Дмитрий Стародубцев - Продавец мечты. Книга первая
В доме давно никто не жил, все вокруг было разорено и захламлено. На чердаке оказались разбиты все оконца, и там орудовал, пружинисто завихряясь, студеный озлобленный ветер, словно что-то искал. Здесь я обнаружил свалку из битой мебели и отсыревших вещей. Что ж, приступим!..
Тетрадь отца я нашел через час — потемневшую, полусгнившую; поднял брошенный стул, сел на него и, подсвечивая себе фонариком, открыл первую страницу...
Я два раза, с маниакальной ненасытностью, прочел текст, от корки до корки. Сначала я ничего не понимал, но вдруг мрачные расплывшиеся буквы и цифры словно зажглись чародейственным изумрудным светом. В них неожиданно появились жизнь, смысл, лихая корысть. Я выпучил глаза. Я, трепеща, почувствовал ВСЮ ГИГАНТСКУЮ СИЛУ ВЛАСТИ, которая содержалась в изложенных идеях. Ох, это самый настоящий кокс! Как же папаша ухитрился до такого додуматься?! Нет, Миша был отнюдь не шизой, он был НЕПРИЗНАННЫМ ГЕНИЕМ, опередившим рекламную мысль на фиг его знает сколько поколений!
Вдруг внизу послышался лязг, а затем сильные удары. Я выключил фонарь и прислушался. В прихожей уже кто-то топтался, матерясь, а далее шум переместился в гостиную, где у хренопуза когда-то радостно пылал вычурный резной камин. Хозяева? Вряд ли! Кто-то, верно, выломал замок входной двери и проник в дом.
Выждав с полчаса, я решил узнать, что происходит внизу. Я спустился по лестнице на один пролет и осторожно выглянул из-за угла. Сердце долбило так, что, наверное, в НИИ им. Бакулева было слышно. В комнате, прямо на полу, сидели трое бомжар, очень похожих на Сифона и Бороду из «Нашей Russia», разложив перед собой на газетке колбаску, огурчики, неопознанные продуктовые банки и упаковки. В центре событий гордо наличествовала, словно ракета на старте, литровая бутылка водяры, которая, судя по приготовлениям, вот-вот должна была отправиться в увлекательное космическое путешествие.
Подо мной скрипнула половица...
— Значит, говоришь, за тетрадью пришел? — спрашивал, безмятежно закусывая, самый невозмутимый — видимо, предводитель компании.
Я стоял, привязанный к декоративной решетке камина; мой кошелек с рублями, евриками, банковскими карточками и правами давно перекочевал в карман телогрейки старшего.
— Господа, возьмите бабки себе и расстанемся друзьями! Никто ни о чем не узнает! — увещевал я. — Мне нужна только эта тетрадь!
— Господа? Ха-ха! Нашел господ!.. А может, лучше поплескать здесь бензинчиком и разжечь камин? Пока будет разгораться, мы аж до Ивановского доковыляем, — предложил бездомный в ста одежках, со сплющенным носом. — Уж больно бабла у него много! Ну, я понимаю — пять штук нашими, но не сто пятьдесят! Да еще и этих, еврейских, десять тысяч. Если мы его отпустим, он, зуб даю, всех нас вложит, и тогда нас менты из-под земли достанут и за яйца подвесят!
Я первый раз в жизни пожалел, что мой кошелек не оказался пуст.
— А зачем тебе эта тетрадь? — поинтересовался предводитель. — Ну-ка, дай ее сюда!
Он отобрал отцовскую тетрадь, которая торчала из кармана моих брюк, и быстро пролистал.
Предводитель:
— Мура какая-то! Что-то мне кажется, он нам по ушам трет!
И с этими словами он стал медленно, с холодной издевкой выдирать из тетради страницы и рвать их на клочки.
Рафаэль:
— Послушайте, меня, дегенераты!..
Я говорил минут десять, со всей страстью, на которую был способен. Я выстреливал точеными словами, хлесткими мыслями, неопровержимыми аргументами, психологическими установками, расставляя в их нечесаных башках мощные «маячки», протряхивал со звоном остатки их жалких мозгов, переворачивая вверх дном их и без того разлагающийся рассудок. © Каждого человека ожидает свой час X — когда если ты не победишь, то проиграешь раз и навсегда. А еще я рассказал подвыпившей компании о своих бездомных мытарствах, о том, как пахал на этой даче, об омерзительном хренопузе, его похотливой жене, «собачьем» супе, которым меня потчевали, и последовавшей затем кульминации.
— А теперь развяжите меня и налейте мне водки, ЧЕРТ ВАС ВОЗЬМИ! — приказал я.
Предводитель кивнул товарищу в ста одежках, и тот поспешил освободить меня от пут, надышав мне в лицо гнилью рта с чесночной отдушкой. Мои новые amigos усадили меня на самое удобное место, с уважением накинули на плечи плед и затем на равных разделили со мной свою с трудом нажитую трапезу. Вскоре мы все четверо оказались в далеком космосе...
Рафаэль:
— Так, деньги ваши, вы их заслужили. А права и карточки я забираю, они все равно вам не нужны. Я сказал — забираю!
Я, совершенно бухой, ползал по гостиной, собирая клочки изорванной тетради отца. К счастью, предводитель порвал не более трети страниц, поэтому я рассчитывал полностью восстановить записи.
В пять утра, уже у себя на даче, в спальне на полу я играл в пазлы, бережно сопоставляя клочки из тетради Миши и склеивая их кусками скотча. Пьяный, взлохмаченный, в грязной, порванной одежде, но счастливый до бесконечности, я, наверное, выглядел юродивым, которому подали у церкви двугривенный. Нескольких обрывков не хватало, и это меня чудовищно расстроило. Впрочем, я надеялся на свою память — ведь я дважды прочитал содержимое страниц.
Вдруг мне вонзили в спину томагавк:
— Раф, ты самая настоящая сволочь! Почему ты меня не встретил?!
За моей спиной очутилась Настя в розовом спортивном костюме и кроссовках «Louis Vuitton» — ее обычная дорожная амуниция для самолетов, поездов и дальних автомобильных перегонов. Она с коварной ехидцей и презрением смотрела на меня, подперев рукой один бок.
Кто бы мог подумать: за всеми своими сегодняшними похождениями я совершенно забыл, что ночью надо ехать в Домодедово встречать жену.
Рафаэль:
— Масюнь, ну прости, у меня отец умер!
— Чего ты гонишь, пьянь? Ты же говорил, что он у тебя умер семь лет назад!
— Да, но сегодня я впервые побывал на его могиле. Ты знаешь, я расплакался, как мальчишка!
Настя заглянула через мое плечо.
— Что ты делаешь? У тебя, случайно, крыша не поехала?
Рафаэль:
— Что надо, то и делаю, не суй нос не в свою тему!
Она схватила меня за волосы и запрокинула мою голову. Ее жестокие цыганские глаза нависли над моим лицом безжалостной плахой:
— СЛЫШИШЬ, НЕ СМЕЙ ТАК СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАТЬ! НИКОГДА! ДРЯНЬ!
— Хорошо! Отпусти!
«В семейной жизни главное — терпение... Любовь продолжаться долго не может», — утверждал Чехов А. П. (1860–1904).
Она отпустила.
— Собирай свои бумажки и вали отсюда в гостиную. Я спать хочу, как сука последняя!
Я не замедлил собрать все, что было разложено на полу, и поспешил к двери.
Настя:
— Постель перестелил после своей Вики? Мне еще не хватало заразу какую-нибудь подцепить!
— Какая такая Вики? — изумился я.
— Такая! Блондинка с крысиной мордочкой!
Она сильной рукой сдернула постель с кровати на пол и сдвинула зеркальную панель встроенного платяного шкафа, собираясь достать чистое постельное белье.
Я аккуратно прикрыл за собой дверь. Такая женщина способна свести с ума!
Глава 17
Она смотрела на меня, а я на нее. мы красноречиво безмолвствовали. Мы крепко держались за руки, словно таким образом установили прочную связь между нашими энергетическими потоками, объединили наши души и сущности в целостную биосистему. и не было в этом мире больше ни черта — ни наседающих со всех сторон предметов и всякой пялящейся на нас быдлятины, ни давящих стен многозального кинотеатра «октябрь», ни города, ни планеты, ни даже космоса. Существовали только мы, открытые друг другу настежь, нагие до органов и костей, будто просвеченные мощным потоком рентгеновских лучей.
Мизансцена такова: мы с Вики заняли превосходную позицию на диванчике во французском кафе при кинотеатре и ждали своих салатов и пирожных, а к ним напитков и текилы. Амеба-официантка в конце концов изобразила наш заказ, и мы вынуждены были с величайшим сожалением отлипнуть друг от друга и немного прийти в себя.
И все же я сознался ей тогда:
— Ты — единственное, что имеет для меня значение!
А она ответила своим привычным эсэмэс-слогом — впрочем, не очень-то искренне:
— Ты тоже!
Наверное, мы оба преувеличивали. Она-то уж точно; да и я, как всегда, жил легкомысленным сиюминутным чувством — наши жизни были полны многими другими людьми и событиями. Однако такие вот эпизоды абсолютного СЛИЯНИЯ и ОТКРОВЕНИЯ могли не на шутку сблизить нас, перелопатить вдоль и поперек сценарий нашего тревожного будущего...
Вики как всегда великолепна и желанна. До слез, до слюней, до дрожи в коленках. Все мои знакомые просто в восторге! Этот искрометный взгляд, наполняющий до краев надеждой, этот совершенно неповторимый грациозный поворот головы, который напрочь сносит крышу, и эти знакомые губы, с которых так сладко в минуты сближения слизывать мед наслаждения. Я пронизан искушением, я задыхаюсь от счастья! Все в ней приковывает внимание, завораживает, заставляет испытывать невозможную боль и нестерпимую жажду...
