Владимир Колотенко - Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия
– Привезли Джоконду под колпаком, надо бы взглянуть на нее.
– Думаешь, стоит?
– Когда мы попадем с тобой в Париж?
Я то и дело укреплял его во мнении о возможности клонирования в нашей лаборатории человека. Для этого, я-то ведь знал это наверняка, здесь было все готово. Впрочем, Жора и сам подошел к этой мысли. Нужно было только переориентировать часть нашей работы в нужном направлении. Конечно, требовалась и другая команда, но и эта задача легко решалась.
Однажды он спросил меня в лоб:
– Слушай, ты меня преследуешь своими Хеопсами и Хаммурапи, Гильгамешами и Навуходоносорами. Зачем?
Я что-то промямлил на этот счет, мол, никто в Москве этим не занимается, а это ведь в науке направление стоящее. Не пора ли нам занять эту нишу?
– Зачем?
Он беспрестанно капал и капал по моему темечку своим «зачем?».
– Чтобы не кусать потом локти, – зло буркнул я.
И стал объяснять, чтобы он не задавал свои дурацкие вопросы. Все-таки мы ближе всех, убеждал я, понимая, что зря только трачу время, мы ближе всех подошли к пониманию роли генома и колоссальных возможностей его практического использования в биологии и медицине. Генетика генетикой, селекция и всякое такое – они идут своим трудным путем…
Жора делал удивленные глаза: не может такого быть! А я продолжал: Мендели, Морганы, Вавиловы и Дубинины… Уотсон и Крик… Да, ДНК – это нить жизни, но клонирование человека – это вмешательство в дела Творца…
– Неужели? – спросил Жора.
– Да!
– И?..
Жора был мастак поиздеваться.
– И свойства клеточной поверхности тоже зависят от работы генов, и все процессы в клетках и тканях, вообще все в организме…
– Что ты говоришь?!.
Жора шутил. А я был как никогда серьезен.
– И мы получим блистательную модель…
– Ты в таких деталях и с такой уверенностью рассказываешь об этом, что можно подумать, ты ее уже получил.
Он посмотрел на меня так, словно поймал меня на горячем.
– Да? – спросил он.
Он ждал ответа.
– Давно, – сказал я.
Жора пригубил вино и приказал тоном генерала:
– А-ну, выкладывай. То-то я чувствую, что ты от меня что-то скрываешь.
Но я снова ничего ему не сказал. Он бы не поверил. Уж не помню, как я вышел из этой ситуации, притворился глухим или отшутился, но эта шутка изменила Жору. Время от времени он возвращался к этой теме, и вот однажды, когда с большим преимуществом выиграл партию в теннис, пожимая мне руку, сказал:
– Послушай, мы давно с тобой не занимались клонированием, ты готов?
Я сделал вид, что не понимаю вопроса.
– Знаешь, я подумал: ты – прав. Завтра же начинаем.
– Зачем? – задал я ему его вопрос.
Он только улыбнулся.
– Ну, как я тебе всыпал? Ты поучись у меня резать мяч, вот смотри…
И, подбросив вверх желтый теннисный мячик, чуть присев и прогнувшись в спине как заправский теннисист, он вдруг резко и хлестко нанес по нему удар ракеткой, да так ловко, что тот угодил точно в среднюю линию площадки.
– Эйс, – сказал Жора, – учись.
И добавил:
– Пока я жив.
Итак, решение было принято, требовалась остановка. Нужно было проанализировать все, что было у нас в руках, какое оружие хранилось на наших складах. За это время нам удалось спасти от неминуемой смерти с помощью генсодержащих липосом еще нескольких высокопоставленных чиновников, и мы чувствовали себя теперь королями. К нам и относились, как к королям. Мы могли теперь выбирать и всегда выбирали лучшее.
– С кого начнем? – спросил Жора.
Часть третья
ВОСКРЕШЕНИЕ ВОЖДЕЙ
Глава 1
Живого Брежнева я впервые увидел на трибуне Мавзолея, куда он в составе правительственного бомонда был водружен по случаю празднования какой-то знаменательной даты. Говорили, что это был двойник, но с расстояния нескольких сотен метров невозможно было распознать истинного носителя облика генсека. Как обычно, это была международная выставка достижений страны, демонстрация старых, пардон, пердунов, по сути человеческих развалин. Я всегда избегал толпы, но тогда мы с Жорой были вызваны генералом и, поскольку, его присутствие на Красной площади было обязательным, он притащил нас с собой.
– Смотрите, – сказал он нам, почти не раскрывая рта и стоя спиной к Мавзолею, – это объекты ваших исследований.
– Выбирай, – сказал Жора, – и легонько толкнул меня в плечо.
Я улыбнулся и приветственно помахал рукой правительству. Среди каменных бюстов, лишь присмотревшись, можно было увидеть легкое шевеление, а в общем впечатление было такое, что эти изваяния вырастали прямо из гранита усыпальницы вождя мирового пролетариата. Я уже несколько раз посещал его в этом каменном гробу, и тут мне снова захотелось к нему заскочить и каким-то невероятным способом содрать с его руки кусочек кожи. А то и с лица. Ясно, что идея клонировать Ленина сидела у меня во всех моих печенках.
Нашего генерала куда-то призвали, и мы осиротели, оставшись одни. Делать было нечего, из толпы ведь не выберешься просто так, мы подняли воротники, чтобы хоть как-то защититься от пронзительного холодного ветра.
– С кого начнем? – спросил Жора.
– С головы…
Заполучить клетки генсека не составляло проблемы. Поставка материала – это была задача генерала, которую он решал по-военному добросовестно.
Мы работали с клетками крови, которые нам привозили в зеленом «бобике»… Что-то терялось в этом военном режимном автомобиле как теряется при любом режиме, у нас всегда были какие-то проблемы: то подавлялся синтез ферментов, то экспрессия генов была слабовата, в общем режим он и есть режим, и его депрессивное влияние ежечасно напоминало о себе.
Мне надоело!
Жаль было времени, да и терпение мое кончилось.
Я сказал об этом Жоре за очередной кружкой пива, на что он только облизал языком свою пухлую верхнюю губу. Глаза его были привычно прищурены, и я уже ждал его «Определенно!..».
– Чего же ты хочешь? – через некоторое время спросил он, глядя сквозь меня, словно через стеклянную витрину.
Я молчал.
– Ты жаждешь славы…
Он поставил кружку с пивом на стол, достал из кармана зажигалку и, добыв сизый язычок пламени, как пещерный человек, стал поджаривать на нем воздушный пузырь копченого леща. Когда пузырь скуксился и почернел от копоти, Жора легонько подул на него, охлаждая, и сунув в рот, стал нежно жевать.
– Все этого хотят, – сказал он, пряча зажигалку, – но чем ты заслужил эту самую славу?
Я не нашел что ему ответить. Не желать славы, тратя на достижение великой цели лучшие годы единственной своей жизни, было бы чистым фарисейством. А в том, что цель наша велика и величественна никто из нас уже не сомневался.
Между тем, наш Михась неожиданно пропал. Как в воду канул. Но у нас еще оставались его миллионы. А с «Джокондой» мы так и не встретились, и потом кусали себе локти: упустили такую возможность!
Глава 2
Куда бы Жора не направлялся – это могло быть ранним утром, ночью или средь бела дня – он всегда таскал меня с собой. Я ему нужен был как зеркало, в которое он мог когда ему вздумается заглянуть, чтобы поправить удушливый узел галстука (он терпеть не мог петлю на шее!), улыбнуться или подмигнуть, мол, все в порядке, старик, а то и гневно бросить свой пронзительный взор, возмутившись какой-нибудь важной персоной. Он даже разговаривал со мной, как с зеркалом, высматривая в моих глазах, мимике и жестах объяснения и даже оправдания своим словам или действиям.
– Поехали, – говорил он, – Меликянц женится… Гульнем, а?
Я неохотно соглашался, и чем больше я находил причин, чтобы отвертеться от соблазнительных предложений, тем менее настойчив он был. Он считал насилие над свободой других огромной ошибкой, и всегда покорял собеседников правом выбора: поступай как хочешь. И при этом загадочно улыбался. Каждому хотелось знать, что скрывается за этой загадочной улыбкой, и он попадался на крючок любопытства. Попался и я.
– Подумаешь, свадьба, – сказал я.
– Там будут Ширвиндт, Гердт, Гафт …
– А Федор Шаляпин? – ехидничал я.
– Нет, – отвечал Жора, – только Федор Кобзон.
Все ему было интересно, до всего у него было дело, все он хотел успеть, он хотел объять необъятное. Но больше всего на свете он хотел победить раковую клетку, которая по-прежнему, он это твердо знал, была неподвластна его обаянию. Она не поддавалась ни на какие уловки, его загадочная улыбка не покоряла ее. Это его бесило.
– Определенно, – говорил он, – клетки – как люди. У них такие же проблемы, как у людей, та же физиология, те же страсти…
«Определенно» – это было его словцо-паразит. Когда оно слетало с его губ, он весь светился и был подернут каким-то уверенным блеском, сияя светом всего неба, и глаза его загадочно щурились. Он произносил его нараспев, заменив «О» на «А», и звучало оно очень душевно. «Апредиленно!». Это было свидетельство прекрасного расположения духа. Однажды летом, был пасмурный грибной день, Жора позвонил мне и приказал генеральским тоном:
