Анатолий Ильин - Соленый берег
— Ничего, мы тебе настоящих нарвем. Сейчас у них самое время, — сказал улыбаясь Пашка. Он только что прочитал письмо и, разглаживая его на колене, повеселевшими глазами наблюдал за Аней.
— Что жена пишет? — опросил Сергей.
— Ничего, все нормально. Вот, тоже в отпуск собирается.
Аня бросила быстрый взгляд на Пашку и снова уткнулась в сумку, Пашка затопил печь, поставил уху, и, когда чайник вознес к потолку струйку пара, сели за стол.
— Как насчет этого? — спросил Сергей у Пашки, бултыхнув коньяком.
— Давай. Сегодня день веселый.
Судя по выражению его лица, день сегодня у него действительно был не из последних. Нюрка, обрадованная совершенно неожиданным для нее приглашением на отпуск, писала, что хотя сейчас на ферме и очень тяжело, но она все равно добьется у начальства, чтобы ее отпустили. А не пустят, так уволится. Спрашивала, что прикупить ему, — Пашкин гардероб весь при нем. Несколько раз спрашивала о его здоровье. Это особенно разволновало его и растрогало. Он благодарно посматривал на Аню, за столом вел себя по-джентльменски. То кусок хлеба подаст ей, то соли подвинет поближе, и все это с озорным подмигиванием Сергею. Мол, гляди, парень, отобью.
Аня как всегда была весела и разговорчива, городские новости сыпались потоком, который останавливал только глоток коньяка. Временами она теряла нить разговора, глаза потухали, и она рассеянно смотрела за окно, где, раскачиваемая ветром, терлась о стекло золотистая ветка клена.
Пришел черед торту. Аня, еще поохав и повздыхав над ним, как бы выговаривая у общества если не прощения, то хотя бы понимания, начала его резать, после каждого куска обтирая нож салфеткой. Пашка разлил чай.
— Вкусный, но что-то горчит, — сказал Сергей, откусывая от своей порции.
— Что горчит? — спросила Аня.
— Да вроде торт, — неуверенно ответил Сергей. Аня, понюхав и откусив крошку со своего куска, всплеснула руками:
— Ну вот! Я так и думала, что пропадет. Говорила мне мама, не бери! Не послушалась! И вот… — На Анины глаза набежали слезы. — А все из-за этой дороги! В аэропорту, в Соколовке целый день проторчала.
— Ты же говорила — холодно… — сказал Сергей, растерянно глядя на жену.
— Да, холодно! А в поезде какая духота?! Сам, что ли, не знаешь?!
— Ну что ты, Аня, шумишь так? — сказал Пашка. — Может, он просто с апельсинами належался. А у них корки горькие. — И в доказательство того, что к делу примешаны только апельсины, он отхватил от торга большой кусок, вымазав усы кремом, и спокойно запил его чаем.
— Что вы делаете?! Отравиться хотите!? Возись потом тут!!!
— Аня, что с тобой? — Сергей оторопел. Он никогда не слышал, чтобы голос Ани так неприятно срывался, переходя в визг.
— Ничего! — Аня встала из-за стола и молча прошла в свою комнату.
Пашка, уставясь на середину стола, где располагался торт, большими глотками пил из кружки.
— Пашка, это у нее с дороги. Измучилась… — сдавленно произнес Сергей, стараясь не смотреть на Пашку.
— Да, это с дороги. Откуда ж еще, — сказал Пашка. Он встал, смахнув с бороды крошки. — Пойду-ка я на речку, воду посмотрю.
Дождавшись, когда Пашка выйдет, Сергей бросился за перегородку. Подошел к Ане и обнял ее за плечи. Она молча ткнулась лицом ему в грудь.
— Ты устала. Может, приляжешь?
— Сережа, я, наверно, дура. Правда? — быстро заговорила она, схватив его за руки и крепко прижимая к своим щекам. Сергей почувствовал, как они горят. — Но ты не обращай на это внимание. Это пройдет… Уже прошло. Я так думала о нашей встрече. Столько было всяких задержек в дороге. Я ведь трое суток к тебе добиралась… На, день раньше выехала, хотела как быстрее… Хотела, чтобы чего вкусненького поел… ты про все здесь уже забыл, чтоб вспомнил… Ой, что я говорю? Я, наверно, пьяная, да?
— Ты устала, и тебе надо лечь, — сказал он. — Тебе надо лечь, — переведя дыхание, повторил он.
— Я не хочу спать. Я хочу гулять. Такой день. — Она рассмеялась и, озорно подмигнув ему, постучала по сверкающему окну.
— Окошко, окошко, какой у нас сегодня день? — Она вплотную придвинулась к окну и, приложив руку к маленькому уху, которое, попав под солнце, сразу стало прозрачно, как осенний березовый лист, с таинственным видом прислушалась, улыбаясь Сергею. Его поразила почему-то не игра ее, а это ухо с рассыпавшимися ниточками вен, и его душа сама собой шепнула: «Господи, как я тебя люблю! Я тебя никогда так не любил!»
— Замечательный, — звонко закричала Аня и бросилась ему на шею. — Оно сказало, замечательный день! И вам нужно идти на озеро.
Тропинка была усеяна мелкими, разноцветными листьями: красными, желтыми, палевыми, салатными… апельсиновыми, сказал себе Сергей. И все они, наверно, горькие, как апельсиновые корки. Они падают от тяжелой горечи, накопившейся за долгое лето. Это неправда, что они желтеют от солнца, от него они зеленеют и радостно шелестят на ветру. Столько в них горечи по уходящему лету… И деревья постарались избавиться от них поскорее. Им не терпится новых листьев, зеленых, сочных, которые им принесет только солнце.
Листья не успели подсохнуть и под ногой молчали. Видно, ночью был ветер, холодный ветер с далеких холодных гор. Трава пожухла и стала жесткой, и гребни ее волн, перекатывающихся через тропинку, заметно потемнели и тихонько позванивали.
Аня шла впереди, иногда откидывая руками траву и часто оглядываясь на него. И чем дальше они отходили от избушки, а ели и сосны выше и разлапистее чертили небо над головой, тем лицо ее все больше темнело, сливаясь с цветом волос.
Тропинка свернула влево и пошла на подъем по косогору, усыпанному цветами. Аня остановилась и сорвала белую ромашку, с которой от ее прикосновения слетело несколько лепестков. Она понюхала ее и с какой-то усталостью в голосе, глядя прямо Сереже в глаза, сказала:
— Сережа, ты не думал? Может, нам все же лучше вернуться домой?
— Ты же хотела на озеро?
Аня опустилась на траву, положила цветок на колени и, помедлив, сказала:
— Не пора ли нам возвращаться домой, в город, совсем?
Мимо, с шуршаньем, пролетел дикий голубь, за которым с криком гнались какие-то пичужки. Голубь сделал крутую горку и, едва не задевая траву, помчался к реке.
— Это невозможно, — сказал Сергей. На мгновение ему показалось, что Аня улыбается, и он зло повторил. — Это невозможно. — Еще там в избушке, когда они сидели за столом, ему показалось, что Аня порывается что-то сказать ему, что-то у нее просилось с языка. «Вот это и просилось, — подумал он, — об этом можно было бы догадаться сразу же, когда она раскрыла сумку. Никаких теплых вещей, за которыми она ездила в город, там не было. И не могло быть. Ничего там не могло быть, кроме горького торта. И сам торт иным не мог быть».
Аня тронула его за руку:
— Сережа, когда я уезжала, у меня этого и в голове не было. Но потом… потом… Сережа, если бы тебя здесь не было, я ни за что бы не вернулась. Ну сколько мы будем еще здесь торчать? Ведь все лето прошло в этой тайге. Пусть другие посидят. И река эта еще… — добавила она. Аня закрыла лицо руками и с минуту сидела молча. — Сережа, ну как ты не видишь, что не могу я здесь, не могу! Я так устала…
— Ну а как же иначе? Мы ведь на работе, — сказал Сергей. Сказал так, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся в груди, тишину, что легла между ним и Аней. — Мы ведь на работе, — тупо повторил он.
— Ты только подумай, — сказала Аня, — ты только подумай. А что тут будет зимой! Говорят, здесь морозы доходят до сорока пяти. Да нас же заметет здесь! Нет, Сереженька, не хочу! — Аня зябко повела плечами и чужими глазами снова оглядела стоящую кругом тайгу.
— Аня, мы же сами напросились сюда. Разве ты забыла? Никто нас не гнал. Наоборот, даже отговаривали. Взять хотя бы родителей твоих… Только в дела вошли, и вдруг все бросить — до свидания! Да нас же засмеют все в городе!
— Это сейчас над нами смеются, над дуростью нашей!
— Это кто же? Уж не Верка ли твоя?
— А хотя бы! Нормальные люди не живут так…
— Что ты понимаешь! Нормальные, не нормальные!.. Пашка, что, по-твоему, идиот!?
— А кто же еще?
— Да ты что, Аня?! Ты понимаешь, что говоришь!?
— Идиот и есть, — хладнокровно ответила Аня. — Он нарочно закопался в этой глуши от семьи, жены, чтобы не мыться. Ты видел, как мы приехали, так он ни разу рубахи не сменил… С таким ни одна женщина жить не сможет. Правильно Нюрка сделала, что выгнала его.
— Аня! Как ты смеешь!
Аня с усмешкой посмотрела на него.
— Сережа, — сказала она спокойно, — давай хоть из-за Пашки ругаться не будем, и так полно всего…
— Да что ты знаешь о нем?!
— Да знаю, знаю, — нетерпеливо сказала Аня.
— Пашка впервые с женой в отпуск собрался, а ты зовешь меня бросить гидроточку!? Кто же работать будет?
Аня пожала плечами:
