Мартен Паж - Как я стал идиотом
Она продолжала плача что-то говорить, корила себя за то, что жалуется, проклинала мужа и его новую невесту. Она даже не заметила, как Антуан тихонько вышел, глубоко подавленный.
Однажды в минуту плодотворного отчаяния он сказал себе, что верить в истины, заставляющие нас опускать голову, значит идти на поводу у реальности, которая их порождает: кто ищет поводы быть несчастным, их непременно найдет, потому что человек всегда находит, что ищет. И он тогда решил для себя, что всякая истина, причиняющая страдание, воплощает некую моральную систему, и сама реальность тоже есть своего рода моральная система, в противовес которой он может создать свою собственную. Но, выходя из брачной конторы, он, несмотря на все свое смятение, об этом не вспомнил. Точнее, у него не возникло потребности вспомнить: он проглотил две таблетки бодрозака, и призрак разочарованной женщины с ее жестокими истинами испарился сам собой. Антуан позвонил Рафи, рассказал про свой визит и посоветовал поддержать приятельницу.
Какая-то тень витала над ним во время разговора, готовая омрачить его безоблачное состояние, но она растаяла, едва он вернулся к прежнему ритму жизни, где дни стремительно воспроизводятся, в точности повторяя друг друга.
Для людей, находящихся в гармонии с обществом, существует только одно время года — вечное лето, и разум их быстро успевает задубеть от солнца, которое не заходит, даже когда они спят: им снятся сны, в которых не бывает темно. Двадцать пять лет в жизни Антуана стояла дождливая осень; теперь, будь то зима, осень или весна, в голове его безраздельно царило лето.
* * *Начинался сентябрь. Солнце было еще горячим и ласкало лица людей, над которыми сновали ладони ветра. Как-то вечером Антуан сидел перед телевизором, переключая каналы, и смотрел разные забавные передачи. Собственно, ему было все равно, что смотреть: он просто нуждался в успокоительном и расслабляющем действии телевидения, этого искусственного солнца, которое своим излучением заполняло и грело пещеру его сознания. Он сидел с пультом в руке и нажимал на кнопки. Пульт был снабжен чехлом из мягкой пушистой ткани и моторчиком, издававшим приятное мурлыканье, когда Антуан касался его. Этакий пульт-котенок. Антуан искал передачи, чьи темы оправдывали бы его телезависимость. Несмотря на четыре таблетки бодрозака, он чувствовал себя неважно. Несколько часов назад, вернувшись с работы, он нашел под дверью пакет. Это была небольшая бандероль, пришедшая по почте; никаких подозрений она у Антуана не вызвала, он принес ее на кухню и начал распаковывать. Но стоило разорвать скотч и бумагу, как его взрывной волной отбросило в сторону, так что он стукнулся о холодильник. Какое-то время он не мог двинуться с места и не отрываясь смотрел на бандероль, содержавшую карманное издание писем Флобера. Сердцебиение потихоньку прошло. Он разрыдался и долго не в силах был успокоиться, словно слезы могли смыть видение или потушить пожар, который лежавшая на столе книга вызвала в его сознании. Он не прикоснулся к ней, не рискнул. Переписка Флобера была любимейшим чтением Антуана до перерождения. Он обожал ее, часто узнавал себя в метаниях Флобера, в его разочарованиях, в том, как трудно было ему просто жить и переносить свою эпоху. Увидев вновь эту книгу, он словно надкусил отравленное яблоко, и яд мгновенно проник в мозг, который он считал надежно защищенным. Он догадывался, кто совершил теракт: конечно его прежние друзья в надежде ценой легкой контузии спасти его и вернуть в свой круг. Он напряг волю, чтобы выстоять против этой бомбы, грозившей нарушить мирное течение его жизни. Боясь отравы, он оставил книгу на кухонном столе и переключился на телевизор, сжав в руке мурлыкающий пульт.
Квартира окрасилась в цвета ночи. Луна вызывающе блистала медным загаром на черном песчаном пляже космоса. Антуан пытался загипнотизировать себя, упорно глядя в циклопов глаз телевидения, как вдруг в экран вонзился гарпун. Сноп искр, немного черного дыма, поплывший голос ведущего — и все. Антуан резко обернулся, уронил пульт. Свет нигде в квартире не горел, и он не мог разглядеть нападавшего, увидел только мужской силуэт в темноте. Слава богу, не инопланетянин, подумал Антуан, успокоившись. Он с удивлением осознал, что ему не страшно — скорее всего, благодаря мощной дозе бодрозака. Он попытался задрожать, но вышло неубедительно. Судя по фигуре, это был обыкновенный человек нормального роста, явно без перепончатых крыльев.
На улице зажглись фонари. Теперь Антуан лучше видел незваного гостя.
— Дани Брийан… — прошептал он. — Вы Дани Брийан. Дани Брийан взламывает мою квартиру… Вы собираетесь меня убить? Вы маньяк?
Антуан знал этого певца, который словно застрял в пятидесятых, ему нравились некоторые его песни. Все прояснилось: Дани Брийан со своей прической под Элвиса Пресли, стиляжьими костюмчиками ретро и песнями середины века просто натуральный псих. Дани Брийан смеялся. Он был одет в простой черный костюм, расстегнутую на груди белую рубашку и черные лакированные туфли. Так вполне мог быть одет и Джерри Ли Льюис [15].
— Мимо, мимо, мимо! Все мимо, Тони. Я не Дани Брийан, не взломщик и тем более не серийный убийца. Разве серийные убийцы носят такие классные костюмы?
— Не знаю, но нормальный человек тоже не станет так одеваться. Вы Дани Брийан. Вы говорите как он, у вас такая же улыбка, такая же прическа с бриолином. Я вас узнал.
— Ошибаешься, Тони: я не Дани Брийан, я его призрак.
— Разве Дани Брийан умер?
— Нет.
— Тогда как вы можете быть его призраком?
— Я недоношенный призрак. Такое бывает. Я появляюсь, когда живой Дани Брийан спит.
— Бросьте!
— Я вовсе не шучу, Тони. Потрогай меня.
Дани Брийан — или его призрак — подошел к Антуану подчеркнуто развязной походкой, щелкая пальцами и хитровато улыбаясь.
— Понял! — воскликнул Антуан пятясь. — Вы извращенец.
— Я призрак! — засмеялся Дани. — Потрогай меня, и ты почувствуешь, как твоя рука пройдет насквозь.
Рука Антуана действительно прошла сквозь тело Дани. Антуана это страшно развеселило.
— Ну все, хватит. Убери лапы! Я не игрушка, Тони.
— Перестаньте называть меня Тони.
— Нет проблем, Тонио.
— Ладно, пусть будет Тони, это чуть менее кошмарно.
— Слушаюсь, Тони! А теперь можно заглянуть в твой холодильник?
Не дожидаясь ответа, Дани двинулся на кухню. Он распахнул дверцу холодильника, и все осветилось. Антуан потащился за ним. Дани какое-то время стоял перед открытым холодильником разинув рот, созерцая изобилие продуктов, потом упал на колени и в благоговейном экстазе воздел руки к небу. Поднявшись, он схватил в охапку «Нутеллу», паштет, колбасу, сыры, блины и еще много чего. Сгрузив добытые сокровища на кухонный стол, он сел на стул с высокой спинкой и принялся их пожирать.
