Пьер Пежю - Маленькая Обитель
Достигнув самого темного пространства, странный и возбужденный гермафродит мягко рухнул на землю, присел и покатился в складку земли, неглубокий ров, дыру с почерневшей травой и немыслимыми отбросами.
Позднее они оторвались друг от друга, без слов и злости встали и пошли в разные стороны.
Каждому — своя пустыня. Каждому — свой снег в душе.
Уже на следующий день Тереза приехала в центр, где угасала, погибала в детской простоте Ева. До самого конца, до неразличимого последнего вздоха, мать оставалась рядом с дочерью, что-то говорила ей, находя слова, иногда.
Когда Ева умерла, Тереза очень скоро и очень далеко уехала. Она больше никогда не встречалась с Волларом. Она, конечно, так и не узнала, каким образом смерть настигла и его.
После того, как нашел, а затем покинул Терезу ночью на безлюдном пустыре, книготорговец Воллар в последний раз побывал в центре. Стояла осень. Он прошел несколько шагов по парку, затем кто-то заверил его, что мадам Бланшо сидит у изголовья девочки, и тогда он повернул обратно.
Он старался больше не думать о девочке, о ее худобе, бледном личике, молчаливых губах. Произошел быстрый переход ребенка в мир вещей, и еще быстрее промелькнуло появление этой девочки в его жизни.
И снова фразы зазвенели в его голове, но он уже не обращал на это внимания. Чужой язык. Бессмыслица.
Глагол Быть был выставлен на продажу, вскоре на его месте появилась парикмахерская. Впредь в помещении, где лежали горы книг, можно было видеть, как под щелканье ножниц, которыми орудовали парикмахерши, на сверкающие плиты падают пучки волос.
Бывший книготорговец сохранил свою прежнюю квартиру, но почти каждый день уезжал покататься по головокружительным дорогам Обители. Часами он гулял по тропинкам. Вел свой грузовичок исключительно наугад. И вот однажды вечером, ничего не предугадывая, оказался около худосочного мостика, переброшенного через пропасть, откуда он по глупости прыгал на эластичном тросе.
Его голова, части тела, органы хранили воспоминание о головокружительном падении, затем о смешении пьянящего и тягостного чувства. Дрожь и падение. Ложный выход из лабиринта.
В этот осенний вечер, после великолепного дня, окрашенного голубизной, серебристыми, желтыми и красными тонами, на мосту не было никого. Выключив мотор, Воллар подождал одно мгновение, потом вышел. Удар захлопнувшейся дверцы зловеще отозвался среди изгибов скал. Ущелье уже погрузилось в тень, но очень высоко в еще золотистом небе кружили огромные птицы. Воллар тихо шел, прислушиваясь к грохоту водопада, яростно обрушивающегося на сверкающие черные камни. Склонившись над бездной, он видел не скалы, а спины огромных животных, издевательски погружающих голову в тину и пену. Вокруг него задувал ветер. Опустошенность этого уголка мира. Пустота и тщетность ухода в Обитель при отсутствии мускулистых и загорелых молодых красавцев, игравших в прыжки над бездной, но умевших жить с очевидной легкостью.
Воллар прошел еще несколько шагов до середины моста. Тьма поглощала все, быстрее и быстрее. Ни одна машина не подъехала. Никто уже не пройдет по этой маленькой затерянной дороге вплоть до завтрашнего утра.
Облокотившись на парапет и простояв так с минуту в горной тишине, обрекающей на то же одиночество, что и дорожный шум, Воллар, как ему показалось, ясно услышал фразу, которая, как собака, завертелась вокруг него: «…лишение контактов, я знал это, в конце концов, стало для меня катастрофой, точно так же, как прежде они стали для меня необходимостью и счастьем…»
Затем другая фраза привязалась к нему, затем еще, но они были пока несмелы, призрачны, и Воллар понял, что эта нашептывающая и наплывающая масса будет нарастать с каждой минутой и нарушит его новый покой. Тогда с удивительной ловкостью он перекинул одну ногу, затем другую через перила и сел над краем пропасти. Далеко внизу все менее различимые черные звери шевелили спинами, поднимали свои бесформенные плечи в серебристой пене водопада. И эти грязные животные превращались в таинственные замкнутые в себе громады.
Книготорговец Воллар, не отрывая взгляда от того, что было внизу, встал на парапет, как в тот пресловутый день, когда его обрядили, обвязали, прикрепили к огромному эластичному тросу, когда он прыгнул только для того, чтобы снова подняться, опять упасть и еще раз выпрыгнуть.
Голова у него слегка кружилась. Он по-прежнему слышал приглушенное звучание старых фраз, но он уже не понимал, ворочаются ли они в груди, крутятся вокруг головы или поднимаются от водопада, как ядовитое испарение.
«Обе его ноги свесились наружу… достаточно было отпустить то, за что они цеплялись, и он был бы спасен… прежде чем оторваться… посмотрел вниз… в тот момент, когда ледяной воздух неудержимо проникал ему в рот, он понял, какая вечность открывалась перед ним, приветливая и неумолимая вечность».
Проклятая фраза старалась казаться ласковой и приспособиться как можно лучше к ситуации.
Зарычал хищник, и этот долгий рык напоминал крик новорожденного или ребенка, который умирает. Воллар сделал шаг вперед.
Его последний шаг в пропасть, наполненную звуками того, что написано, что позволило себя читать.
Его первый шаг в забвение книг.
