Харуки Мураками - Норвежский лес
— Девушки «Мальборо» не курят.
— Какая разница? Какие не кури, одна и та же гадость.
Она покрутила твердую пачку «Мальборо» в руках.
— С прошлого месяца курить стала. Честно говоря, не то что сильно курить хотелось, просто из любопытства.
— А что вдруг решилась?
Она сложила руки на столе и на минуту задумалась.
— Ну как что... А ты куришь?
— В июне бросил.
— Почему?
— Да надоело. Кончились ночью сигареты, например, и мучаешься потом, и все такое. Вот и бросил. Не особо люблю от чего-то вот так зависеть.
— Вот с виду и не скажешь, а ты, оказывается, на вещи так серьезно смотришь, да?
— Не знаю, может и так. Потому, может, и люди ко мне особо не тянутся, из-за характера такого. Всегда такой был.
— Это потому, что кажется, что тебе все равно, что ты кому-то не нравишься. Некоторые, может быть, тебя и не любят поэтому, — сказала она неуверенно, подперев подбородок рукой. — А вот мне нравится с тобой говорить, и как ты говоришь по-особому. Вот как сейчас : «Не особо люблю от чего-то зависеть».
Я помог ей помыть посуду. Стоя рядом с ней, я спросил ее, протирая тряпкой и ставя в сушилку посуду, которую она уже помыла :
— А твои все куда ушли сегодня?
— Мама на кладбище. Умерла два года назад.
— Это я уже слышал.
— Сестра с женихом встречается. На машине куда-нибудь кататься поехали, наверное. У сестры парень в автомобильной компании работает. Поэтому машины обожает. А я не очень машины люблю.
Она ненадолго опять замолчала и продожала мыть посуду, а я молча продолжал ее вытирать.
— А папа... — заговорила она снова через некоторое время. — Папа шесть месяцев назад уехал в Уругвай и не вернулся.
— Уругвай? — удивился я. — В Уругвай зачем?
— Папа хотел в Уругвай эмигрировать, дурак. Человек, с которым он в армии дружил, там завод держит, вот он и думал, видно, что сможет там устроиться как-нибудь. Сказал как-то вдруг об этом, потом сел один на самолет и улетел. Уж как мы его только ни отговаривали. Ну что в таком месте делать, ты и языка-то не знаешь, да и не был нигде никогда, кроме Токио. Но все напрасно. У папы явно сильный шок был от того, что мама умерла. Вот что-то с головой и случилось, видно. Так сильно папа маму любил. Честно.
Я смотрел на нее, открыв рот, не в силах что-то сказать.
— Знаешь, что папа нам с сестрой сказал, когда мама умерла? Он сказал : «Мне сейчас так обидно. Чем вашу маму потерять, да лучше бы я вас обеих потерял». Мы так растерялись, что сказать не могли ничего. А ты бы смог? Как бы там ни было, но такое сказать... Конечно, потерять человека, которого больше всех любил, это тяжело, грустно, больно, я все понимаю. Мне его жалко. Но разве можно родным дочерям сказать, да лучше бы вы взамен умерли, разве не так? Это не черезчур разве?
— Ну да.
— Нам же это неприятно. В общем, все у нас в семье какие-то не такие. Все с какими-то странностями.
— Похоже на то, — согласился я.
— И все-таки, это здорово, когда один человек другого любит, правда? Когда жену любит так, что дочерям может сказать, лучше бы вы вместо нее умерли...
— Ну, если так посмотреть, может оно и так.
— И вот, в Уругвай уехал. А нас бросил.
Я вытирал посуду, ничего не говоря. Когда я все вытер, она аккуратно расставила посуду по полкам.
— И что, от отца вестей нет?
— Раз только открытка с картинкой пришла. В марте. Но никаких подробностей не было. Очень, мол, жарко, фрукты совсем не такие вкусные, как думал, и все типа такого. Бред какой-то. да еще открытка была с каким-то дурацким осликом на картинке. С головой у нашего папы не все в порядке. даже про этого не то друга, не то знакомого, ни слова — нашел его, не нашел. В конце было, правда, написано, что когда малость на ноги станет, нас с сестрой заберет. И с тех пор ни строчки. Я письмо ему написала, даже не ответил.
— А если отец твой скажет ехать в Уругвай, что будешь делать?
— Я хочу съездить. Интересно же. А сестра говорит, ни за что не поедет. Сестра грязные вещи, грязные места терпеть не может.
— Что, в Уругвае так грязно?
— Не знаю, но сестра так считает. Типа там на дорогах ослиное дерьмо, над ним мухи жужжат, в туалетах воды нет, ящерицы со скорпионами ползают... В кино, наверное, видела где-нибудь. Сестра насекомых ненавидит. Что она любит, так это на сверкающей тачке куда-нибудь в Сёнан прокатиться.
— Хм.
— А Уругвай — плохо, что ли? Я бы поехала.
— А кто сейчас в магазине работает?
— Сестра. Родственник, что по соседству живет, каждый день помогать приходит. доставку делает. Я тоже, как время есть, помогаю. В книжном магазине тяжелой работы нет, так что потихоньку справляемся. Если совсем ни в какую станет, думаем магазин продать, правда.
— Любишь отца?
Она покачала головой.
— Не могу сказать, что очень уж люблю.
— Тогда почему говоришь, что в Уругвай готова ехать?
— Потому что верю.
— В смысле, веришь?
— Ну да. Не очень люблю, но верю, папе-то. Хоть он и махнул рукой и на детей, и на работу из-за шока, когда мама умерла, и в Уругвай уехал, но я ему верю. Понимаешь?
Я ответил, вздыхая :
— Вроде и понимаю, а вроде и не понимаю.
Она засмеялась, точно шутке, и слегка шлепнула меня по затылку.
— Ну и ладно, какая разница?
После обеда в то воскресенье одно за другим произошли разные события. Странный был день. По соседству от Мидори загорелся дом, и мы смотрели на пожар с крыши третьего этажа, потом мы с ней поцеловались ни с того, ни с сего. Звучит по-дурацки, но именно так все и происходило.
Мы говорили об университете и пили кофе, когда послышался вой пожарной сирены. Судя по тому, как этот вой постепенно усиливался, похоже было, что пожарных машин подъезжает все больше и больше. Под окнами пробегало много людей, некоторые что-то громко кричали.
Мидори пошла в комнату, откуда была видна дорога, открыла окно и посмотрела вниз, потом сказала : «Подожди-ка здесь», и куда-то исчезла. Послышалось, как гулко стучат ее ноги вверх по лестнице.
Я в одиночку пил кофе и думал : «А Уругвай, это вообще где?» Бразилия — знаю, Венесуэлла — знаю, рядом там Колумбия, думал я, но где находится Уругвай, никак вспомнить не мог.
Тут спустилась Мидори и сказала : «А ну, иди сюда скорее!» Я пошел вслед за ней, поднялся по узкой крутой лестнице и оказался на просторной крыше. Она была гораздо выше крыш других окрестных домов, и весь район был с нее виден.
Через три или четыре дома от нас в небо поднимались клубы дыма, и легкий ветер сносил их в сторону дороги. доносился сладковатый запах гари.
Мидори, почти перегибаясь через перила крыши, сказала :
