Елена Антонова - Неисторический материализм, или ананасы для врага народа
XII
На следующий день на факультет наведался работник НКВД для беседы с сотрудниками. Он послонялся по коридорам, останавливая студентов и тихонько с ними о чем-то разговаривая. Потом без стука вошел в деканат. Деканша, сидя за столом, увлеченно спорила с физруком, обсуждая предстоящие соревнования по волейболу.
– Вы к кому, товарищ? – недовольно спросила она человека неопределенного возраста с блестящими залысинами.
Человек, блеснув залысинами, осклабился.
– К вам, конечно, – не останавливаясь, ответил он и прошел к столу. Он уселся на стул и посмотрел на физрука с таким видом, который показывал, что физрук тут слишком засиделся. Онемевшая от такой бестактности деканша собралась выплеснуть на него свое возмущение.
– Разве вы не видите, что я занята! – холодно сказала она. – Подождите в коридоре.
Залысины хищно блеснули, когда он обратил свой взор на физрука. Если бы преподаватель физкультуры был способен мыслить метафорически, он бы, наверное, подумал, что так смотрит Смерть из пустых глазниц. Этот взгляд нельзя было назвать холодным, потому что холод – это всего лишь отсутствие тепла. Он был абсолютно пуст и, как вакуум, всасывал в свою пустоту. Но мыслить метафорически физрук не умел, поэтому он просто сказал себе: «На редкость неприятный тип». Потом он поднялся и сообщил, что лучше уж он подождет в коридоре.
Прежде чем деканша успела возразить, физрука в деканате уже не было, а незнакомец показывал ей развернутые корочки.
Надо отдать должное деканше – она не заохала и не изобразила верноподданническую готовность служить. Она лишь устало вздохнула и приготовилась слушать.
– Расскажите мне о вашем новом сотруднике, – вкрадчиво сказал работник органов.
– Бахметьеве? – уточнила деканша.
– Очень хорошо, что вы не запираетесь.
Деканша вытаращила глаза.
– С какой стати мне запираться?
– А вот сейчас все и обсудим, – вкрадчиво сказал энкавэдэшник. – Он порочит при разговорах со студентами или с сотрудниками советскую власть?
Деканша развела руками.
– Честное слово, не знаю, – покаялась она. – Мы с ним все больше об институтских делах разговариваем.
– А занятия? Вы посещали его занятия?
– На нашем факультете? – уточнила деканша.
– На вашем, конечно, – несколько раздраженно подтвердил посетитель.
– Посещала.
– Ну, и?
– Ну, и... Что, собственно, вы хотите услышать? Занятия как занятия. По стилистике. Добросовестно дает материал, английским языком владеет прекрасно…
Посетитель открыл рот, чтобы задать вопрос, но деканша опередила его:
– На классиков марксизма-ленинизма ссылается.
Она не стала добавлять, что после таких ссылок у слушателей оставалось неясное впечатление, будто классики в языкознании ни бельмеса не понимают и суются не в свое дело.
– А откуда он так хорошо знает английский, вы не задумывались?
– Задумывалась! – подтвердила деканша.
У энкавэдэшника загорелись глаза. Он подался вперед, но деканша недоуменно молчала, не зная, что еще прибавить.
– И что? – нетерпеливо поторопил посетитель.
– И слава Богу, что в наших советских вузах так хорошо обучают специалистов. Хотя бы в московских, – добавила она.
– А одежда? – не терял надежды сотрудник органов. – Одежда у него иностранная?
– Скромная одежда, – пожала плечами деканше.
– А давайте посмотрим! – сотрудник хитро прищурился.
– Давайте! Он сейчас как раз на занятии. Идемте.
Они вдвоем вошли в аудиторию, где Сергей Александрович Бахметьев в этот момент вещал о синтаксических выразительных средствах на английском языке. Следователь несколько секунд постоял в дверях, потом кивнул секретарше, и они вышли.
– А откуда вы знаете, что он ссылается на классиков? – спросил он.
– Ну, знаете! – возмутилась деканша. – Я, между прочим, английский язык тоже неплохо знаю. Я тут советской властью поставлена не баклуши бить. А насчет одежды – сами видите. Скромненько одевается.
Джинсы Сергея и его серый свитер из тонкой дорогущей ангоры действительно не произвели на энкавэдэшника никакого впечатления.
– В самом деле, – задумчиво сказал он. – И брюки старенькие, вытертые. И свитер скромненький. Галстук… Настоящих брюк у него нет, что ли?
– Есть, – нетерпеливо ответила деканша. Ей уже хотелось скорее вернуться к вопросу о волейбольных соревнованиях. – Но он их редко надевает. Бережет, наверное.
– И галстук какой-то… детский. Наверное, раз нет штанов, так он галстуком прикрывается. Хоть таким, – заключил следователь и пошел на физмат.
Если бы Сергей слышал их разговор, он был бы крайне возмущен. Один его галстук, который показался следователю детским – красный, с коричневыми кружочками, в которых сидели желтые улыбающиеся рожицы, стоил дороже, чем одежда всей семьи энкавэдэшника.
Барсов негодовал. Он был крайне возмущен трусливым и нерешительным Булочкиным, который начал было писать клеветнический донос на Сергея Бахметьева, но потом порвал его и бросил обрывки в корзину. Обрывки он, немного подумав, тоже вытащил и впоследствии сжег дома в печке.
Из его внутреннего монолога, который иногда прорывался наружу, следовало, что он собирался обвинить Сергея Александровича в любовных связях с женой ректора – с пожилой крайне дородной дамой, с которой Сергей, кстати, был незнаком. А также в тайной незаконной переписке с представителями иностранных держав. Но потом его обуял страх, что Сергей на следствии обвинит его в том, что он не представил вовремя список запрещенных к исполнению музыкальных произведений, и его, Булочкина, тоже могут потянуть к ответу.
– Даже донести как следует не может. Мозгляк! – возмущался Барсов, забавляя аспирантов, которые привыкли к его более интеллигентной речи.
Дело кончилось тем, что после посещения деканата сотрудником НКВД к Бахметьеву пришли домой конфисковывать видеомагнитофон и принтер. Об их существовании узнали на физмате, где его нечаянно заложил родной дед.
Дед требовал, чтобы такой аппаратурой был оснащен его родной физмат, красочно описывая ее преимущества.
В результате было выписано постановление об их изъятии и о тщательном изучении вопроса.
Митя, услышав это, переполошился и изъявил готовность немедленно забрать аппаратуру домой.
– Зря, что ли, Бахметьев там микрофоны везде оставил? – возмущался он. – Раз мы узнали, надо вещи забрать. Видеомагнитофон теперь и не купишь! Одни DVD в магазинах.
– Ни в коем случае! – остановил его Барсов. – Пусть они с этим у себя поразбираются. Понаблюдаем. Потом заберем.
– Заберете, как же, – возмущался Митя, поднимая к небу страдальческий взгляд, но тут же снова устремляя его на экран, потому что к Сергею уже пришли.
– Множительную технику дома иметь не положено, – объяснили ему, забирая принтер. – Мало ли что вы там напечатаете. Без санкции соответствующих органов.
Возмущаться Сергей не стал, чем работников органов очень смутил.
– А может, вы там уже напечатали все, что хотели?
– Не все, но многое успел, – признался Сергей.
– А ну показывайте, – сотрудники разделись и приготовились к обыску.
Им пришлось прочитать несколько лекций Сергея по квантовой физике, выискивая в них крамолу, но им наскучило, и они разочарованно оделись.
– А телевизор вам зачем? – поинтересовался Сергей, когда они и его стали упаковывать в мешок.
– Не положено.
– Как не положено? А зачем тогда телевизионную вышку в Средневолжске достраивают? Нет, я заявлю протест. Грабеж средь бела дня. Видеомагнитофон забирайте, а телевизор оставьте.
Он, как мог, объяснил, что без магнитофона проигрывать кассеты все равно нельзя, и сотрудники, забрав заодно и кассеты, ушли.
Потом они безуспешно копались с принтером, пытаясь заставить его печатать без компьютера. Они даже сообразили, в какое место надо класть бумагу. Но все же пришлось вызвать Сергея.
– Почему не работает? – с ходу набросились на него. Признаваться в том, что к принтеру нужен еще и компьютер, Сергей не пожелал.
– Краска кончилась, – лаконично ответил он. – Вы же не думаете, что принтер может без краски печатать?
– А где краска? – потребовали у него.
– Кончилась, – развел руками Сергей. – А больше нету.
Про видеомагнитофон спрашивать его не стали. Хоть и поздно, но сами сообразили, что показывать кино ему вроде бы нечем – экрана на нем не наблюдалось.
Последняя надежда Барсова была на работников НКВД.
Барсов прослушивал то, что ловил установленный в портфеле следователя Васи микрофон. Вася исправно брал его с собой, однако был редко допускаем к телу своего начальника, мотивы поведения которого были Барсову особенно интересны, поскольку это был человек, наделенный практически неограниченной властью.
