Лесли Уоллер - Банкир
– Постойте-ка,– прервал его Палмер,– у меня уже голова кругом пошла.
– Ладно. Словом, у Вика имеется не менее шести различных способов протолкнуть эту лицензию, не делая при этом особых усилий. Однако, если бы я раскрыл ему, насколько мне это необходимо, и он посчитал бы эту сделку крупным контрактом, то у него нашелся бы еще более верный способ провернуть это дело без риска.– Бернс одним глотком допил свое мартини.– Ну, для первого урока по вопросам политики с вас хватит.
– Значит, сегодня утром вы обсуждали пять сделок?
– Да, пять, но к тому времени, когда они будут выполнены, возникнет еще не менее пятнадцати дополнительных, являющихся непосредственным результатом пяти первоначальных.
– Это уже геометрическая прогрессия. Но где же ее конец?
– А она никогда не кончается,– ответил Бернс.– Политические сделки непрерывно плодятся и размножаются, и каждая из них в свою очередь порождает две или три новые. Таким образом, за день мне приходится проворачивать не менее десятка сделок. В неделю это составляет примерно шестьдесят. Они в свою очередь порождают около ста пятидесяти новых, а те уже вызывают к жизни не менее трехсот дополнительно. А триста… При этом прошу не забывать, что проделываю все это я один. Правда, я, так сказать, центральная фигура в большом спектакле, но сам-то я существую все же в единственном числе,– резко закончил он.
– Внушительно,– проговорил Палмер, потягивая свое мартини.– В недрах этого города творятся такие вещи, каких человеческий мозг просто не в состоянии охватить!
– Да, довольно бойкое местечко,– согласился Бернс.– Я вложил десяток лет своей жизни в еще более веселый городок под названием Голливуд, но могу теперь смело сказать: это были детские игрушки по сравнению с тем, что делается здесь.– Бернс оглянулся, щелкнул пальцами и кивком головы подозвал проходившего мимо официанта: – Ну, что сегодня хорошего, Генри?
– Очень хороша отварная говядина, мистер Бернс!
– Идет. Только с соусом из хрена. А что бы вы хотели, Вуди?
– Чечевичный суп,– ответил Палмер.– И еще эти, как их…
– Сандвичи с ростбифом? – подсказал Бернс.
– Да, это было бы недурно.
– Сандвичи из ржаного хлеба, Генри,– заказал Бернс официанту.– И повторите мартини.
Палмер спокойно сидел и наблюдал, как Бернс, поиграв запонками, пригладил свою светлую шевелюру, потушил сигарету, глянул на часы и тут же быстро окинул взглядом весь зал, в котором они находились.
Палмер решил, что не стоит сопротивляться таким пустякам, как приглашение отведать сандвичи с ростбифом и повторный заказ двух мартини, которые им предстоит выпить. Важно, внушал он себе, не обращать внимания на раздражающие мелочи в поведении Бернса. Стоит лишь начать вскидываться при виде этих пошлых выходок, как непременно кончишь тем, что станешь его просто ненавидеть, и тогда все пропало. А ведь этого человека так легко возненавидеть. Его манеры, разговор, одежда, образ мыслей – все было воплощением того дурного тона, которого следует всячески избегать, так внушали Палмеру всю жизнь, с самого детства. Бернс был одержим какой-то неожиданной и несколько подозрительной потребностью к душевным излияниям. Отцу Палмера отлично удалось воспитать в своем сыне отвращение к такого рода бестактной болтливости. Бернс не знал меры и в проявлении дружеских чувств, которые носили преувеличенно фамильярный характер, он мог положить тебе на плечо руку, ткнуть пальцем в бок или похлопать по колену. Палмеру стоило большого труда сдерживаться и не показывать, насколько ему это претит. В своем мышлении Бернс руководствовался скорее интуицией, чем логикой. Но и в тех случаях, когда в его мыслях проскальзывали признаки логики, это здорово отдавало детективщиной, что Палмеру крайне претило. Внешний вид Бернса, в целом вполне пристойный, в то же время был отмечен печатью чрезмерной погони за модой. Лацканы его пиджака были слишком узки, его белые сорочки украшены какой-то белой вышивкой, Палмер видел в этом проявление дурного вкуса. Волосы Бернса также были зачесаны и прилизаны сверх меры. Палмер видел, что Бернсу вообще не хватает чувства меры, это проявлялось во всем. Он прилагал слишком много стараний для того, чтобы казаться естественным. Это был человек, который явно переигрывал свою роль. Часто Палмер ловил себя на том, что ждет того момента, когда наконец Бернс взглянет на роль, которую играет, с точки зрения не только актера, но и режиссера.
Бернс мог щегольнуть чем угодно – властью, деньгами, женщинами. Существовало ли вообще еще что-нибудь в жизни? О да, конечно,– был еще и бог, и это уже полностью завершало сценарий.
Неожиданно для себя Палмер вдруг спросил у Бернса: – Скажите, вы верите в то, что за все радости в жизни надо расплачиваться?
Бернс повернулся и в упор посмотрел на Палмера. Его большие глаза настороженно разглядывали Палмера.– Расплачиваться? – переспросил он.– Я не совсем понимаю, о чем это вы.
– Да так, собственно, ни о чем. Просто мысли вслух.
– Скажите все же, о чем вы подумали?
Рассерженный на себя за неосторожно сорвавшиеся слова, Палмер сделал рукой какой-то неопределенный жест.
– Да так, ничего особенного,– повторил он.– Я просто думал о том, что, если в жизни бывает что-то хорошее, за это обычно приходится потом расплачиваться с лихвой. Просто мелькнула такая мысль.
– Извините меня, Вуди,– сказал Бернс, касаясь руки Палмера,– но сейчас вы говорите точь-в-точь как мой отец, да упокоит бог его скорбящую душу.
– Интересно, ведь и мне внушал это мой отец.
– В сущности, это мусульманская концепция: аллах – божество гневное.
– Бог кальвинистов тоже.
Бернс криво усмехнулся с таким видом, будто оба они узнали сейчас друг о друге что-то непристойное.– Похоже, что бог у нас один и тот же,– тихонько посмеиваясь, заявил он.
– Однако вы не ответили на мой вопрос,– напомнил Палмер.
– А я не знаю, что на него ответить. Как обстоит дело в политике, я знаю. Там надо платить за все, что получаешь, Вуди, это как на большом рынке, где торгуют и меняются. Хочешь что-то получить? Дай другому взамен то, что он хочет.
Взяв английскую сигарету Бернса, Палмер быстро зажег спичку, не дав Бернсу времени чиркнуть своей зажигалкой.
– Если это так, то я не понимаю, почему вы не хотите сейчас нажать на Вика Калхэйна, пусть он расценивает это как большую сделку.– Палмер затянулся сигаретой и подумал при этом, что табак в ней так слаб, что кажется, будто вдыхаешь подогретый воздух.
– Я приберегаю эту сделку, мой дружочек.
– Зачем?
– Для вас, мой дорогой,– ответил, вздохнув, Бернс, и губы у него скорбно сжались.– Только для вас.
Глава двенадцатая
Палмер прошелся пешком от ресторана «Двадцать одно» до Ист Ривер и присел отдохнуть в маленьком парке к северу от здания Организации Объединенных Наций. Только теперь он почувствовал, что у него побаливают ноги.
Его ленч с Маком Бернсом неожиданно оборвался, еще не успев начаться. Официант принес и начал было раскладывать на тарелки заказанные блюда, как вдруг зазвонил телефон. Бернс, которого куда-то срочно вызывали, для приличия чертыхнулся, чтобы покачать Палмеру, как он огорчен тем, что должен его покинуть. Однако вызов был, видимо, достаточно важный, и Бернс, извинившись, торопливо удалился.– Не более чем на полчасика,– заверил он Палмера.
В течение двадцати девяти минут Палмер добросовестно поглощал то, что было подано, а затем покинул ресторан и, решив прогуляться к реке, прошагал целых шесть кварталов. Погода была не по-осеннему теплая, но туманная дымка, висевшая над городом, несколько смягчала яркий солнечный свет. Ветерок пробежал легкой рябью по быстрой реке, и Палмеру показалось, что вода покрылась узором крокодиловой кожи. Проплыл буксир, оставляя за собой пенную борозду. Палмер проводил его взглядом.
Свежие порывы ветра трепали ему волосы на висках, и он вдруг почувствовал себя свободным. Пусть это чувство было иллюзорным, сейчас Палмер об этом не задумывался. Он уселся поудобней, медленно, с наслаждением расправил мускулы и стал наблюдать за группой туристов, деятельно фотографировавших друг друга на фоне здания Секретариата ООН. Впервые с тех пор, как его семья переехала в Нью-Йорк, он сознательно делал именно то, что хотел сам. Обычно рабочий день его состоял из запланированных кем-то другим нескончаемых конференций, ленчей, обедов, заседаний различных комитетов, встреч по вопросам деловой стратегии, интервью, выступлений, рукопожатий и бесконечного потока разговоров, разговоров, которые грозили захлестнуть и удушить его.
Его жизнь вне работы ограничивалась беседами по утрам за семейным завтраком относительно посещения театров и обсуждениями, как лучше провести уик-энд в загородном доме родственницы Эдис – Джейн в Роклэндкаунти. Все остальное время было у него поглощено такого рода деятельностью, которую нельзя было отнести к чисто деловой или исключительно светской,– то были церемонии по закладке различных фундаментов, присутствие на трибунах во время парадов, участие в пикниках различных ассоциаций, уик-энды у Бэркхардта, ленчи и обеды в деловых клубах «Киванис» и «Ротари», раздачи наград и т. п.
