Сергей Мавроди - Карцер – репортаж из ада. Из спецсизо 99 1
" P.S. Я понимаю, что это не Вы, но не могли же их уничтожить?!
Значит, где-то они есть? Пылятся, забытые, в каком-то сейфе…"
Вот так! Теперь не отвертится. Хотя… Напишет слева наискось:
"Отказать". А ДПНСИ лишь плечами недоумённо пожмёт: "Я не знаю!". Вот и все их "отверчиванья". У них же здесь с этим просто… Ладно, поживём – увидим. Завтра на утренней проверке – и вручу. В любом случае это всё, что я могу сделать.
…
Ну-те-с? Забавное?
Забавное-то здесь – всё! С грустноватым оттенком. Лишь.
Вот, например.
Молодой парень. Чемпион по боям без правил. Действующий, причём, на тот момент, не бывший…
Бывших-то здесь вообще навалом! Причём очень высокого ранга зачастую. Например, с чемпионом Европы по боксу бывшим я сидел. Абсолютно больной человек. После каждого приёма пищи бежит к унитазу, где его рвёт по полчаса. "А чего! – говорит. – Приходилось же анаболики жрать пачками, мочегонные – вес сгонять." Вообще спорт такого уровня, уровня Европы-мира, для здоровья уже – губителен. Это общеизвестно. А теперь – не нужен никому.
Так вот, тот парень. Действующий, повторяю! Т.е. в великолепной спортивной форме. Сплошные мышцы, гибкий, подвижный, ни капли жира и пр.
И вот жена присылает вдруг ему посылку. Одна халва! Двадцать килограмм! Представляете? Причём халва-то классная. Свежайшая, масло прямо течёт. Ну, вкуснятина просто! Объедение! Вся камера ею с утра до вечера обжирается… ("Ну, ты сука, блядь! Ёбаный в рот!!" – надрывно орёт кто-то снизу. Потом громко хлопает дверь машины. Вероятно, автозэка. По всей видимости, – конвойные так между собой… общаются.)…Да, вся камера обжирается целыми днями этой халвой, а он сидит, пригорюнившись, и не притрагивается даже.
"Ты чего, Миш?" – "Я вот всё думаю, чего она мне эту халву прислала? Она же знает прекрасно, что я её не ем. Вообще не переношу! Это что, знак?"
Знак, знак!.. Будет потом твоя дочка отвечать, как та мусорша-конвойная во всё том же незабвенном Чертановском суде.
"Ляль, ты чья?" – "Я ничья! Я – мамина!" – "И папина?" – "Наверное…"
Во-во! "Наверное"!.. Просекаешь? Фишку. "Знак"!
А вот ещё забавное. Из жизни опять-таки Чертановского суда.
У меня начинается оглашение приговора. Первый день. Репортёров – тьма. ОМОНа тоже тьма. Вкладчиков вообще тьма-тьмущая! И плюс – начальство всякое понаехало милицейское. Словом – дурдом. Весь конвой в запарке, мечутся как угорелые. И в этот же день – вскрылся ещё кто-то!! Представляете? В одной из камер.
Слышу крики.
"Да у него кровь хлещет!! Уже целая лужа на полу натекла! Он всерьёз порезался, глубоко!" – "Жгут надо!" – "На шею."
Это – оказавшийся случайно тут же рядом гоблин-омоновец. "Советует". Командир ихний. (Я специально через глазок приоткрытый посмотрел.)
Смешно?
Спрашивал, кстати, потом на лестнице у ковойного: "Ему что, срок большой дали?" – "Да полтора года всего!" – "Так чего ж он порезался?!" – "Спроси."
Знаете, анекдот есть такой, известный? "Так чего ж они бастуют?!"
– "Бляди же."
("Э-э!.. – пренебрежительно отмахнулся мой многоопытный сокамерник-вор. – Да он в хату просто возвращаться не хотел. Проблемы, наверное. На больничку решил так съехать Чтобы не ломиться. Маромой какой-нибудь. Вот и всё."
Н-да… Действительно. "Вот и всё". Объяснения всегда самые простые. "Бляди"!)
Раз уж речь о внутрикамерных проблемах зашла, ещё несколько советов.
Никогда не сплетничайте, не обсуждайте с кем-то других сокамерников. В том числе (особенно!) и тех, с которыми раньше сидели. (Это даже термин какой-то специальный тюремный есть, не "сплетничать", а как-то иначе это по-тюремному называется.) Подставят по полной программе! Этот человек, которому вы рассказывали, всё это передаст тому, о ком шла речь, а сам всегда отмажется: "это я специально его прокачивал! поведётся он или нет?". А вам – предъявят. "Говорил это? Обоснуй!"
И не позволяйте лучше и другим вещи такие обсуждать при вас. Между собой. Сразу пресекайте! "Чего ты за спиной это про него говоришь? Скажи ему прямо в глаза! Или вообще не говори. При мне, по крайней мере."
И вот ещё что имейте в виду! Если в камере происходит что-то не то, неправильное что-то, за это "что-то" и с вас могут впоследствии спросить. Хотя вы вроде бы только присутствовали. "Ты это видел? Почему молчал?.. Почему не вмешался?.. Почему смотрящему не отписал?.." и т.п. Поэтому надо реагировать. Хотя зачастую и не хочется. И бывает подчас психологически очень трудно. (Да и страшно просто!) Но – надо.
Помню такой случай. Сидим вчетвером. Я; два матёрых, долго сидевших, полублатные такие, все в наколках; и ещё один первоход, но, правда, в годах уже. Лет под 50.
Итак. И начинают эти блатные буквально терроризировать этого первохода. "Ты-де бывший мусор!" – Тот: "Да нет, да что вы, ребята?!" – "Нет, ты бывший мусор!" Дальше – больше. Смотрю, есть ему уже не дают! (К холодильнику не подпускают.) "Жри баланду!" (Хотя передачи-то носят мне одному. У этих-то двоих у самих ничего нет.)
Пришлось вмешиваться. А ой, как не хотелось!.. Портить отношения с этими двумя. Я ещё тогда не так уж долго и сидел. Но!.. "Вместе все сидим, пусть и ест, как все! А так с людьми нельзя. У нас людская хата!" (Хаты бывают "людские" и "шерстяные". "Шерсть" – это все эти ломовые, козлы, суки и пр., и пр. Оступившиеся, словом. Падшие. К ним ни дорог нет, ничего. Никто с ними не общается. Изгои.)
Что-то, я чувствую, совсем уж в какой-то мрачный тон впадаю.
Чернуха какая-то сплошная. Стишок, что ль, какой-нито вставить?..
Ну-у-у-у… Вот!
Багдад, Шехерезада…
И ничего не надо -
Лишь сказки да мечты.
Синдбада приключенья
Да магов превращенья;
И лики красоты:
То гурии, то пери;
То душеньки, то мэри;
Но – вечности черты!
И томную Эрато
В Джоконде Леонардо
Вглядись! – узнаешь ты.
…
Солнышко, вон, опять в окнах домов заиграло. Цвет расплавленного золота всё тот же. Закат! Э-хе-хе… Скоро!.. Скоро!!.. Да. Две ночи и день фактически. Всего-то.
….
Кто, интересно, сидит сейчас в соседней камере?.. А через одну?..
Может, я с ними!?.. А напротив?.. Хотя, напротив – бабы.
Из "Трёх китов" я тут сидел с одним. Чуть ли не с тем даже, кто у них и показанья главные даёт. Но – их проблемы. Так вот, у него и жена здесь сидит! В этом же изоляторе. 991. Представляете? Сидела, по крайней мере. Год назад. Во как оно бывает! (Бухгалтерша, кажется. Этих же "Китов".)
…
Ладно, вот ещё история. Мрачная тоже, но весёлых, я чувствую, сегодня уже не напишу.
Жена. Заказывает мужа двоим орлам. (С одним я сидел. Разумеется. Как обычно. С кем я только не сидел!) Ну, те всё сделали и приходят за расчётом. А ей вдруг его жалко стало. "Ай-ой!.. Да как же я могла!.. Да зачем!.." В общем, говорит, давайте тогда уж и меня заодно валите. "Жить без него не могу!.."
Киллеры – в ауте. В полном. Во влипли! "Я вам заплачу!" (За себя.) Ну, те репу чешут: чего делать-то? Оставлять её в таком состоянии тоже нельзя. Она сдаст всех завтра. Истеричка! Во связаться угораздило! "Хрен с тобой, плати." Теперь – как? "Давайте вы меня напоите до бесчувствия и с балкона выбросьте или из окна. Чтобы я ничего не видела и не понимала." – "Давай!"
Поили её, поили – не отключается! Начали они её тогда бить смертным боем. Били, говорит, били, устали даже. Ну, всё! Тело. Труп. Только стали через подоконник перекидывать – она опять очнулась! "Ой, что вы делаете, я же всё вижу!" – "Да заебала ты нас!! Лети уж так!" И – полетела. С двенадцатого этажа. "Так".
А у другого ещё интереснее история. Дело, точнее.
Тоже баба. Тоже двоим бойцам. Тоже – заказывает. (Информация, опять же, из первых рук-уст. Свежачок! Сидел. Со мной. Один из них.
Да-с!) Только эта для разнообразия не мужа своего уже, а хахаля.
Любовничка-с. Бабе – тридцатник, любовничку – под 70. Или за 70. Ну, что-то около того, в общем. Баба при этом – зам. прокурора Измайловского р-на г. Москвы. Каково?! Замесик!
В общем, поехали они вчетвером на пикничок к речке или, там, прудику. Где они его благополучно и притопили. Дедка этого несчастного, божьего одуванчика. Подпоив предварительно. Однако поленились. Камушков мало привязали, труп-то и всплыл. И они все вместе с ним. Всплыли. Приплыли, точнее. Эти двое получили по семнадцать с половиной, прокурорша – восемью отделалась.
Этот киллер-распиздяй, сам лентяй и лодырь, теперь эту прокуроршу, разумеется, во всём винит, проклинает и костит почём зря: "Дура!! Овца тупая! Договорились же, что говорить!.. Она всё испортила!" – "Слушай, – говорю, – какая же она дура? Она восемь лет всего получила, а вы – по семнадцать с половиной! Чувствуешь разницу?" – "Да сволочь она! Тварюга!! На суде показанья даёт, так прямо рыдает, слёзы настоящие, нос краснеет… А из зала суда выводят – нам в глаза смеётся!" – "Вот видишь! Какая же она дура? Она, наоборот, умная. (Это вы два ленивых идиота!)" – "Ничего-ничего! Сейчас прокуратура опротестовала за мягкостью. Следак приходил: "Вас чего, устраивает, что ей так мало дали? Измените показанья, и она!.." (Она-то она, а ты? Чего-то, как я понял, вам-то следак скинуть всё равно ничего не обещал? Так зачем её-то для кучи топить? Тебе что, легче от этого станет? Иль дедка одного тебе мало?)
