Тамара Кандала - Эта сладкая голая сволочь
– Я тебя им не отдам, – бормочет она. – Я тебя никому не отдам...
Не выпуская ребенка из рук, выходит на балкон. Отсюда ей слышен звук выламываемой двери. Вера, по-прежнему прижимая к себе Митю, неловко пытается перелезть через перила балкона. Под ним узкий карниз. Мальчик, упершись кулаками в грудь матери, хочет высвободиться. Она, сделав неверное движение, машинально хватается рукой за перила. Митя, с силой оттолкнувшись от матери, падает в пустоту. Вера провожает глазами, наполненными неземным ужасом, летящее вниз тело сына.
В это же мгновение она слышит, как валится баррикада у двери.
– Вера! Митя! – кричит Савва.
Савелий вбегает на кухню. Бросается на балкон. Видит жену, стоящую на карнизе по ту сторону перил, ее руки с побелевшими костяшками пальцев, обхвативших железо. В глазах – торжество сумасшествия. Он делает шаг к жене.
Вера, глядя на мужа, расцепляет руки и летит вниз, к сыну.
Глава 15
(черно-белая)
Конец 1980-х. Москва
Нине становилось все больнее. Боль была сложносо– ставной – от предательства, от обиды, от жалости, от возмущения. Волокна боли свились внутри ее в клубок. НЕПОНИМАНИЕ – вот что не давало этому клубку распутаться. Непонимание того, как ТАКОЕ было возможно сделать. Даже в затмении разума. Убить женщину и ребенка. Свою женщину и своего ребенка. Самоубийство само по себе тоже страшно, но все-таки ты распоряжаешься собственной жизнью – тебе страшнее, больнее и невыносимей было жить, чем не жить. В конце концов это твое право, не перед Богом, в которого в ее семье никто не верил, так перед собой. Распорядиться чужими жизнями, как раньше распорядились твоей, доведя до безумия... для этого все-таки нужно было быть продуктом и составляющей частью системы, которую он, по словам Миши, ненавидел.
Он и ее собирался убить. Был готов. Помешала случайность. Сонечка говорила: «Судьба». И Нюша обязана прожить жизнь так, чтобы не подвести. Чтобы исполнить миссию. Только неизвестно, в чем она состоит.
Нина задавалась бесконечными вопросами и не находила ответов.
Однажды, проплакав всю ночь, прежде чем забыться коротким, но глубоким сном, Нина проснулась с омытой душой и поняла: она должна прожить СВОЮ жизнь, несмотря ни на что. И именно в этом ее миссия. У ящерицы взамен оторванного отрастает новый хвост. Новый хвост, новая жизнь. Нина решила, что способна быть ящерицей.
С пятнадцати лет, со дня смерти Сонечки, Нина жила с чувством одиночества, которое обычно приходит в старости. Теперь она волевым усилием должна была превратить одиночество в достоинство – надо воспринимать его как полную свободу. Она не связана никакими чувствами, никакими страхами за близких, которых у нее больше не было, никакими обязательствами ни перед кем. Вольная птица. Хочешь – лети.
Нина захотела улететь из бездарной страны. Про страну долдонили, что это РОДИНА. За словом «Родина» Нине виделись не березы и печальные пейзажи – все это можно было найти и в других местах. Ее Родина состояла из людей, которые использовали и предали ее отца, которым не было дела до нее самой. Родину населяло большинство, которое всегда было «за», что бы с ним ни делали, как бы его ни употребляли, – сначала из страха, потом – кто по привычке, кто для того, чтобы к этому большинству принадлежать. Нина принадлежать не желала. Она ненавидела большинство.
С внешностью Нине повезло – ее даже взяли в манекенщицы, когда она решила подрабатывать. Грех было не воспользоваться.
И Нина воспользовалась первым же приличным случаем. Случай действительно выглядел привлекательно.
Патрик – француз, приехал в Москву на стажировку, старше Нины на три года, хорош собой, улыбчив, беззаботен и влюблен. Он неплохо говорил по-русски (изучал в Сорбонне) и гордился своими родителями-коммунистами, близкими друзьями Жоржа Марше.
Cтоловая в доме Пироговых
Вся семья сидит за воскресным обедом – Михаил Петрович Пирогов, Владлена Николаевна, Светлана и Нина. Прислуживает домработница Вера. Она ставит на середину стола супницу с дымящимся борщом и выходит.
Владлена разливает суп по тарелкам.
– Что это за история с иностранцем, с которым ты шляешься? – спрашивает Пирогов, не отрывая глаз от тарелки.
– Я не шляюсь... – отвечает Нина после короткого замешательства. – Это мой жених. И сейчас у нас перестройка, если вы забыли...
– Что?! – Владлена застывает с половником в руке.
– Подожди, Влада, – Пирогов поднимает на Нину тяжелый взгляд. – Про перестройку – это не твое дело... Ты не забыла, в чьем доме живешь? Где учишься? По чьей рекомендации?
– Я бы с удовольствием жила в своем доме, если бы он у меня остался, – отвечает Нина. – Но там живут ваши родственники.
– Я тебе говорила... змею пригрели, – лицо Владлены становится красным от напряжения. – Мы тебя все эти годы поим, кормим, содержим!
– Я отдаю вам пенсию, которая мне положена за отца. И я сама подрабатываю. А что касается личной жизни, так я совершеннолетняя, могу ею распоряжаться сама. – Нина изо всех сил старается оставаться спокойной.
– Да она нас презирает! – говорит Света вызывающе, понимая, что ее предательство всплыло на поверхность. – Со мной почти не разговаривает. Что-то из себя строит... Подумаешь, французика себе нашла! Конечно... за границей даже нищим валютой подают... Ха-ха...
Нина не удостаивает ее ответом. Она по-прежнему смотрит на Пирогова.
– Я всегда чувствовала, что эта неблагодарная что-нибудь выкинет! Такая же сумасшедшая, как ее отец. – Владлена шипит от злости.
– Не трогайте моего отца! Он получил от вас сполна. – Нина переводит взгляд на Владлену.
– Что? Что ты хочешь сказать, дрянь?! – повышает голос хозяйка дома, не считая нужным сдерживаться. – Я была его лечащим врачом!
– Не врачом – убийцей. Лечащим убийцей.
– Убийцей??!! Это он убийца! Это он убил твою мать и брата, а не я! Шизофреник! Кретин! И ты такая же...
– Прекрати! – Пирогов с силой ударяет ладонью по столу, как бы затыкая фонтан ненужных признаний жены.
Лицо Владлены перекошено ненавистью.
– Я больше не потерплю ее в своем доме! Пусть убирается куда хочет!
Пирогов не успевает ничего сказать.
Нина встает из-за стола и идет к двери.
– Света права, я вас презираю. Всех. Вместе с вашей страной, – говорит она тихо и яростно, прежде чем выйти из столовой.
Дипломатический дом на проспекте Вернадского в Москве. Кухня. Утро
Нина в мужской рубашке на голое тело варит кофе. Пока он варится на малюсеньком огне, Нина подходит к окну, открывает его и выглядывает наружу – типичный дипдом, с оградой, пустым двором и милицейской будкой.
Входит Патрик. Он после душа, с завязанным на талии полотенцем, подчеркивающим красивый торс и накачанные мускулы.
Он нежно обнимает Нину. Они целуются затяжным поцелуем молодых влюбленных.
На плите убегает кофе.
Они смеются. Снова целуются.
Спальня в этой же квартире. Ночь
Два прекрасных голых тела, только что расцепившиеся, раскинулись на постели.
Патрик кладет руку Нине на плечо.
– Я тебя люблю! – говорит он нежным шепотом.
– А я даже любить боюсь тебя в этом доме, всюду уши.
– Ты правда веришь в эти кэгэбэшные штучки?
– Я прожила жизнь с этими людьми. И я знаю, на что они способны.
Патрик притягивает ее к себе. Крепко прижимает.
– Теперь ты можешь ничего не бояться. Я с тобой, – произносит он несколько патетически.
Подъезд московского дома, где живет Патрик. День
У лифта милиционер в форме разговаривает с человеком в сером костюме.
В этот момент в подъезд заходит Нина. В руках у нее сумка с продуктами. Она подходит к лифту.
Человек в сером, незаметно кивнув милиционеру, направляется к выходу.
Нина вызывает лифт.
– Гражданка! Вы куда? – милиционер встает между Ниной и лифтом.
– Но... вы же меня прекрасно знаете. Я почти месяц живу здесь с мужем.
– Ничего не знаю...
Человек в сером возвращается.
– Предъявите документы. Это дипломатический дом, а вы советская гражданка. – Милиционер настроен решительно.
Нина достает из сумочки паспорт и протягивает ему.
– Вы зарегистрированы? – Милиционер едва заглядывает в паспорт. – Что-то не вижу штампа.
– Нет еще... Мы собираемся.
– Знаем мы таких жен. – Милиционер переходит на «ты»: – Ты мне тут сказки не рассказывай. Вас тут, таких, знаешь сколько?.. Потом сами мужья жалуются – то пропало что-то, то еще хуже, болезнь какую подцепил...
Нина бледнеет от унижения.
– Не смейте так со мной разговаривать, – говорит она сквозь зубы. – Патрик... месье Кадье уже оставил вам официальное заявление о том, что я прихожусь ему невестой. А вместе с заявлением коробку продуктов из «Березки» по вашему списку...
– Ничего не знаю, – перебивает ее милиционер. – Никто мне ничего не оставлял. Пройдем в отделение. Там разберутся.
