Эрик-Эмманюэль Шмитт - Евангелие от Пилата
— Люди считают меня эротоманом, сладострастцем, — сказал он, ускоряя движение руки, — тогда как я презираю тело, презираю любовные игры, просто хочу… освободиться… м-м-м… от этой пакости… А-а-а!
Утренняя гимнастика Кратериоса завершилась. Он вытерся своими звериными шкурами.
— На чем мы остановились? Ах да, Пилат, эти евреи создали религию, которая не лишена интереса. Как я уже говорил, они проповедуют веру в единого Бога, что мне кажется чистым воплощением разума. По этому пути размышлений шли все мудрецы от Анаксагора до Платона. Если Бог есть, то он един. Единственный мыслимый Бог есть бог-одиночка, абсолют, исток, очаг Единения, смысл проявления множества. Не кажется ли тебе удивительным, что их мифы спонтанно излагают ту же теорию, что и крупнейшие философы Греции? Какое удивительное совпадение! Мыслители своими логическими построениями постепенно пришли к монотеизму. А евреев посетило озарение в самом начале их истории! Более того, как говорит Клавдия Прокула — исключительная женщина, Пилат, и надеюсь, ты отдаешь себе в этом отчет, — евреи утверждают, что золотой век не позади, а впереди. Представляешь? В то время как все религии, даже философии, исповедуют в основном ностальгические воспоминания, глядят в прошлое, когда был сотворен мир, евреи идут вперед, развиваются! Они поместили счастье в будущее, они ждут его, они на него надеются, словно история является не окружностью, циклом, а движением вперед, стрелой, устремленной к цели… Вчера Клавдия Прокула сказала мне, что так написано в их книгах. Кстати, эта удивительная женщина поднялась намного выше своего аристократического статуса. Даже не уверен, что ты достоин подобной супруги.
В этом я был полностью согласен с Кратериосом. Я никогда не понимал, почему Клавдия Прокула выбрала меня среди двадцати претендентов, более богатых, более образованных, осененных большей славой.
— Твоя жена обладает исключительно редким даром для женщины — независимостью. У нее собственные вкусы, собственные мысли, собственные суждения. Она свободна в своих поступках. Она даже не представляет, что статус замужней женщины может ограничить ее свободу. Пилат, она покинет тебя, если ты ее разочаруешь. Она остается рядом с тобой, потому что любит тебя, но каждое утро проверяет, любит ли она еще тебя. Она настолько свободна, что жалеет мужчин. Да-да, она испытывает сострадание к самцам, которые под давлением возложенных на них обязанностей вынуждены подчиняться смешным социальным и политическим интересам. Кстати, она мне говорила об одном местном философе, некоем Иешуа, который исповедовал доктрину, показавшуюся мне очень близкой к доктрине нашего великого Диогена. Простая жизнь, умеренность, презрение к сильным мира сего, равноправие женщины, уважение к мужчинам, которые оказались достойными звания мужчины… Мне надо побольше разузнать об этом мудреце.
— Ну что ж, разузнавай. Но доставь мне удовольствие, Кратериос: постарайся избегать публичных упражнений в терапевтических и нравственных целях. В противовес тому, во что ты, кажется, веришь, евреи не испытывают уважения к философии, как греки, а также не проявляют любопытства к невероятному, как римляне. Они уважают только свой Закон. Они очень благочестивы и очень сурово наказывают… за публичное проявление сексуальных желаний. Ты рискуешь быть забитым камнями до смерти до того, как я успею вмешаться.
Кратериос пожал плечами и направился в кухню, чтобы поживиться какими-нибудь объедками.
Явился гонец от Иродиады, сообщивший о том, что тетрарх Ирод заболел.
Хитрость была грубой и недопустимой. Ирод любыми средствами пытался выиграть время. Он упорствовал в своем желании отравить души людей ложными слухами, он хотел добиться восстания в Палестине. Я должен был немедленно принять необходимые меры.
В сопровождении двух когорт я поскакал в малый дворец. Расставил своих людей вокруг здания и приказал открыть двери.
Хуза, управляющий, бросился ко мне и пал на колени:
— Ирод, господин, очень плохо себя чувствует.
Я с презрением слушал его восточные речи, насыщенные стенаниями и всхлипываниями. Я переступил через Хузу, сам открыл двери и дошел до зала пиршеств.
Ирод лежал на огромной постели словно мертвец. Я приблизился к этому лису, который, несомненно, притворялся погруженным в глубокий сон, чтобы избежать разговора. Я наклонился над толстым лицом, на котором пот обратил притирания и пудру в комки. Корка косметики растрескалась, обнажив старую морщинистую кожу.
Я призвал своего врача Сертория. Он склонился над ровно дышащим Иродом.
— Спит, — сообщил он.
— Разбуди его.
Серторий вонзил в руку Ирода иглу. Тело тетрарха не шелохнулось, даже крылья носа не вздрогнули на безмятежном лице.
Из глубины комнаты донесся резкий голос:
— Он не спит. Иначе он бы храпел.
Царица Иродиада стояла между двух монументальных светильников. Тело ее было затянуто в парадные одежды, на лице виднелись следы пудры. Слишком упорно отрицая время, она лишь ускорила его бег.
Парик и румяна обратили лицо красивой сорокалетней женщины в маску без возраста. Покачивая бедрами, она приблизилась ко мне. Походка у нее была вызывающей.
— Он не умер, но потерял сознание и спит сном, из которого его нельзя вырвать. Он ничего не слышит.
— Это опасно?
— Надеюсь. Я вышла замуж за эту вонючую свинью только ради того, чтобы поскорее стать вдовой. И он знает об этом. Так ведь, Ирод? Я же тебя ненавижу и жду не дождусь, когда сгниет твоя старая шкура.
Ирод, распластанный словно устрица, даже не шевельнул веками.
Я не мог не оценить поведения Иродиады.
— Все так же влюблена, как я вижу.
— Все так же, — спокойно ответила Иродиада.
Мой врач осмотрел Ирода. Он пришел к выводу, что у тетрарха не поврежден ни один жизненно важный орган, но сам царь, потрясенный какими-то сильными переживаниями, как бы ушел в самого себя. Он мог выйти из этого оцепенения, а мог остаться таким навсегда.
— Он придет в себя, — безапелляционно заявила Иродиада. — Он всегда приходит в себя. Он уже устраивал подобное представление, когда на серебряном блюде подали голову Иоханана. Через три дня он очнулся и снова вернулся к своим отвратительным привычкам. Твой вчерашний визит подействовал на него так же, как казнь того отшельника, чей рот был полон дерьма. Что такое ты ему сказал?
Суровым голосом, чтобы произвести на нее впечатление, я пересказал ей, как вник в план Ирода и как приказал ему покончить со всеми слухами и вернуть труп.
Иродиада выслушала меня с интересом, в глазах ее плясало черное пламя, хотя на лице не дрогнула ни одна черточка.
Она долго молчала, потом ожила и ответила мне:
— Ты не прав, Пилат. Твои рассуждения блестящи, но блестяще ошибочны. Свинья хитра, и душа ее как лабиринт, но ты недооцениваешь одного: Ирод верит своим предкам и никогда не отступится от Закона, поскольку по-настоящему верит. Да, он всегда выискивал пророков, да, он, возможно, думал воспользоваться ими как рычагом, чтобы объединить четыре области Палестины. Но сделал бы это, только будучи совершенно уверенным в том, что Мессия действительно является мессией. Он крайне тяжело перенес то, что я получила у него голову Иоханана Омывающего. Он считал его истинным пророком и дрожал от страха, что убил посланца Бога. Он уже давно не притрагивался ко мне. После смерти Иоханана перестал со мной разговаривать. Когда появился Иешуа, которого Иоханан возвестил истинным Мессией, все надежды Ирода обратились на него. Он хотел ему помочь, он предложил ему деньги, чтобы тот умножил свои проповеди. Иешуа с презрением отказался. Ирод не оскорбился. Он видел, что пророчества сбываются одно за другим, подтверждая личность Иешуа. Когда назаретянин объявил, что отправится на Пасху в Иерусалим, чтобы завершить свое дело, Ирод велел ехать в столицу, чтобы присутствовать на его триумфе. Когда Иешуа схватили, Ирод не испугался. Он был так уверен в его божественном происхождении, что уже видел, как Иешуа расправляется со своими противниками, возводит огненный барьер между судьями и собой либо являет любое другое чудо. Надо сказать, что Иешуа приучил нас к этому своими многочисленными исцелениями. Когда шпионы донесли Ироду, что синедрион не был раздавлен, а, наоборот, единогласно проголосовал за смерть Иешуа, ибо тот сам подталкивал суд к такому решению своей покорностью и упрямством, Ирод вмешался. Он использовал юридические аргументы, чтобы, отослать назаретянина к тебе, а потом принять здесь. И эта ночь… эта ночь…
Она на мгновение остановилась. Казалось, даже мысль о необходимости все мне рассказать утомила ее. Она запрокинула голову, чтобы вдохнуть воздуха и набраться сил. Потом быстрым движением откинула камень на одном из перстней и извлекла оттуда щепотку порошка, который положила на язык. Она недолго постояла с закрытыми глазами, потом продолжила:
