Джон Макдональд - Обреченные
Он вытянул крепкие кривые ноги и лег на спину, заложив руки под голову и ероша пальцами жесткий ежик волос на затылке. Небо темнело. Странные тут закаты! Однажды он уже видел подобный закат. Когда и где? Чертовски давно. Такого цвета у него была рубашка сто лет назад, в Нью-Джерси. Он носил ее с белым галстуком. "Черт побери, это было тогда, когда я мыл посуду в вонючей кухне летней гостиницы. Еще совсем сопляком. Ну-ка, вспомни, как же ее звали? Дора? Нет, Дорин. Рано утром я увидел ее на гостиничном пляже. Красный купальный костюмчик. Хорошенькая, как куколка. Постоялица. Меня она тоже приняла за постояльца, а мне хватило ума болтать. Назначил ей свидание на вечер, а потом купил в городе ту синюю рубашку. Нечего сказать, умник! Но что возьмешь с семнадцатилетнего дурака? В общем, как-то обо всем прознали. Ее папаша и управляющий подкараулили нас у служебного входа, когда я хотел незаметно провести ее назад в гостиницу. Управляющий дал мне по морде и тут же уволил. Из носа пошла кровь, испачкала белый галстук. Папаша утащил Дорин в номер; она плакала. Пришлось тут же собрать вещички и выметаться. Управляющий ходил за мной по пятам, пока я не убрался. И все-таки я всех их провел. Запрятал чемодан в придорожных кустах и прокрался обратно. Взял бензин в сарае для инструментов. Облил автомобиль ее папаши. Потом чиркнул спичкой – и дай бог ноги. Господи, как бабахнуло!
Интересно, что бы было, если бы нас тогда не поймали? Ведь я и пальцем к Дорин не притронулся. Считал ее ангелом с крылышками. Теперь-то я поумнел. Жизнь научила. Постранствовал вволю. Пришлось посидеть в кутузке несколько дней, а потом убраться из штата. Интересно, где Дорин сейчас? Наверняка у нее семья, дети. Какие у нее были большие глаза! Карие. Хорошенькая мышка. Даже пальцем ее не тронул. Пальцем..."
Кто-то потряс его за плечо. Беннике вздрогнул и проснулся. Черное небо над головой было усыпано звездами.
– Солнышко, у тебя нервы ни к черту, – пропела Бетти Муни.
– Должно быть, я заснул.
– Дарби еще спит. Ничего удивительного. Старичку придется месяц отсыпаться, чтобы наверстать упущенное.
Он посмотрел на реку. Что там на том берегу? Свет фар куда-то сместился. Грузовик стоял на колесах. Рабочие вытягивали его за веревку; до его ушей донеслось их монотонное пение. Медленно, сантиметр за сантиметром, грузовик, пятясь, выползал из реки.
– Продвинулись, да?
– Совсем скоро паром будет здесь. Тебе надо что-то решать с твоей машиной.
Кажется, он еще не до конца проснулся. Голова ватная, тяжелая. Беннике встал и с хрустом потянулся, размял плечи.
– Кто поет? – без интереса спросил он.
– Близняшки-блондинки. Сидят в своей машине и распевают. Смотри, что они мне дали!
Рука его сомкнулась вокруг горлышка бутылки.
– Текила, солнышко. Тебе, наверное, не помешает глоточек.
Он отвинтил крышку и поднес бутылку к губам. Холодная жидкость едко плеснула по зубам, обожгла нёбо. Захлебываясь, он сделал три больших глотка, опустил бутылку и передернул плечами. Огненная жидкость текла по пищеводу, приятно согревая.
Беннике прислушался к пению. С чего им пришло в голову петь псалмы? Голоса звучали сладко и ясно. Просто мурашки по коже... Пение уносит тебя в далекое-далекое прошлое. Было время, ты сидел в церкви, умытый, причесанный; медленно таяла на языке облатка. Сквозь окна проникали солнечные лучи; гремел орган – а когда органист доходил до одной определенной клавиши в нижнем регистре, у тебя внутри все сжималось.
Мысли о церкви – не к добру.
Он снова поднял бутылку. На этот раз пошло легче.
– Эй, не будь свиньей!
Он вернул ей бутылку. Да, картина. Текила на пустой желудок. Дел сделал наклон, потом снова потянулся, зевнул, почесал живот костяшками пальцев.
Бетти тесно прижалась к нему, взъерошила волосы на затылке. Он обхватил ее за талию, впился тяжелым поцелуем в губы, словно хотел высосать их, опустошить, а другой рукой жадно ласкал бедра девушки, притискивая их к себе.
– Вон там подходящее место, – сказала она надтреснутым голосом.
Спотыкаясь, они побрели в темноту. За деревьями, росшими вдоль дороги, виднелось поле. Идти было трудно, так как он прижимал ее к себе. Вскоре Бетти обернулась к нему. Ноги у нее обмякли, она потянула его вниз. Трава сухо зашуршала под ними, затрещала материя ее платья. Бедра молочно белели в свете звезд, рот – черная дыра, в глазах отражается дикое мерцание звезд; она впилась ногтями ему в бока; потом возня, сознание того, что сейчас это произойдет... Вдруг Беннике скосил взгляд и увидел в свете звезд матадора с нацеленным на него ружьем для подводной охоты, различил металлический блеск гарпуна. Дико закричав, он отдернулся от нее, замахал руками, снова закричал... И тут матадор исчез со звездного неба. Беннике опустил голову. Нет никакого гарпуна, только молочно белеют в темноте ее голые ноги...
– Что, черт побери, с тобой такое? – От возмущения у Бетти даже сел голос.
Не удостоив ее ответом. Дел потянулся к текиле, аккуратно поставленной на безопасном расстоянии. Схватил бутылку, поднял, допил остатки.
– Ну и что прикажешь теперь делать? – желчно поинтересовалась она.
– Заткнуться!
Она села и привела в порядок одежду. Допив текилу, он швырнул пустую бутылку в темноту. Она с глухим стуком ударилась о землю, покатилась, но не разбилась. Да, приятель, если тебе являются жмурики, значит, у тебя крыша едет. Без вопросов.
Бетти придвинулась к нему и попыталась с какой-то мрачной злобой возбудить его. Он грубо оттолкнул ее. Она помрачнела.
– Сделка отменяется, солнышко.
– Отцепись от меня!
– Извини, что я живу на свете, – сказала Муни. Встала на ноги и пошла прочь. Покинула его.
Блондинки все еще пели псалмы. Сладко пели, на два голоса. В сухой траве что-то зашуршало; Дел поспешно вскочил. Наверное, здесь водятся скорпионы. Желание ушло, словно его никогда и не было; ему показалось, что он больше никогда в жизни не захочет женщину. При мысли о Бетти и о женщинах вообще его замутило.
Текила горячила кровь. Он напряг мускулистые бедра, согнул плечи. Ему захотелось подраться, избить кого-нибудь до полусмерти. Может, так удастся вернуть уверенность в себе?
Беннике спустился на дорогу; он шел напыжившись, уперев кулаки в бока. Текила гудела и пела у него в ушах. У реки было светлее – на том берегу включили прожектор. Первым на глаза ему попался техасец – он сидел и болтал со светловолосой девчонкой. Мексикашка, дружок техасца, устроился на корточках метрах в двадцати от парочки, в пальцах у него дымилась вечная сигарета. В мозгу у Беннике полыхнуло пламя. Срочно надо что-то предпринять, все равно что, лишь бы снова почувствовать себя человеком.
Он размахнулся и со всей силы врезал мексиканцу ногой по ребрам, отчего тот упал навзничь. Беннике принял боевую стойку, ожидая ответного удара, и злобно буркнул:
– Не сиди у людей на дороге!
Мексиканец встал и отошел в сторону, потирая ушибленный бок. Он что-то тихо сказал техасцу, который вскочил на ноги.
– Зачем ты это сделал? – негромко спросил техасец.
– Он сидел у меня на дороге. В следующий раз получит по морде.
Из тумана выплывали тени. Беннике видел, как фигуры медленно приближаются, окружают его. У него пересохло во рту. Напрасно он прицепился к мексикашке. Надо было сначала вырубить техасца... В темноте что-то тускло сверкнуло – наверное, лезвие ножа.
Он враскачку направился к техасцу:
– Может, ты хочешь встать у меня на пути?
Техасец быстро произнес что-то по-испански. Внезапно общее напряжение ослабло. Все хохотали, видимо потешаясь над ним. Беннике вспыхнул.
– Что за дрянь ты несешь? – спросил он. – Слишком быстро тараторил, я ничего не понял.
– Я сказал им: пусть полюбуются, как плохо тренируют для ринга бойцовских петушков. Миссис Герролд, может, вы немного погуляете?
– Билл, я остаюсь, – ответила она.
Беннике понял, что Дэнтон собирается проучить его. Он быстро нырнул вперед и схватил его за запястья, свободной рукой целясь ему в лицо. Дэнтон рывком высвободился и выбросил руку вперед; от мощного удара по шее Беннике завертелся волчком. Его швырнуло на дверцу грузовика; пришлось подставить ладони, чтобы остановить падение.
Дел быстро обернулся, прикрывая лицо руками, но техасец не преследовал его. Он стоял, ожидая, когда его противник сделает следующий шаг. Беннике почувствовал исходящие от высокого парня презрение и гнев. Он набычился, пошел вперед, метя техасцу в живот. Вдруг откуда-то из темноты возник огромный, тяжелый кулак – словно к канату привязали мешок с камнями. Дел заметил этот кулак на долю секунды позже, чем следовало, – не успел ни блокировать удар, ни поднырнуть. Небо словно взорвалось красными огнями, земля покачнулась и ударила его по затылку, плечам; он злился на себя за то, что так просчитался, но вместе с тем испытал какое-то облегчение. Драка прочистила ему мозги.
