Владимир Царицын - Вкус коньяка
Я взял пакет в руки. Он был довольно весомым.
- Здесь сто девятнадцать тысяч долларов, - сказал Платон, увидев, что я взвешиваю в руках пакет. - Объем большой потому что купюры разные. И крупные и маленького достоинства. Взял те, какие у него были. Тысячу я потратил на акцию. В таком деле расходы неизбежны.
- А твоя доля?
Платон махнул рукой:
- Да бросьте вы, Сергей. Негоже у сирот гонорары брать.
- Мишка теперь не сирота, - вступила в разговор Анюта, - у него теперь мы с Сережей есть. - И она придвинулась ближе ко мне.
Платон посмотрел на нас с улыбкой, подмигнул и, сказав на прощанье: "Гоше Егоровичу привет передавайте", ушел.
*35.*
На кладбище мы теперь всегда ходили втроем. Заходили к моим родителям, потом шли к Зое, Мишке, Светлане и Лизоньке. На обратном пути заходили на могилку к Николаю, Аниному мужу. Где лежит Мишкин отец мы еще не знали, но со дня на день должны были получить информацию. Николай Петрович Первачев пообещал разобраться в этом вопросе, поднять необходимые архивы и выяснить место захоронения
Андрея Ильича Петрова.
Сегодня с утра мы решили пойти с Мишкой на кладбище вдвоем, Анна помогала Елене, Гошиной жене готовиться к юбилею - Елене Геннадьевне позавчера исполнилось шестьдесят лет, но званый ужин было решено провести в субботу, то есть сегодня вечером. Мы с Мишкой тоже были приглашены. Но торжество вечером, а до вечера еще далеко. Мишка сам предложил мне сходить на кладбище, попроведовать своего тезку.
Снега этой зимой было не много. Но ведь еще только начало ноября, основные снегопады впереди. Мы с Мишкой быстро управились со снегом.
Я ушел к Зоиньке, а он остался с моим сыном. Я мысленно разговаривал с женой. Я уже давно попросил у нее прощение за то, что теперь с
Анной. Конечно, Зоинька как всегда молчала. Но она улыбалась. Тоже - как всегда. Я пытался заметить какой-нибудь оттенок в ее улыбке. Мне показалась, что она на меня не в обиде. Мне показалось, что она даже рада за меня. И еще мне показалось, что Мишка ей понравился. Мишка
Петров.
Я скосил глаза на Мишку и вдруг понял, что он что-то говорит. Я прислушался. Да, Мишка тихо говорил. Он разговаривал с моим сыном.
Он очень тихо говорил, но я отчетливо слышал каждое его слово.
- Ну что же делать? - говорил Мишка. - Так получилось. Я не виноват, что тоже люблю твоего батю. Он хороший. Добрый и… он настоящий мужик. Ты не будешь против, если я его тоже батей звать буду? Не будешь? Я так и думал…
Неужели и Мишка слышит голос моего сына?
- …И за тетю Аню на него не обижайся, - продолжал Мишка. -
Понимаешь… им вместе надо быть. Им же меня воспитывать надо. Хоть я уже и взрослый почти, но… мне это тоже надо… ну, я насчет воспитания и вообще…, но им это надо больше.
Он еще что-то говорил, но я не смог дальше слушать. Что-то шершаво сдавило мне горло, а глаза защипало. Я сглотнул и понял, что по моим щекам текут слезы. Вот дурак! Почему я плачу? Ведь все хорошо. У нас с Анной все хорошо. Мы оба поняли, что нужны друг другу. И с Мишкой взаимоотношения наладились. Я стал лучше понимать его, а он - меня. И в плане финансов нормально, денег нам хватает.
Из тех ста девятнадцати тысяч долларов, которые принес Платон, я взял только на телевизор. Остальные положил на депозит в банк.
Надеюсь, что не сгорят. Мишка вырастет, вернее, совсем взрослым станет - найдет им применение. Мишка, кстати сказать, хорошо учится, успехи у него великолепные. И… он любит нас. Нас всех. И живых и мертвых. Я это понял сейчас. Сначала услышал, а потом понял… Все хорошо. Так почему же я плачу? От счастья? Неужели ко мне оно пришло
- счастье? Я живу и я счастлив?!
- Батя, пошли домой, - услышал я Мишкин голос и воровато отвернулся, вытирая глаза рукавом. Где-то у меня был платок. Где? В каком кармане?..
This file was created with BookDesigner program [email protected] 13.01.2009
