!
Я быстро оделась, бросила в сумку паспорт и деньги, закрыла дом и побежала к тете Гале, к соседке. Она все сделает правильно – я и не сомневалась. Да и было мне на это, если по-честному, глубоко наплевать…
«Живые важнее!» – шептала я, подходя к ее дому.
