П. Ёлкин - Тридцать пять родинок
И вот именно из-за тех дней заходит мужик к своему деду, заходит и сидит жует пирожки, криво вылепленные узловатыми стариковскими пальцами, несмотря на то что где-то уже ждут его друзья, чтобы перекинуться в покер, или, например, настраивает звук его любимый ансамбль в каком-то клубе, или застывает перед зеркалом, в последний раз придирчиво оглядывая себя, молодая подружка.
Та же самая ерунда у меня с БигМачной.
В первый раз я увидел букву М в Будапеште, в середине восьмидесятых.
Ехал я тогда в Австрию, и один из моих друзей попросил меня зайти в Будапеште на кладбище, где похоронена была какая-то его троюродная тетка, взять там справку о захоронении. Типа хотел мужик затеять переезд в Венгрию на ПМЖ, и нужна была ему эта справочка позарез. Ну, хрен с тобой, золотая рыбка, помню, решил я тогда и взял билеты на поезд до Вены с пересадкой в Будапеште с разрывом в шесть часов. Тем более что было начало декабря, в Европе вовсю начинались рождественские распродажи, погуляю, думаю, по городу, а то через окно поезда разве что рассмотришь…
Это было первое мое путешествие в зарубеж, тем более что мадьярского языка я не знал, так что, трезво оценивая ситуацию, понимал, что мелкие проколы неизбежны, и заранее смирился с этим.
Но меня угораздило обгадиться по-крупному.
Сдавая весь свой багаж в камеру хранения на вокзале, чтобы добираться до кладбища налегке, я совсем не обратил внимания на табличку на венгерском языке, висящую рядом с окошком. И только вернувшись на вокзал через пять часов, ровно за час до отправления поезда, и увидев, что окно закрыто наглухо, я табличку-то заметил. А заметив, пригляделся поближе и увидел мелкими буквами английский перевод — эта камера хранения не работает с десяти вечера до шести утра. Как, как я мог не заметить этого раньше? Как я догадался сдать на хранение именно в эту дурацкую камеру вообще все: вещи, деньги и документы???
Как говорится в известном фильме, «воздух свободы сыграл с профессором злую шутку».
Посмотрев на часы, я понял, что: во-первых, я опоздал всего на каких-то десять минут, наверняка служащие еще не разошлись по домам, и если как следует попросить, камеру хранения мне откроют и вещи выдадут, во-вторых, не то от переживаний, не то по известному всем закону подлости мне просто немедленно захотелось на толчок!
Я понимал, что мне надо просто найти начальника вокзала или какого-нибудь дежурного и просто объяснить ему всю ситуацию — они не могут не войти в мое положение, международная дружба, братья по социалистическому лагерю и все такое. Но я не мог представить, как я буду разговаривать с начальником вокзала, приседая на полусогнутых ногах и держась за живот. Сдерживая дыхание и сжимая жопу в кулачок, я быстренько крутнулся по вокзалу. Ой-ой-ой-ой… Все вокзальные туалеты оказались платными — два форинта. Но форинтов-то у меня не было ни одного. Та-а-ак, что делать-то?
Я отловил какого-то мужика, проходящего мимо и на пальцах показал ему: мол, дай два форинта для руссо туристо, не жидись, мы же вас в сорок пятом освободили… Но мужик только хмуро глянул на меня, пробурчал что-то про полицию и махнул пальцем в сторону зала ожидания.
В зале ожидания трое полицейских долбили дубинками расположившуюся на узлах на полу цыганскую семью. Толи цыганенок пытался стрельнуть у кого-то пару форинтов, то ли он показал проходящим мимо полицейским фак из грязных пальцев — непонятно. Но в момент, когда я бросил взгляд в ту сторону, здоровенный детина уже вовсю лупил мелкого пацана дубинкой. За хлопца влезла тетка, подмяла паренька под себя, прикрыла своим телом, и тут уже второй полицай влез в махач, и они начали дубасить тетку в две руки. Третий полицейский подключился, когда за тетку вступился бородатый цыган, и вот уже полицаи рубили всю семью втроем, кромсали не на шутку, так что кровь летела по сторонам.
Увидев это, я понял, что деньги стрелять здесь не стоит, поэтому я еще крепче сжал жопу в кулачок и выскочил на улицу. Метров за триста от вокзала в свете фонарей я увидел какой-то скверик с памятником и рванул туда, каждую секунду ожидая, что вот-вот подорвусь на ходу, а как потом разговаривать с начальником вокзала в сраных-то штанах?
Добежав до скверика, я нырнул в кусты, забился в тень и, еле успев сорвать штаны, что называется, выдал рекордную плавку. Я сомневаюсь, что в стольном городе Будапеште за всю его многовековую историю когда-нибудь была такая куча, за исключением того случая, когда во время боев за город в сорок пятом слон обосрался в местном зоопарке при виде залпа батареи гвардейских «катюш».
Переведя дух, я начал хватать в горсть полусухие листья с куста, но тут мой ангел-хранитель огляделся и начал в панике истошно хлопать крыльями — между раздвинувшихся веток я увидел, как со стороны вокзала в мою сторону бегут те самые трое полицейских.
Они бежали, на ходу переговариваясь по рациям и размахивая дубинками.
И тут я понял, что при виде летящих на него во весь опор крестоносцев чувствовал простой мужик-пахарь из псковской деревни, которого только что, ранним апрельским утром, выдернули из протопленной избы, встряхнули и поставили на лед Чудского озера. И я, подхватывая на бегу штаны, через секунду уже ломился через кусты в противоположную от полицейских сторону, подальше от вокзала и освещенной площади.
Беда в том, что весь город в предрождественский сезон был освещен так, что даже великому Пирсу Броснану со всей помощью спецслужб ее величества затеряться было бы нелегко. Я бежал переулками и дворами, уходя от погони, запутывая следы, лавируя среди прохожих.
Наконец я решил, что полицейские меня больше не догонят, и затормозил, оставляя на асфальте следы из обуглившейся резины.
И только теперь до меня дошло, что на вокзал возвращаться мне нельзя, по крайней мере до утра, пока не сменится полицейский наряд.
Нет, ну можно, конечно, рискнуть, переодеть куртку наизнанку, сгорбиться, прищуриться и так отправиться на вокзал, но типа мой поезд отходит уже через десять минут, а как отсюда добираться до вокзала, я просто не представляю.
Вам не понять, как это — оказаться в европейском городе в предрождественский сезон едва одетым, без денег и документов. Что такое — ходить по ярким праздничным улицам, дрожать от холода, прислушиваясь к тому, как засыхает у тебя на жопе невытертое говно, и знать, что тебе надо продержаться как минимум семь часов.
Какому-то загулявшему немцу я с трудом втюхал свои часы за двадцать форинтов, в уме разложил эту сумму на десять заходов в туалет и теперь брел, глазея по сторонам, выискивая сортирную будку.
И тут я увидел огромную букву М, которая не «метро», и снова мой ангел-хранитель захлопал крыльями, теперь уже радостно, подпихивая меня в спину. Первым делом я, конечно, отправился в туалет.
Моих двадцати форинтов, вырученных за часы, хватило на три стакана чая, и шесть часов я просидел в светлом и теплом зале, колдуя над чашками, стараясь растянуть их «на подольше». И пока я лелеял эти стаканы один за другим, ни одна падла не подошла ко мне и не поинтересовалась ехидно, буду ли я заказывать что-нибудь еще. И даже когда я выходил покурить, уборщики понимали, что я сейчас вернусь и не трогали мой одиноко стоящий на мраморном столе стакан.
Утром, добравшись до вокзала и получив свой багаж, я поменял билет и отправился своей дорогой в Вену, оставляя на память негостеприимной столице когда-то братской Венгрии рекордную кучу. Проезжая через город, я все таращился в окно, надеясь увидеть эту букву М, так выручившую меня в трудную минуту.
Путь самурая
В 1986 году была напечатана книга Владимира Цветова «Пятнадцатый камень сада Рёандзи», и все наперебой стали нахваливать журналиста-международника, который смог приоткрыть советским людям тайны загадочной Страны восходящего солнца.
Нашли повод для восхищения, ага, это все равно что мужик будет бегать по Туле и кричать, что где-то в далеких краях он видел такую штуку, самовар называется. Вот-вот, и вспомните еще про «баклажаны, икру заморскую…».
По моему глубочайшему убеждению, не было на свете страны ближе по духу к Японии, чем Советский Союз.
Любая японская ерунда, какую ни возьми, стопудово аукается с советскими реалиями.
Культ императора — божеского сына, коллективизм, камикадзе, пожизненное трудоустройство — да любая фигня. Даже, блин, бумажные дома — ну, это поймут только те, кто жил в хрущобах, ага.
Лично я первый раз проникся духом бусидо, когда лет в восемь смотрел фильм «Коммунист». То есть сама идеология мне тогда была совершенно непонятна, но кусок из этого фильма я помню до сих пор: там ночью без угля останавливается поезд, и мужик, обойдя всю деревню и не найдя желающих ему помочь, один идет запасать дрова. То есть он, подрывая пупок, валит деревья, пилит бревна, колет поленья. Один — потому что не важно, помогают тебе или нет, но свое дело ты должен делать, несмотря ни на что. Если не обращать внимания на партийный билет в кармане главного героя — чем не бусидо?
