Чарльз Буковски - История обыкновенного безумия
Раздался стук в дверь. Фрэнк встал, подошел к двери, открыл ее. Это был портье.
— Прошу вас, мистер Эванс, мне надо с вами поговорить.
— Хорошо, входите.
Портье закрыл дверь и встал перед Фрэнком. От портье пахло вином.
— Мистер Эванс, не сообщайте, пожалуйста, администрации о нашем маленьком недоразумении.
— Я не понимаю, о чем вы.
— Вы замечательный человек, мистер Эванс. Сами знаете, я же пил.
— Вы прощены. Идите.
— Мистер Эванс, я должен вам кое-что сказать.
— Прекрасно. Что именно?
— Я люблю вас, мистер Эванс.
— А, вы имеете в виду мою душу, да, мой мальчик?
— Нет, ваше тело, мистер Эванс.
— Что?
— Ваше тело, мистер Эванс. Прошу вас, не обижайтесь, но я хочу, чтобы вы меня натянули!
— Что?
— НАТЯНИТЕ МЕНЯ, мистер Эванс! Меня потягивала половина Военно-морского флота Соединенных Штатов. А эти мальчики знают толк в таких вещах, мистер Эванс. Что может быть лучше, чем чистенькое, кругленькое очко!
— Немедленно покиньте мой номер!
Портье обнял Фрэнка за шею, потом приник губами к губам Фрэнка. Губы у портье были очень мокрые и холодные, изо рта воняло.
— Ах ты, гнусный ублюдок! ТЫ ПОЦЕЛОВАЛ МЕНЯ!
— Я люблю вас, мистер Эванс!
— Грязная свинья!
Фрэнк взял нож, нажал кнопку, лезвие выскочило, и он воткнул его в живот портье. Потом вынул.
— Мистер Эванс… боже мой…
Портье упал на пол. Руками он зажимал рану, пытаясь остановить кровь.
— Ублюдок! ТЫ ПОЦЕЛОВАЛ МЕНЯ!
Фрэнк наклонился и расстегнул ширинку портье. Потом он достал пенис портье, потянул его вверх, к себе, и отрезал на три четверти длины.
— Ах, боже мой, боже мой, боже мой, боже мой… — сказал портье.
Фрэнк пошел в ванную и выбросил отрезанный кусок в унитаз. Он спустил воду. Потом он хорошенько вымыл руки с мылом. Он вышел и вновь сел за стол. Взял ручку.
…убежали, но зато я увидел Вечность.
Мама, я должен уехать из этого города, из этой гостиницы — почти во все тела здесь вселился Нечистый. Я напишу тебе уже из другого города — возможно, из Сан-Франциско, Портленда или Сиэтла. Мне хочется переехать на север. Я постоянно думаю о тебе и надеюсь, что ты счастлива и находишься в добром здравии, и да пребудет с тобой милостивый Господь.
Твой любящий сын
Фрэнк
Он написал на конверте адрес, запечатал конверт, наклеил марку, а потом встал и положил письмо во внутренний карман пальто, которое висело в стенном шкафу. После чего взял из стенного шкафа чемодан, положил его на кровать, открыл и начал упаковывать вещи.
Любовь и ненависть
Я шел, греясь на солнышке и изнывая от безделья. Шел, шел. Казалось, я уже достиг некоего предела. Я поднял голову и увидел железную дорогу, а у самых рельсов стояла маленькая лачуга, некрашеная. Снаружи висело объявление:
ТРЕБУЮТСЯ РАБОТНИКИ
Я вошел. Там сидел маленький старикашка в сине-зеленых подтяжках и жевал табак.
— Ну? — спросил он.
— Я, э-э, я…
— Ну, парень, давай выкладывай! Чего надо?
— Я прочел… ваше объявление… требуются работники.
— Хочешь наняться?
— Наняться? Кем?
— Ну не танцовщицей же, черт подери, в кордебалет!
Он наклонился и сплюнул в грязную плевательницу, потом вновь принялся за свою табачную жвачку, втягивая щеки над беззубым ртом.
— А что делать?
— Там тебе скажут.
— Где — там?
— Это бригада железнодорожных рабочих, где-то к западу от Сакраменто.
— Сакраменто?
— Ты что, глухой, черт подери?! Короче, у меня и без тебя дел по горло. Нанимаешься или нет?
— Нанимаюсь, нанимаюсь…
Я поставил свою подпись в списке, который лежал перед ним на столе. Мой номер был двадцать седьмой. Я даже подписался собственным именем.
Он протянул мне квиток.
— Явишься со своими шмотками на путь двадцать один. Там всех вас будет ждать специальный поезд.
Я сунул квиток в свой пустой бумажник. Он снова сплюнул.
— А теперь слушай, малыш, я гляжу, ты малость придурковат. Наша компания заботится о таких, как ты. Мы помогаем людям. Мы — славные ребята. Помни о нашей старой железнодорожной компании и не забывай при случае замолвить за нас словечко. А когда попадешь на пути, слушайся своего бригадира. Он на твоей стороне. Там, в пустыне, ты сможешь накопить себе денег. Видит бог, там негде их тратить. Зато в субботу вечером, малыш, в субботу вечером…
Он снова наклонился к своей плевательнице, выпрямился:
— Эх, черт, в субботу вечером ты идешь в город, надираешься, задешево получаешь отсос от мексиканской сеньориты, нелегально перешедшей границу, и в прекрасном расположении духа возвращаешься обратно. Во время отсоса все мучения мужика отсасываются из его башки. В такой бригаде и я начинал, а нынче я здесь. Желаю удачи, малыш.
— Спасибо, сэр.
— А теперь пошел к черту! Я занят!..
В указанное время я явился на путь 21. Возле моего поезда стояли все эти парни в лохмотьях — воняли, смеялись, курили самокрутки. Я подошел и встал сзади. Они были лохматые и небритые, они одновременно храбрились и нервничали.
Потом мексиканец со шрамом от ножа на щеке велел нам загружаться. Мы загрузились. В окна ничего не было видно.
Я сел на последнее место в глубине вагона. Остальные уселись спереди и принялись болтать и смеяться. Один малый достал полпинты виски, и семь или восемь из них отхлебнули по глотку.
Потом они начали оборачиваться и смотреть на меня. Мне послышались голоса, и не все они были у меня в голове:
— Что случилось с этим сукиным сыном?
— Он думает, что он лучше нас?
— Он же будет с нами работать, старина.
— Что он о себе возомнил?
Я выглянул в окно, я попробовал, в вагоне не убирали двадцать пять лет. Поезд тронулся, и я был в нем вместе с ними. Их было человек тридцать. Долго им ждать не пришлось. Я растянулся на своем сиденье и попытался уснуть.
«у-у-у-у!»
В лицо, в глаза мне летела пыль. Я услышал, как кто-то копошится под моим сиденьем. Снова послышалось завывание ветра, и столб двадцатипятилетней пыли поднялся мне в нос, рот, глаза и брови. Я подождал. Потом это случилось опять. Настоящий ураган. У того, кто сидел внизу, это получалось чертовски здорово.
Я вскочил. И услышал весь этот шум под моим сиденьем, а потом кто-то вылез оттуда и убежал в переднюю часть вагона. Он шлепнулся на сиденье и попытался притвориться членом бригады, но я услышал его голос:
— Если он подойдет, вы уж мне помогите, ребята! Обещайте помочь мне, если он подойдет!
Никаких обещаний я не услышал, но он был в безопасности: я не мог их отличить друг от друга.
Когда мы выезжали из Луизианы, мне пришлось пройти вперед за стаканом воды. Они следили за мной.
— Смотрите на него! Смотрите!
— Мерзкий ублюдок.
— Что он о себе возомнил?
— Вот сукин сын, он у нас узнает, когда мы вышвырнем его одного на пути, он у нас горючими слезами зальется, будет у нас отсасывать!
— Смотрите! Он держит бумажный стаканчик вверх дном! Пьет не с того конца! Только посмотрите на него! С узкого конца пьет! Этот малый — просто псих!
— Подождите, вот вытащим его на пути, и он будет у нас отсасывать!
Я осушил бумажный стаканчик, вновь наполнил его и выпил еще, с другого конца. Потом бросил стаканчик в контейнер и пошел назад. Я услышал:
— Да, ведет он себя как псих. Может, его бросила девушка?
— Откуда у подобного типа девушка?
— Не знаю. Я видел, как творятся и более безумные вещи…
Когда мы ехали через Техас, бригадир-мексиканец стал разносить консервы. Он раздавал банки. Попадались банки без этикеток и с глубокими вмятинами.
Он дошел до меня.
— Ты Буковски?
— Да.
Он дал мне банку колбасного фарша и в столбце «П» написал «75». Я заметил, что в столбце «Т» за мной значится «45 долл. 90 ц.». Потом он дал мне банку фасоли. «45» — записал он в столбце «П».
Он пошел обратно в переднюю часть вагона.
— Эй! А где, черт возьми, открывалка? Как мы это без открывалки съедим? — спросил его кто-то.
Бригадир мерным шагом пересек тамбур и скрылся.
В Техасе мы стали останавливаться, чтобы пополнять запасы воды; зеленели кусты. На каждой остановке двое, трое или четверо выпрыгивали из вагона. Когда мы добрались до Эль-Пасо, из тридцати одного человека осталось двадцать три.
В Эль-Пасо наш вагон отцепили, а поезд поехал дальше. Пришел бригадир-мексиканец и сказал:
— Мы должны остановиться в Эль-Пасо. Поживете в гостинице.
Он раздал квитки:
— Это ваши квитанции за гостиницу. Там переночуете. Утром поедете на поезде номер двадцать четыре в Лос-Анджелес, а потом дальше, до Сакраменто. Вот ваши гостиничные квитанции.
Он опять подошел ко мне:
— Ты Буковски?
— Да.
— Вот твоя гостиница.
