Энтони Бёрджес - Враг под покрывалом
Что продолжается?
Ох, не такая уж она дура. Видит, что творится прямо у нее под носом. Поглядывая на Энн Толбот, все признаки видит. Если он собирается жить своей жизнью, она будет жить своей. Разве он не видит, что уже несколько месяцев не проявляет никакого желания заняться с женой любовью? Она потеряла уверенность в себе, а теперь, наконец-то, хоть чуточку вновь обретает. Если он не считает ее привлекательной, что ж, другие считают.
И прочее.
Пятница – выходной в школе. Но Краббе рано проснулся, поднялся задолго до появления подноса с завтраком, чуя что-то необычное, что-то неладное. В шортах, сандалиях и гавайской рубашке, немытый, небритый, пошел на кухню, найдя ее пустой, холодной. Кликнул А-Виня, ответа не получил. Может быть, заболел, может быть, – Краббе быстро прогнал жестокую надежду, – старик умер во сне. Постучал в дверь А-Виня, раз, другой, взялся за pучку – дверь была не заперта. В комнате не оказалось ни старых яиц, ни ящерок, ни. чутких снадобий, скрашивавших жизнь А-Виня. Только портрет Сунь Ятсена висел на стене, глядя стеклянным взором на новый Китай среди запахов старого. А-Винь исчез.
Краббе кликнул Фатиму, и та вскоре явилась с распущенными по спине волосами, с обнаженными пухлыми юными коричневыми плечами над завязанным под мышками саронгом. За ней шла, мяукая, черная кошка.
– Туан?
– Где А-Винь?
– Ушел, туан. Все свои вещи забрал.
Куда ушел? Она не знает. Знает только, что прошлой ночью из дома черным ходом вышли два аборигена в драных шортах, следом за ними А-Винь. Не захотела мешать туану ссориться с мем, чтобы сообщить об этом.
– Почему он ушел?
– Дья такут капак кечил, туан.
– Вот как, топоров испугался? – Краббе почувствовал, как его охватывает колоссальное облегчение, словно теплая кровь после холодного душа. А-Винь ушел, должно быть в джунгли к зятю, будет там радостно щебетать над котлом среди змей, пиявок и звяканья ружей; навсегда исчез из жизни Краббе. Он не потрудился выяснить, почему А-Винь топоров испугался: рано или поздно у каждого найдется причина бояться топоров. Провиденциально, что у А-Виня такая причина возникла именно в данный конкретный момент. Ликующему Краббе следовало обнять пухлое желанное тело Фатимы, поцеловать влажные, как бы искусанные пчелами губы в благодарность за даровавшие освобожденье слова, но он тоже побаивался топоров. Поэтому лишь улыбнулся и пошел обратно на кухню ставить чайник.
Сидя за чаем с хлебом и мармеладом, он думал: «Ну, мистер Джаганатан, теперь можете выкинуть любую пакость. И вы тоже, мистер Хардман». Никто теперь ничего не мог сделать: дорога в джунгли закрыта, нить в лабиринте оборвана, материальное свидетельство поглотила чудовищная зеленая пасть леса и плотно стиснула зубы. А самому Краббе надо отпраздновать вернувшуюся свободу кратким отдыхом в Куала-Лумпуре, в нетерпеливых объятиях Энн Толбот.
Он направился в спальню, грубо разбудил Фенеллу.
– У нас повара нет. Если хочешь позавтракать, сама готовь. Я ухожу повидать Джаганатана.
– Повара нет? Что ты хочешь сказать?
– А-Винь ушел. Не спрашивай почему. Просто ушел, и все.
– Ты этим, кажется, очень доволен.
– Да.
Дом Джаганатана представлял собой душное деревянное сооружение на полпути между колледжем и городом. Подъезжая, Краббе слышал громкий дневной тамильский давно начавшийся шум. Возле дома визжали, толкались пузатые черные ребятишки, изнутри неслась громкая женская перебранка. Крупный пес – коричневый, бесформенный, старый, но явно зубастый – рванулся на крепкой железной цепи, окрысившись на Краббе.
– Хорошая собака, хорошая. Ну, дай лапу, чтоб тебя разразило.
В дверях возник мистер Джаганатан с черной потной обвисшей грудью над клетчатым саронгом. Любезно приветствовал Краббе, пригласил войти.
– Не могу.
– Говорят, англичане так любят собак. – Джаганатан снисходительно схватил рычавшего пса за прочный толстый ошейник, дав Краббе пройти.
Гостиная была полна детей, в большинстве своем голых. Один малыш ел на пыльном полу холодные чапатти, лежавший на обеденном столе младенец жалобно кричал, требуя грудь. Джаганатан провел Краббе в альков, откуда выгнал двух девиц брачного возраста в сари, тихонько сидевших за уроками. Широкими гостеприимными жестами указал Краббе на стул, и двое мужчин взглянули друг на друга через стол, накрытый стеклом, под которым лежали семейные моментальные снимки, изображения индийских кинозвезд, реклама китайской минеральной воды.
– Мистер Краббе, вы над моим советом подумали?
– О да, мистер Джаганатан.
– Очень жарко сегодня. В государственных домах подобного класса вентиляторов нет. Желаете выпить, освежиться, мистер Краббе? У меня виски есть.
– Нет, спасибо, мистер Джаганатан. – Они всегда так начинали беседу, с обильного обмена любезностями.
– И к какому вы пришли решению, мистер Краббе?
– Вполне определенно не оправдывать ваших надежд, мистер Джаганатан. Если один из нас Должен уйти, то безусловно не я.
Джаганатан победно улыбнулся:
– Думаю, нам обоим надо выпить виски, мистер Краббе. У меня несколько бутылок содовой стоят в колодце. Должна быть холодная.
– Можете сколько угодно пить, мистер Джаганатан. Я не стану, спасибо.
Джаганатан громко крикнул, явился трепещущий парень.
– Мой старший сын, – объявил Джаганатан. – Совсем никудышный. Умеет только делать ошибки да выполнять лакейскую работу. – Он громко неразборчиво заговорил по-тамильски, отвесил парию подзатыльник, проследил, как тот убегает.
– В прошлый раз, мистер Краббе, вы о доказательствах рассуждали. Сегодня я предъявлю вам свое доказательство.
– Предъявите?
– Да, мистер Краббе. У меня зять в Сингапуре. В университетской библиотеке работает. Тамошний университет получает издания всех крупных английских университетов, мистер Краббе. Я попросил его кое-что поискать, мистер Краббе, и он просмотрел все прошлые номера журналов вашего Университетского союза, мистер Краббе. Результаты в высшей степени любопытные.
К Краббе направилась голая девочка, пуская слюни. Мистер Джаганатан посадил дитя на колени, с гордостью наблюдая за медленным слюнотечением.
– Вы написали много статей, мистер Краббе, о всемирной необходимости коммунизма.
– Правда, мистер Джаганатан? Знаете, я совсем позабыл.
– Сейчас вспомните, мистер Краббе.
Краббе почувствовал определенное разочарование. Значит, это и есть доказательство? Джаганатан опять громко крикнул, снова явился парень, на сей раз с бутылкой виски и с портфелем. Джаганатан сердито взревел, стукнул пария кулаком.
– Дурак, ни стаканы, ни содовую не принес.
– В отличие от некоторых ваших индийских богов, мистер Джаганатан, у него всего две руки.
– Извините меня на минуточку, мистер Краббе. – Он спустил на пол голого ребенка. Дитя подползло к Краббе, стало капать слюной на сандалии. Джаганатан открыл портфель и вытащил брошюру в красной обложке. У Краббе сердце екнуло с возвращением прошлого. Это был номер студенческого журнала «Виста», куда он действительно часто писал, даже год был редактором. Как странно, что здесь, за восемь тысяч миль, оставив целую жизнь позади, вспоминаешь прошлое, вынырнувшее в тамильском доме, битком набитом ревущими детьми, с кудахтавшими вокруг курами, протянутое коричневой потной рукой. Как странно.
– Взгляните, мистер Краббе, и решите, это доказательство или нет. И не только это. Есть и другие издания с вашими сочинениями на ту же тему.
– Все это было очень-очень давно, мистер Джаганатан.
– Кажется, не так уж давно. В том году, когда я впервые стал учителем в колледже хаджи Али. Посмотрите как следует, мистер Краббе.
Краббе посмотрел как следует. Снова екнуло сердце, когда он открыл статью под названием «Стравинский и традиция». И фамилия автора… Он задохнулся, почувствовал слабость.
– Видите, мистер Краббе. Вы сделали очень, очень глупую вещь.
А вот стихи Хардмана, совсем плохие стихи. Краббе увидел расплывавшиеся печатные строчки, только взяв себя в руки и сосредоточившись.
Единственная мне желанная,
Как яблоня, стройна.
В речах се лето благоуханное,
Птицы, ветер морской и волна.
А вот статья Виктора Краббе, высокомерная, невежественная, желторотая:
«Практики часто пренебрегают принципом детерминизма, заимствованным Марксом у Гегеля. Классовая борьба неизбежна, неискоренима в диалектическом процессе, и революция, как бы она ни медлила, тем не менее наступит…»
– А вот здесь, мистер Краббе, вы рассуждаете о коммунистической революции на Востоке. Утверждаете, будто это следующая важнейшая арена с самым низким в мире уровнем жизни. А еще говорите…
– Это было очень давно, – тихо сказал Краббе. Вытащил носовой платок, промокнул левый глаз. – Давным-давно.
– Вижу, вас стыд одолел, мистер Краббе. И поэтому не желаю быть слишком жестоким. Вам надо лишь сделать, что я говорю.
