Филип Дик - Разбитый шар
— Я… могла бы за тобой приехать.
— Ложись спать, — снова повторил он. — Увидимся через день-другой. Я позвоню.
— А если бы я ей сегодня позвонила — уже очень поздно?
— На твоем месте, — сказал он, — я бы держался от них подальше.
— Ладно, — согласилась она.
Он повесил трубку, деревянной походкой прошагал в ванную и открыл воду, чтобы принять душ.
11
Боб Посин, поддерживавший тесные связи со множеством клиентов, встретился с Хью Коллинзом, состоятельным и именитым сан-францискским оптиком, чтобы вместе отобедать.
— Хью, старина! — приветствовал он партнера, протягивая через стол руку.
На лице Коллинза, лысеющего мужчины среднего возраста, играла кривая улыбочка преуспевающего бизнесмена. Радиостанция «КОИФ» давала его рекламу уже три года — ежечасные ролики до и после сводки новостей. Кабинеты доктора Х. Л. Коллинза располагались на Маркет-стрит[44], в Окленде[45] и к югу от Сан-Франциско, в Сан-Хосе[46]. Он был ценнейшим клиентом.
— Хорошо выглядишь, — сказал Посин.
— Да и ты, Боб, неплохо, — ответил Коллинз.
— Как глазной бизнес?
— Не жалуюсь.
— Все очками торгуешь?
— Да еще как.
Принесли запеченные стейки из лососины. Партнеры приступили к еде. Ближе к концу обеда Хью Коллинз объяснил, зачем хотел встретиться.
— Ты, наверное, слышал про наш конгресс.
— А, да-да, как же, — подхватил Посин. — Что, все оптики Северной Америки съезжаются?
— Только с Запада, — сказал Коллинз.
— Важное событие, — заметил Посин.
— Довольно-таки важное. Проводим в отеле «Сент-Фрэнсис».
— На этой неделе начинается, да?
У Посина было самое туманное представление о такого рода мероприятиях.
— На следующей, — сказал Коллинз. — А я возглавляю комитет по культурной программе.
— Угу, — кивнул Посин.
— Вот, глянь, — Коллинз наклонился к нему, — хочу показать тебе — это я для ребят взял. Не для всех — только для своих, понимаешь? Для внутреннего круга.
Он сунул Посину из-под стола плоскую, похожую на диск шкатулку.
— Что это? — спросил Посин, осторожно взяв ее и заподозрив подвох.
— Давай-давай, открывай.
— И что будет? Оно выпрыгнет?
Знал он эти их штучки для конференций.
— Да нет, открой, глянь.
Открыв шкатулку, Посин увидел ярко раскрашенную порнографическую безделушку из крепкой пластмассы. Раньше такие делали в Мексике из обычных кухонных спичек с красным фосфором. Во время Второй мировой он стоял с войсками в Эль-Пасо и ездил за такими игрушками в Хуарес, на чем неплохо зарабатывал. Поразительно было снова увидеть такую штуковину через столько лет.
Эта была сделана качественнее. Он попробовал, как она работает — там было всего две позы: подготовка и сам акт.
— Ну как? — спросил Коллинз.
— Здорово, — ответил Посин, закрывая коробочку с безделушкой.
— Должна пойти на ура.
— Конечно, пойдет, — сказал Посин.
Складывая и разворачивая салфетку, Хью Коллинз произнес:
— Правда, этого им ненадолго хватит.
— Это их отвлечет, — сказал Посин, — чтоб девчонок на Маркет-стрит за юбки не хватали.
Тут лицо оптика приняло странное, напряженное выражение.
— Послушай, — хрипло сказал он.
— Да, Хью.
— Ты радиостанцией заведуешь… Наверно, с артистами часто встречаешься? С певцами там, танцорами?
— А как же.
— Не мог бы придумать что-нибудь? Ну, для нашей культурной программы.
Посин сыронизировал:
— Хотите, чтоб какой-нибудь паренек спел вам народные песни?
— Нет, — потея, выдавил Коллинз. — Нам бы, ну… девчушку, чтоб повеселиться по-хорошему.
— К сожалению, это не моя специализация, — сказал Посин.
— Понятно, — разочарованно вздохнул Коллинз.
— Но, кажется, я знаю одного человека, который может вам помочь. Это агент. У него выход на кучу певцов и тому подобного народа в Сан-Франциско… Работает с крутыми ночными клубами и заведениями на Пасифик-авеню.
— Как зовут?
— Тони Вакуххи. Я попрошу его позвонить тебе.
— Я был бы очень благодарен, — сказал Хью Коллинз. Его глаза влажно посверкивали за очками. — Правда, Боб.
В тот же вечер Тони Вакуххи, сидя за письменным столом в своей гостиной, набрал номер организаторов оптического конгресса.
— Свяжите меня с Хью Коллинзом, — попросил он.
— Доктора Коллинза нет, — ответила секретарша.
— Знаете, мне очень нужно с ним поговорить, — сказал Вакуххи. — Ему нужна информация, и вот она у меня есть, а я не могу с ним связаться.
— Могу дать вам его домашний телефон, — сказала секретарша. — Секунду.
И Тони Вакуххи тут же дали нужный ему номер.
— Спасибо, что помогли, — поблагодарил он и повесил трубку.
Откинувшись в кресле, он набрал номер.
— Алло, — ответил мужской голос.
— Доктор Коллинз? Насколько я понимаю, вы отвечаете за культурную программу конгресса. Моя фамилия Вакуххи, я представитель целого ряда эстрадных артистов звездного уровня здесь, в Сан-Франциско. Вообще-то, мы специализируемся на развлекательных мероприятиях, которые любят на разных конгрессах, стараемся, так сказать, скрасить их участникам досуг, пока они в городе, избавить их от неудобств и лишней беготни в поисках таких развлечений. Особенно, когда люди не знают точно, что бы им такого придумать. Понимаете, о чем я?
— Понимаю, — сказал Коллинз.
Ноги Тони Вакуххи лежали на подоконнике. Чуть поворачиваясь во вращающемся кресле, он продолжал:
— Думаю, вам не нужно объяснять, что в такого рода делах требуется деликатность, приходится быть осторожным, и мы должны быть уверены в тех, с кем договариваемся. Так что, может, я бы подъехал, и мы бы переговорили с глазу на глаз? Уверяю, это не отнимет у вас много времени, можете на меня положиться.
— Приезжайте ко мне, — предложил Коллинз. — Или давайте встретимся в другом месте.
— Я подъеду, — сказал Вакуххи, подбросив вверх карандашную резинку и подставив карман пиджака так, что она попала прямо в него. — Может быть, мне даже удастся подвезти к вам одну из этих артисток — у нее как раз есть опыт в той области, о которой мы говорим. Она молодая, пользуется у нас тут успехом. Ее зовут Фисба Хольт, возможно, вы о ней слышали. Как вы смотрите на то, чтобы я с ней приехал и мы сразу же ударили бы по рукам, а вы бы могли выбросить это из головы и спокойно заниматься делами, которые ждут вас?
— Как вам удобнее, — сказал Коллинз. — А она… подойдет для этого?
— Безусловно, — заверил его Вакуххи. — У нее весьма притягательная внешность, а участники конгрессов обычно это ценят.
Коллинз назвал ему адрес и сказал, что будет ждать.
К дому Хью Коллинза с хрустом подкатил по дорожке желто-черный кабриолет «Меркьюри». Верх был опущен, в автомобиле сидел узколицый мужчина и молодая хорошенькая круглолицая женщина с рыжеватыми волосами.
Хью Коллинз благодарил судьбу за то, что у него оказался такой знакомый, как Посин, через которого можно выйти на нужных людей. Открыв парадную дверь дома, он вышел встретить Тони Вакуххи и Фисбу Хольт.
— Выходи в пальто, — сказал Вакуххи девушке. Ей, наверное, не было еще и двадцати лет. Ее волосы развевались и блестели на вечернем ветру. — Почему это ты теряешь деньги? Где бы ты заработала в такой час?
— В «Персиковой чаше», — ответила она.
— Да, только «Персиковая чаша» до девяти закрыта. Если у тебя есть хоть капля здравого смысла и… — тут он заметил Коллинза. — Вы мистер Коллинз?
— Да, это я.
Они пожали друг другу руки.
— Входите, я принесу вам чего-нибудь выпить.
Непонятно было, что представляет собой Фисба, потому что она плотно закуталась в пальто.
— Мы пить не будем, — отказался Вакуххи, — но все равно спасибо.
Когда они входили в дом, он кивнул Фисбе. Она сбросила пальто, перекинула его через руку и словно выросла: как будто вышла из теплой колышущейся воды.
— Здравствуйте, — сказала она Хью Коллинзу.
Девушка была вполне ничего себе, с полненькими ногами, а таких больших грудей он, пожалуй, еще не видывал, и расположены они были очень высоко. Когда она освободилась от пальто, они колыхнулись из стороны в сторону.
— Неужели настоящие? — спросил он у Вакуххи. — Ничего у нее там не подложено?
На Фисбе было тесное шелковое платье, которое успело растянуться и помяться. Оно не выдерживало давления изнутри и уже начинало расползаться по швам.
— Сорок второй размер, — констатировал Вакуххи.
— Шутите!
Но Коллинз был впечатлен. Девушка Фисба театрально прошлась по комнате, откинув назад плечи и подтянув ягодицы, так что груди ее приподнялись, слегка покачиваясь, — это было увлекательное и диковинное зрелище, демонстрирующее, что они у нее свои, не приделанные.
