Наталья Солей - Рублевский Казанова, или Кастинг для наследниц
Однако Борис вошел в кадр. Мониторы в разных ракурсах множили его вдруг осунувшееся, ставшее от этого еще более выразительным, красивое лицо. Он был собран, спокоен, стараясь ничем не выдать своего состояния, оставив все за порогом студии. Сюда он пришел работать и проведет программу во что бы то ни стало, а потом… Но это потом, а сейчас…
– Работаем, – кивнул он режиссеру и повернулся к камере с горящим огоньком.
Запись прошла идеально. Борис, как обычно, задавал собеседникам острые вопросы, парировал, вступал в спор, блистательно делал выводы из всего сказанного.
– Что значит профессионал, – тихонько приговаривал режиссер за пультом. – Все как по маслу.
– Чего это ему стоит, – вздохнул продюсер, отходя в сторону.
Маша не отрывала глаз от мониторов. Все нормально. Но когда же закончится эта мучительная запись?
Наконец, прозвучали слова, которыми Борис всегда заканчивал свою программу: «Сегодня эта тема была самой актуальной». Маша решила спуститься в студию. Если он опять скажет, что хочет побыть один, она поймет. Но возможно, именно она в эти минуты необходима ему.
Спускаясь по лестнице, девушка увидела, как Борис быстро вышел в коридор, взволнованно разговаривая по телефону. Когда подошла к нему, он только что завершил, видимо, очень важную беседу.
– Машка, как здорово, что ты здесь, – с облегчением произнес он те самые слова, которые она больше всего ждала. Он как-то по-детски обнял ее, прижал к себе, как бы ища спасения от навалившегося горя. – Хорошо, что сразу запись. Работа – она всегда спасает. А вот вышел и понял, что один просто взвою.
– Ты не один. Как же я могла тебя оставить в такой момент? Мало ли, что ты сказал. Одному в такие моменты нельзя оставаться, – приговаривала Маша, несколько неловко поглаживая Бориса по спине, успокаивая, как маленького мальчика.
– Все-то ты у меня понимаешь. Все ситуации проходила, мудрая ты моя. Знаешь, я не верю, что он погиб. Этого не может быть, – тихо проговорил он.
– Борь, в это всегда трудно поверить…
Он немного отстранился, взяв Машу за плечи, стал убежденно говорить, глядя ей в глаза:
– Нет, не в этом смысле. Я не могу поверить в какой-то там несчастный случай. Этого не может быть. Он хорошо водит машину и всегда очень осторожен.
– Борь, ты, конечно, прости, но в его возрасте ездить без водителя…
– Это да… Но все же я сейчас еду в милицию. Хочу знать, как это все произошло. Буду требовать возбуждения дела. Я найду того, кто это ему устроил. – Он говорил так, что казалось, будто ему уже известно, кто именно виновен в аварии. Надо только это доказать. Он долго сдерживал себя, и наконец его прорвало, эмоции вышли наружу.
Маша не собиралась ни разубеждать, ни успокаивать. Если ему так легче смириться с потерей, то пусть настаивает на расследовании. А она для того и подруга, чтобы помочь перенести горе, свалившееся на него. Что бы он ни решил, она будет рядом и поддержит его во всем.
– Я с тобой, – коротко сообщила она. – И даже не думай меня отговаривать. Я тебя сейчас одного не оставлю. Тем более что тебе в таком состоянии нельзя садиться за руль. Поедем на моей машине.
– Поедем, – устало согласился Борис.
В милиции им показали все протоколы с места аварии, фотографии. Оказывается, уже и опознание успели провести. Алла Миркина узнала его куртку по очень приметным «молниям», лицо и тело обгорели до неузнаваемости. Сомнений не было: за рулем сидел он. В машине он был не один. С ним ехала неизвестная девушка, личность которой пытаются установить.
Автомобиль на большой скорости врезался в огромный грузовик, на скользкой дороге его закрутило, он несколько раз перевернулся и от сильного удара взорвался. Это несчастный случай, и возбуждать дело нет никаких оснований.
– Понятно. Возбуждать дело у вас нет оснований. Ладно. Но нельзя же опознать человека только по «молниям» от куртки. Я категорически с этим не согласен, – решительно заявил Борис, почти смирившись с тем, что его подозрения беспочвенны. – Я требую генетической экспертизы, чтобы доподлинно установить, что человек, сидевший за рулем машины, был мой отец.
– Это ваше право – требовать, – замялся капитан, беседовавший с молодыми людьми, – но, понимаете ли, такая экспертиза делается не быстро и дорого стоит…
– Я заплачу и за экспертизу, и за то, чтобы она была сделана быстрее, – мигом понял Борис намек и положил на стол капитана довольно пухлую пачечку долларов. – Думаю, здесь хватит на все.
– Я тоже так думаю, – оценив взглядом и прикинув в уме кругленькую сумму, довольно согласился капитан. – Обычно результаты бывают готовы через месяц. Вы получите их через две недели. Вот вам адрес. Сдадите кровь, оставите свой номер телефона, вам сообщат результат.
– Хорошо, спасибо за понимание, – автоматически бросил Борис и резко встал.
– Это наша работа, – улыбнулся капитан. – Если будут еще какие-нибудь вопросы, обращайтесь.
Последние слова капитана Борис не услышал. Он уже стремительно шел по коридору милицейского управления, Маша едва поспевала за ним. Только оказавшись в машине, Вольнов-младший немного пришел в себя и довольно спокойно проговорил:
– Пока не будет готова экспертиза, не разрешу хоронить.
– Но Миркина же опознала, – осторожно начала Маша, заводя машину.
– Надеюсь, никто возражать не станет. – Немного помолчав, Борис тихо проговорил: – Успеют еще наследство поделить. Радуются небось такому повороту событий…
– Не думаю, что кто-то может радоваться, – еле слышно заметила Маша, полностью сосредоточившись на дороге.
– А я думаю, представь себе, даже уверен, что многие были заинтересованы в его уходе, – опять стал заводиться Борис.
– Я не знала, что ты так относишься к отцу, – решила немного отвлечь его от навязчивой идеи девушка.
– Как?
– Неравнодушно. Мне казалось, ты его недолюбливал и сторонился, считал чужим.
– Недолюбливал? – грустно переспросил Борис. – Впрочем, конечно, со стороны именно так это и выглядело. Наверное, даже он так думал. Хотя на самом деле я его любил. Очень любил. В детстве просто боготворил. Гордился им безумно. С самого малолетства знал, что буду журналистом, как папа. Он читал мне сказки, потом, когда я подрос, самого заставлял читать. Давал мне книгу, а я потом рассказывал ему содержание, толковал, что думаю о прочитанном, кто там хороший, кто плохой. Рядом с дачей у нас конезавод был – научил меня держаться в седле, летом играл со мной в теннис… Его же все знали в лицо. Он идет со мной рядом, держит за руку, а все на него смотрят, здороваются… А потом у него началась другая жизнь. Правда, тогда мы еще часто виделись, но постепенно он отдалился от меня, потом родился мой брат Артем, и отец стал совсем чужим. Я жутко переживал. Решил, что вот поступлю в университет, стану известным журналистом, и он очень пожалеет, что так просто взял и отказался от меня. Нашел себе вторую жену, второго сына, дальше больше… Не выношу я этих, которые на чужом свое счастье строят.
– Согласна. Я тоже терпеть не могу всех этих мачех, – поддержала Маша.
– А разве твоя мама тебе не родная? – удивился Борис.
– Родная, конечно. У меня, слава Богу, мачех не было. А у мамы была, и у папы, и у маминой мамы. Целый букет мачех. И все какие-то одинаковые. Такие все женственные-преженственные… акулы, которые за квартиры, дачи, дома в горло вцепятся и, пока свое не отгрызут – не отпустят. Они отгрызли, а я осталась бесприданницей. Наследство должно передаваться из поколения в поколение. Приданое должно быть фамильным, а мои фамильные ценности у чужих теток. Теплых чувств это во мне не вызывает. Всегда все делала, чтобы не быть на них похожей. Короче, я в твоем клубе противников вторых жен.
– Принято. Но должен заметить, у бесприданниц есть мотивация многого добиться в жизни.
– Я и с приданым не пропала бы. Дело же не в этом. Унизительно, когда тебя грабят. Помнишь, у тебя из машины портфель вытащили? Обидно же?
– Не то слово – и противно и мерзко. Черт с ними, с деньгами. Там было полно бумаг, ежедневник. Даже вспоминать не хочу.
– Вот та же история и с мачехами. По сути, то же ворье. И тоже не хочу вспоминать.
Она замолчала и сосредоточенно стала смотреть на дорогу. Борис взглянул на нее с нескрываемым восхищением. Красивая и такая умница, тонкая натура, сумела-таки его втянуть в разговор, привести в чувство, даже немного успокоить, если вообще в такой ситуации можно кого бы то ни было успокоить. Точнее будет сказать, она вывела его из состояния шока. И сделала это умно. Не жалела, не дала раскукситься, наоборот, помогла собраться, не позволила остаться один на один со своими мыслями. Он невольно улыбнулся, глядя на ее по-детски серьезное лицо. Это особенно поражало в ней. Внешняя гламурность и внутренняя детскость, а еще умение сопереживать, все пропускать через себя, не проходить мимо чужого горя. Удивительный, настоящий человек, подвел итог своим размышлениям Борис, но озвучивать его не стал, а решил продолжить оборвавшийся разговор:
