Толераниум - Огородникова Татьяна Андреевна

– Ты бы поменьше по харчевням шастал, и вообще – шляешься в последнее время непонятно где. Как бездомный…

Невзирая на недомогание, Миша торчал перед зеркалом, оттачивая ритуальные жесты. Последние тенденции предписывали публичным личностям освоить величественную позу диктатора, для чего рекомендовалось широко расставить ноги, как бы врасти в землю. Зеркало не помогло – Мишина фигура никак не выглядела внушительной.

– Ты что, прямо здесь писать собрался? – проигнорировав табличку «не беспокоить», заглянула Софочка и застукала раскоряченного Мишу в сомнительной позе.

– Разве не понятно, что на двери написано? – заорал он.

– А, так ты уже у двери напи́сал?

Только она могла так непринужденно переворачивать слова в дурацкие шутки… Миша пошел в наступление:

– Ты когда-нибудь начнешь уважать мое личное пространство?

– А я что делаю? – Мама удивленно вскинула брови.

– Мне нужно особое уважение.

– Для «особого» уважения нужны «особые» причины. Где они?

Мама развернулась и спокойно направилась на кухню, бросив через плечо:

– Мой руки – и за стол! А то от казенной пищи и не так озвереть можно.

Непробиваемость унизительного положения в собственном доме бесила Мишу, и дистанция между ним и семьей становилась все ощутимее. Он предпочитал проводить время в своем кабинете в Толераниуме, но и там иногда лезли в голову мысли о семье.

– Михаил, ты зачем каждый день на работу ходишь? – спросил Виктор, заглянув поздороваться.

– Дома невыносимо, – честно ответил Миша. – Думаю квартиру себе купить. Съеду от них.

– Но сначала ты же поставишь их на место? Иначе ничего не изменится. Какая им разница, где тебя доставать: в старой квартире или в новой…

Миша согласился. Покоя они ему не дадут. Особенно его изводила тетка.

Лаура в последнее время сверлила его глазами так, будто хотела докопаться до самых внутренностей. Он с трудом выдерживал ее молчаливые психологические атаки и почти всегда отводил взгляд, после чего ему становилось противно. Правда, она уже несколько дней не появлялась, может, боялась от него заразиться…

25

Миша был доволен Ковригиным. Он прекрасно проявлял себя в качестве секретаря. Мероприятий, где надо было успеть засветиться, становилось все больше. Речи и приветствия, полученные от спичрайтеров, были тщательно уложены в папочки, машина заранее заказана, и даже зонтик Ковригин открывал незаметно и вовремя. Раньше Миша ошибался в Алексе. Он не просто хорошо служит, он еще и интересуется всем, что связано с Мишей, при этом не нарушает границ. Миша это проверил, когда пригласил Алекса на обед в самый роскошный ресторан Венецка. Ковригин держался скромно и уважительно, блюда выбрал сытные и недорогие, поддерживал приятную беседу.

Правда, сам больше слушал, чем говорил, но это тем более симпатично. Говорили про Игнатьевский. Почему-то Ковригин решил, что Миша собирается там жить. Миша даже засмеялся. Если уж он когда-то переедет, точно – не в старый особняк, в котором померло несколько поколений. Конечно, у Миши будет дом – огромный, новый, умный. Или квартира, но обязательно пентхаус – с садом, с джакузи под звездным небом, с вертолетной площадкой и собственным паркингом. Может быть, он заведет себе жену. Но вызывать ее будет из женской секции по рации… Незачем объяснять Ковригину, что для начала Мише нужно разобраться со своими родственницами. И про Виктора Миша не собирается с ним откровенничать. Ковригину совсем не нужно знать, что Виктор немного помог Мише на начальном этапе, но он когда-нибудь отблагодарит своего друга. Пока не очень понятно, что ему нужно. Вряд ли должность, да и деньги точно не нужны.

– Я тебе еще нужен? – нарушил Мишины раздумья Ковригин.

– Нет, можешь идти.

Миша не спеша отправился домой, продолжая раздумывать о том, как образумит Лауру с Софочкой. Хотелось совершить что-то из ряда вон выходящее. Веселая мстительная злость разыгралась внутри, когда он представил, как придет домой после ресторана. Наверняка мама сейчас готовится к его приходу. Думает, что по ее команде он помоет руки и прыгнет за стол, но не тут-то было! Он ей с порога заявит, что сыт, и она хотя бы расстроится!

Миша проследил глазами за машиной скорой помощи, которая на полном ходу свернула к «Макдоналдсу». В голове как-то все моментально сложилось. Это знак. Еще недавно Михаил искренне сочувствовал людям, у которых нет возможности есть «нормальную домашнюю еду». Так мама называла свои кулинарные шедевры. Посещение ресторанов, кафе и прочих пунктов общепита считалось не только позором, но признаком духовной и физической нищеты, а также неблагополучия в семье. Слово «Макдоналдс» приравнивалось к нецензурной брани и не могло употребляться в приличном обществе. «Весь мир – дураки, а домашняя стряпуха – умная», – крутились у Миши в голове слова Виктора.

В «Макдоналдсе» царила тревожная суета. Почти все столики были заняты, но внимание посетителей было приковано к одному столу, за которым с трудом разместилась семья из трех человек. Очень толстая мама, очень толстый ребенок и невероятно толстый, плавающий в собственном жиру папа. Как у всех слишком толстых людей, у этой троицы были добродушные и туповатые выражения лиц. Даже тревога не могла пробиться сквозь слой жира на лице матери семейства, несмотря на то, что для папы пришлось вызвать «Скорую».

Пока медики орудовали шприцами и нашатырем, Миша сделал заказ навынос, сел за стол и стал наблюдать. Толстяка вскоре откачали. Доктора облегченно вздохнули и попросили больного подписать отказ от госпитализации. Тот пропищал: «С удовольствием!» – и расписался на бланке.

Миша вспомнил, где он слышал этот голос. В Игнатьевском во время пира этот толстяк был самым веселым и активным.

Публика в «Макдоналдсе» быстро успокоилась после отъезда «Скорой». Семья толстяков веселилась как ни в чем не бывало. Глава семьи шутил пронзительным голосом:

– Не дождетесь! – и сам весело заливался хохотом.

Он вновь принялся уничтожать заказанную еду.

Миша забрал пакеты и напоследок оглядел заведение. Посетители показались ему довольными, раскрепощенными и вовсе не «убогими», как следовало из маминых выводов об общепите. Они ставили на столики одинаковые коричневые подносы, усаживались на одинаковые пластмассовые стульчики, раскрывали одинаковые пакетики и с одинаковым удовольствием поедали свои бургеры. Похоже, все были счастливы в этой своей одинаковости.

Семья радостных толстяков продолжала пировать, но глава семьи вновь закашлялся, как-то весь обвис и начал стекать со стула на пол. Вокруг его глаз расплылись огромные черные синяки, он хватал ртом воздух и не мог вдохнуть.

– «Скорую»! Вызывайте «Скорую»! Он подавился кунжутом! – кричала жена.

Какой-то мужчина подошел к толстяку и пощупал пульс на руке, потом на шее. Затем снял со лба очки и поднес их к приоткрытому рту огромного туловища.

– Вряд ли «Скорую». Вызывайте катафалк. Вот визитка моего коллеги. – Мужчина протянул карточку.

– Вы – похоронный агент? – Свежеиспеченная вдова не смогла сдержать любопытства.

– Всего лишь кардиолог, – горько улыбнулся мужчина.

Миша быстро схватил пакеты и выбежал из заведения. Он помнил, что в Игнатьевском Виктор что-то говорил про этого полного мужика.

Настроение наладилось, когда Миша представил себе, как на пакеты из «Макдоналдса» отреагирует мама, а особенно – Лаура.

После Мишиного приступа ярости с уничтожением семейных реликвий Лаура напряглась еще больше. Она тщетно искала оправдания для племянника, копалась в себе, пытаясь понять, почему Миша выстраивает стену отчуждения. Взгляд его стал быстрым и колким, он почти не смотрел в глаза. А когда смотрел, лучше бы Лаура не могла прочитать того, что в них было написано. К сожалению, она успевала – даже за доли секунды, пока Миша еще не отвел взгляда…

В сознании все перепуталось – агрессивный мужик, которого корчил из себя Миша, никак не клеился с образом любимого племянника. Но она не могла приказать себе перестать любить его…