Сергей Алексеев - Игры с хищником
Еще будучи личинкой, пчела уже заражена варроатозом, который развивается вместе с ней – питается, обслуживается пчелами-кормилицами, окукливается и рождается с ней в один день и час. Чужеродный клещ для пчелы становится своим, как часть собственного тела, поэтому высокоорганизованное насекомое не замечает его и не испытывает потребности избавиться от паразитов.
Опережающая, «паразитическая» модель универсальна и применима во всех случаях, когда требуется изменить или задать направление развития того или иного социального, политического, экономического явления, особенно если недостаточно времени, сил и средств для строительства собственных стратегических ячеек и сот».
Сергей Борисович небрежно бросил бумаги на стол и отер лицо.
– Ну и как? – чуть поспешил автор, вероятно, испытывая гордость. – Вы уловили смысл?
– А это откуда списали? С какой готовой модели?
Варламов мгновенно надулся:
– Как – списали?.. Обижаете, Сергей Борисович, это моя идея и основана на личных наблюдениях за насекомыми.
– Да будет вам! – сдерживая приступ сарказма, проговорил Сергей Борисович. – Узнаю контору Баланова. У него подобных... лирических зарисовок было много. Еще лет на триста хватит.
Лицо Слона медленно посерело, поперек толстых губ возникли поперечные складки, а выпуклые веки приспустились, как у красной девы.
– Зря вы так... Старик меня не любил. Я и держался в министерстве только благодаря вам.
– А вы его?.. Видел на похоронах скупую мужскую слезу.
– Не было такого. Между прочим, я с температурой свалился после его похорон. Все заболели, кто был... Говорите так, Сергей Борисович, будто в чем-то меня подозреваете.
И, отвернувшись, насупленно замолчал.
Сергей Борисович же сидел и думал, что потенциал Слона до конца не оценили ни он сам, ни правительство, ни Министерство финансов, изнывавшее от его существования. Чаще всего над ним посмеивались, передразнивали, и особенно отсыпалась на его костях Госдума, ежегодно требуя отчета, а когда он выходил на трибуну, не издевался только самый ленивый. Никто даже не подозревал, что этот нудный, толстый человек с дефектом речи видит всех насквозь и своим аналитическим, проницательным умом на голову выше каждого насмешника, если разрабатывает такие неожиданные модели влияния.
– Подозреваю, – наконец признался Сергей Борисович. – Теперь я всех подозреваю. Никому верить нельзя.
Он пересилил обиду, согнал ее с лица.
– Плохое у вас настроение, упадническое...
– Как вы думаете, Баланов после себя кого-то оставил? Своего выкормыша? Эдакого смотрящего?
– Непременно оставил, – убежденно произнес Слон и поднял потупленный взгляд. – Сначала я, грешным делом, считал – это вы.
– Я тоже так считал, – съязвил Сергей Борисович. – И даже куриную косточку с ним переломил. Игру такую знаете – «Бери и помни»?
Варламов не услышал ни тона, ни вопроса.
– Вокруг вас – полоса отчуждения, – серьезно продолжил он. – Причем созданная искусственно. Вас загнали в тупик, на отстой. И сделали это напрасно...
– Ну и кто у нас теперь предатор?
– Как вы сказали? – встрепенулся Слон.
– Скажем так: надзирающий хищник. Ну или божье око. На ваш взгляд?
Новый для него термин склонный к философии Варламов оценил и даже удовлетворенно усмехнулся:
– И верно, как у африканских львов. Сытый самец лежит и наблюдает за стадом буйволов. И когда высмотрит больного или слабого, подает сигнал львицам своего прайда...
– Суворов? – перебил его Сергей Борисович.
– Исключено! – Ответ был давно готов. – Мы проверяли, здесь все чисто.
– Кто это – мы?
– Аналитический отдел Фонда.
– Тогда как объяснить их внезапную дружбу... с вновь избранным?
– А им теперь нечего делить. По крайней мере до следующих выборов.
– В таком случае кто?
Слон поправил в кресле свое тело.
– Сейчас мы склоняемся к общему мнению... Бывший вице-премьер Савостин. Вы его вернули в разведку, щуку бросили в реку. У него есть все возможности влияния...
– Склоняетесь? – усмехнулся Сергей Борисович. – Ну склоняйтесь...
– Мы отслеживаем контакты, анализируем последующие действия президента. – Самоуверенность Варламова заметно угасала. – Создается впечатление, этот... смотрящий хищник явно себя не обнаруживает. Пока...
– Но существует?
– Безусловно... Поэтому к вам есть предложение официально возглавить Фонд. Во-первых, это станет сигналом... нашему оппоненту. Во-вторых, мы создадим равнозначный противовес. Опережающим влиянием.
Сергей Борисович налил себе коньяка, отошел к окну и стал смотреть на улицу. Слон некоторое время выжидательно помолчал.
– Вас смущают клещи? – предположил он. – Это потому, что мы любим мед и презираем паразитов. Но кусают-то нас пчелы...
– Я не люблю мед.
– В медовых сотах нет клещевого засева. Самка откладывает семя только в ячейки, подготовленные для пчелиной личинки.
– Принципы я понял. – За окном моросил нудный, как голос Варламова, октябрьский дождь. – Только они и гроша ломаного не стоят. Вместе с вашим Фондом.
– Почему?..
– Нас уже опередили, и давно, – в окно сказал Сергей Борисович. – Кто вас надоумил учредить этот Фонд?
За спиной возникла долгая пауза.
– Это было коллегиальное решение, – наконец-то совсем уж неуверенно прогундосил Слон. – На учредительном собрании были разные люди... Представители крупного бизнеса, финансовые компании, Жиравин. А иначе откуда деньги?..
– Кто конкретный инициатор?
– Горчаков, – как-то обреченно вымолвил Варламов. – Ваш начальник службы безопасности. Бывший... Но я доверяю... доверял ему. Нет, неужели?..
Сергей Борисович обернулся и глянул через плечо: на вечно невозмутимом лице бывшего министра отразился ужас.
* * *В пустоте столичной квартиры он впервые за последние дни ощутил пустоту желудка и приступ голода, но когда принесли ужин, выпил только сок, после чего велел помощнику связаться с Администрацией Президента и сообщить, что завтра, ровно в девять ноль-ноль, он посетит Владимира Сергеевича, без всякого объяснения цели встречи. Была мысль вообще поехать в Кремль без предупреждения, но в последний миг Сергей Борисович удержался от мальчишества, по себе зная, насколько трудно выкроить даже пять минут из жесткого регламента. Начальнику охраны он приказал не принимать сегодня никаких телефонных звонков, поскольку более всего опасался всезнающего Варламова: одно лишь упоминание о Фонде мгновенно вызывало глубокое внутреннее отвращение.
В кабинете он выключил верхний свет, оставив лишь торшер, сел на стул перед письменным столом, как посетитель, и стал представлять себе завтрашнюю встречу.
