Жан-Мишель Генассия - Клуб неисправимых оптимистов
— Когда у тебя отношения, ты не пропадаешь на много недель без особых причин. Я раз сто ему звонила. Говорила с твоим отцом, с твоей мамой, с тобой и даже с твоей сестрой. Сто раз просила передать одно и то же, но он не перезвонил. Наш единственный разговор продлился тридцать секунд — он был уже в дверях и очень спешил. Пообещал позвонить вечером. Прошло три недели. Как правило, когда мужчина ведет себя с женщиной подобным образом, когда… уклоняется, это означает одно: он встретил другую и не смеет признаться.
— Этого не может быть. Только не Франк.
— Поклянись, что ничего не знаешь.
— Клянусь.
— Тогда как ты объяснишь его исчезновение?
— Объяснение наверняка есть. Я знаю, он тебя любит.
— Он сам тебе сказал?
— Дал понять.
— Когда это было?
— У тебя дома.
— Я знаю, у него есть другая женщина.
Я мало что понимал в любовных отношениях — весь мой опыт был сугубо литературным! — и не мог объяснить постоянных отлучек брата. После возвращения из Германии Франк ночевал дома не больше трех или четырех раз, но Сесиль я об этом не сказал.
— Если так, он настоящий мерзавец.
Сесиль пожала плечами, попыталась улыбнуться и покраснела. Глаза у нее были на мокром месте, она закусила губу, шмыгнула носом и вздохнула, пытаясь совладать с чувствами.
— Глупо лишать себя жизни из-за парня! И думать, что все кончено. Нужно ожесточиться, стать непробиваемой.
— Я все равно не могу поверить.
— Такова жизнь. Хотя я могла бы поклясться… Да нет… Хочу домой.
Официант принес нам счет. У Сесиль при себе не было ни су, а мне не хватало двух франков шестидесяти, и я не знал, куда деваться от стыда, но официант оказался хорошим парнем.
— Пустяки, — сказал он, — занесете потом, я вам доверяю. Совсем простить долг не могу — я сдаю выручку патрону.
— Принесу завтра же, не сомневайтесь, — поклялся я.
— Не дадите сигаретку? — спросила Сесиль.
Он достал пачку «Житан», чиркнул спичкой. На лице Сесиль отразилось неземное блаженство.
— Не уверен, что тебе сейчас полезно курить.
— Слушай, Мишель, перестань все время указывать мне, что делать.
Я проводил Сесиль до дома. Шли молча — говорить не хотелось ни ей, ни мне, дважды ненадолго останавливались, чтобы она могла передохнуть.
— Может, все-таки вернешься в больницу?
— Мне не нужна нянька, забыл?
Я первым поднялся по лестнице, успел незаметно забрать свою записку и достал ключ из-под коврика. Сесиль вошла в квартиру. Я остался за дверью.
— Не волнуйся, все будет в порядке.
— Хочешь, я верну тебе ключи?
— Нет, оставь у себя… Конечно, если не собираешься меня бросить.
— Не глупи!
Она поцеловала меня в щеку.
— Постараюсь заглянуть завтра.
— Приходи, когда захочешь.
* * *Я снова обошел все бистро, на сей раз в поисках Франка. Никто его не видел.
Два приятеля брата отвели меня в сторонку, но они просто решили пошутить надо мной.
— Может, твой брат где-то завис с Сесиль? — сказал один.
— Если найду Сесиль, Франку точно не скажу, — пообещал другой.
Я и не думал реагировать — мне было не до шуток — и везде просил об одном и том же: «Увидите его, передайте, чтобы связался с братом. Срочно».
Я заглянул к лучшему другу Франка Ришару, жившему за мечетью. Они были членами одной партячейки и вместе продавали «Юманите диманш» на рынке, что на улице Муфтар. Я удивился, увидев бритую наголо голову Ришара, а он, как мне показалось, растерялся.
— Что-то случилось?
— Почему ты так говоришь?
— Твоя прическа…
— Слушай, Мишель, я очень занят, у тебя какое-то дело?
— Я надеялся найти здесь Франка.
— В последнее время я его не видел. Он сказал, что ночует у меня?
— Ничего он не говорил, я и так знаю, вот и подумал…
— Он, наверное, у Сесиль.
— Увидишь Франка, попроси, чтобы связался со мной. Это важно.
— Обязательно.
Пауза продлилась на несколько секунд дольше, чем следовало. Ришар, всегда такой непосредственный и открытый, держался настороженно и с трудом сохранял спокойствие. В этом было что-то гадкое, фальшивое. Умелые лжецы ничего не боятся и всегда смотрят собеседнику в глаза, те же, кто врать не умеет, отводят взгляд, как будто обороняются. Нужно это запомнить.
— Новая прическа идет тебе меньше прежней.
Для очистки совести я зашел еще к двум товарищам Франка. Они не знали, где он может быть, но пообещали передать ему сообщение — если увидят.
За ужином мама спросила:
— Как дела в лицее?
— Как обычно.
— Чем вы занимались?
— На английском продолжали изучать Шекспира, на занятиях по французскому начали читать «Сутяг».[90]
— Ты подготовился к контрольной по математике?
— Мы с Николя много занимались.
— Жалко, что мы давно не видели твоего друга, — сказал папа. — Пригласи его как-нибудь в воскресенье на обед.
* * *Полночи я придумывал правдоподобные отговорки для Шерлока, которые он мог бы принять, не усомнившись в моей правдивости. Спал я плохо, а утром с тяжелым сердцем решил отправиться на заклание и вдруг нащупал в кармане куртки листок — бюллетень госпитализации, который дала мне заполнить медсестра в больнице, куда мы привезли Сесиль. Это был знак судьбы. Спасительный выход. Я колебался. Можно было подделать бюллетень, это было нагло, но именно поэтому могло получиться. Иного решения все равно не существовало. Я взял черную шариковую ручку и вписал свое имя и минимум деталей. В графе «причина несчастного случая» поставил «был сбит велосипедистом». Я постарался изобразить мелкий, неразборчивый «медицинский» почерк, а вместо подписи поставил закорючку. Когда я протягивал листок Шерлоку, сердце у меня бешено колотилось; он взглянул и спросил, как я себя чувствую.
— Сегодня на улицах приходится быть очень внимательным — слишком много машин, автобусов, велосипедистов. Пусть это станет тебе уроком.
Я обнаглел и поддал жару:
— Он даже не остановился!
— Позор! В какое время мы живем…
— Ничего страшного, не волнуйтесь обо мне. Врач сказал, все скоро пройдет. Но я очень испугался.
Николя помог мне справиться с контрольной по математике — дал списать, как обычно. Из-за треволнений с Сесиль я уделял ему мало внимания, но мой друг был незлопамятен. Чтобы загладить вину, я предложил сыграть в настольный футбол, и мы отправились на Мобер. Я не подходил к столу целых три месяца, но навыка не утратил: настольный футбол — это как велосипед.
19
Сдав умирающего с рук на руки усталому дежурному интерну, который не знал, с какого бока к нему подступиться, Игорь и Виктор отправились в «Аустерлицкую пушку» обмывать знакомство. Очень скоро водка у них кончилась, и Володин спросил:
— Пил когда-нибудь виски, Игорь Эмильевич?
— Ни разу.
— Вкус странный, но привыкаешь быстро.
— Не люблю все американское.
— Ошибаешься, настоящий виски — шотландский напиток.
Свой первый стаканчик виски Игорь выпил по-русски — залпом. Не водка, но тоже неплохо. Мужчины поклялись быть друзьями навек и поведали друг другу о своей жизни. Виктор был хитрецом и прекрасно понимал, что соотечественник его разоблачит, поэтому сказал правду. Всю как есть. Он знал, что эйфория встречи очень скоро сменится недоверием к историческому врагу. Виктору, как и всем лжецам, трудно было поверить, что человек способен говорить правду, и он не поверил Игорю:
— Да какой ты врач! Быть того не может!
— Клянусь честью. Я закончил Военно-медицинскую академию в Ленинграде, но мой диплом во Франции недействителен. Я специализировался в кардиологии. Практиковал пятнадцать лет. Консультировал в больнице Тарновского.[91] Во время войны служил военврачом в армии Жукова, в звании лейтенанта. Я был хорошим врачом, пациенты меня обожали.
— Думаешь, я поверю в эти небылицы? Ты санитар! А что в медицине кумекаешь, так это потому, что навидался больных и наслушался докторов. Папашу Виктора не проведешь. Мы с тобой похожи. Обмануть невежду и дурака легко, но я не таков, так что хватит вешать мне лапшу на уши… товарищ!
Игорь столкнулся с неразрешимой проблемой. Как доказать, что он действительно врач? Все его объяснения натыкались на глухую стену недоверия. Виктор желал получить настоящее доказательство. На бумаге с водяными знаками, государственными цветными печатями и официальными подписями. Диплом Игоря остался в Ленинграде.
— Ты такой же врач, как я — кузен князя Юсупова! — ухмыльнулся Володин.
— Но ты и есть его кузен!
— Это я рассказываю туристам, ради смеха. Признаю, ты силен. Главное — уметь произвести впечатление. Я знаю великих герцогов и графов, которые выглядят как портье или сапожники. Когда они заявляют о дворянском происхождении, их называют лжецами. А вот мне все верят.
