Дмитрий Беразинский - Курс оверклокинга для операторов машинного доения.
– Так что, он ваш зять, получается?
– Зять, - подтвердил Василий Петрович, - но мне от этого не легче. Палки мне в колеса он точно ставить не будет, но и помощи от него не дождешься. Поэтому мы к нему первому и едем.
– А что? - не понял Артем.
– Приедем к восьми утра - люди все на местах. А если бы приехали к обеду, нам бы сказали: люди все на полях, и собрать их нет никакой возможности. Вроде как и придраться не к чему, но и спасибо говорить тоже не за что. А вот Колька Герасимов - совсем другое дело! Он народ даже ночью собрать может, если его друг Вася попросит. Потому что с Колькой мы никогда и ничего кроме денег не делили, ха-ха!
Артем покивал головой, показывая, что шутку оценил. Можно подумать, что люди из-за денег головы друг другу не отрывали! Вообще, узнав своего нового шефа поближе, Орлов решил, что работать с ним можно. Если смотреть беспристрастно, то совхоз, которым управлял Чебуреков, считался в районе одним из лучших. Пользуясь своими многочисленными связями, он добился того, что в его хозяйстве почти половина техники была импортной - немецкой, а остальная - от известных отечественных производителей. Новые комбайны, сажалки, опрыскиватели и разбрасыватели шли в его совхоз якобы для испытания на месте: будет ли работать на нечерноземе Средне-Европейской равнины агрегаты, предназначенные для цивилизованных, игрушечных полей Западной Европы. После испытаний техника, само собой, оставалась в хозяйстве.
Чебуреков оценил молчание своего помощника, как раздумья над своей последней фразой, и попытался сформулировать мысль конкретнее.
– Артем, ведь деньги сами по себе значат много, но не все. Порой пара-тройка хороших связей может сделать гораздо больше, чем ворох зеленых бумажек. Ваш директор, Михаил Владимирович, приехал в Березовку за тысячи километров отсюда - учил киргизов сеять репу. У него денег не было вообще, а из знакомых - один я. Совхоз ваш в то время трясло, как пьяного эпилептика, люди бежали из него. На машинном дворе, дай бог памяти, стояло пять тракторов и два «газона»-инвалида. Весь двор покрывала такая грязь, что трактора друг дружку вытаскивали за хвосты. Зато теперь как все здорово, правда! А ведь пять лет назад я лично мотался в область, чтобы помочь Птицыну на первых порах!
Василий Петрович говорил все это просто, не рисуясь, и Артему становилась все понятней та совокупность неуловимых рычагов и паутинок, благодаря которой функционировала постсоциалистическая система сельского хозяйства в стране. Смесь фермерских и коллективных хозяйств, позволявшая государству, как минимум, оставаться «при своих», а при оптимальной ситуации - поставлять сельскохозяйственную продукцию на экспорт. Ведь принцип коллективного ведения хозяйства, так красиво выглядевший на страницах «Манифеста», в условиях свободного экономического плавания полностью несостоятелен. Из-за человеческого фактора, то есть, чисто субъективных причин. Просчеты и недооценки возвели «Манифест» в ранг утопической фантастики, все будущее в фэнтэзийном мире которой строилось на ложной аксиоме: «Бытие определяет сознание». Бородатый создатель «Манифеста» перепутал себя с Творцом и как бы забыл о глубинах этого самого сознания. То бишь, про тихий омут.
– О чем задумался, помощник? - спросил Василий Петрович, закуривая папиросу. Он предпочитал именно папиросы.
– О принципах построения коллективизации и о Карле Марксе, - машинально ответил Артем.
– Ах, вот ты где! - воскликнул Чебуреков, - ну, и чего удумал?
– Да бред это все! Удивляюсь, как столько лет порой и очень умные люди верят во всякие небылицы.
Кандидат в депутаты довольно пожевал своими толстыми губами. Что ж, кое-чему и такой старпер может научить своего недавнего оппонента.
– Видишь ли, Артем, - сказал задумчиво он, - даже самым умным людям в детстве рассказывают сказки, в которые хочется верить: про скатерть-самобранку, сапоги-скороходы, цветик-семицветик и бедолагу джинна, чей дух заперт в бутылке из-под «Жигулевского» пива. На самом деле, относительно равноправие существовало лишь в первобытнообщинном строе, но и это равноправие было условным: лучший кусок и самая красивая самка (бр-р!) доставались сильнейшему, на крайний случай, более ловкому. Ты ведь помнишь, как было при социализме?
– Помню, - хмыкнул Орлов, - система распределения государственного пирога! Так, чтобы всем по потребности.
– Э, нет, братец! Ежели по потребностям, то всем не хватит! Чтобы овцы были целы и волки сыты - так только в раю бывает. А сказки про рай и про коммунизм, по моему мнению, принадлежат перу разных ипостасей одного и того же автора. Так вот, социализм - это первобытнообщинный строй наоборот. Лучший кусок достается более ловкому, в крайнем случае - сильнейшему. В редких случаях - заслужившему.
Артем засмеялся.
– Будете депутатом! - сказал он, - складно излагаете. Красиво даже, я бы сказал.
– Если ты когда-нибудь учил физику, - серьезно сказал Чебуреков, - то ты наверняка обратил внимание на законы сохранения. Эти законы сохранения, мой дорогой Артем, существуют не только в физике. Они справедливы и для биологии, и для истории, и даже подозреваю, для какой-нибудь демонологии. Нужно только уметь видеть причинно-следственные связи. Кстати, если ты не заметил, то мы приехали.
Артем осмотрелся. Деревня Нижний Мост была меньше Березовки, но гораздо старше. Она получила свое название из-за постоянных проблем с местным гидротехническим сооружением. Проблемы эти начались еще до революции 1917 года, благополучно пережили советскую власть и продолжали быть актуальными в двадцать первом веке. Вот уже сто двадцать лет подряд весенний ледоход напрочь сносил местный мост - через речку Березовку (тезку родной деревеньки Артема), и каждый год местные власти кропотливо его отстраивали. Не отстроить было нельзя - на том берегу располагалась львиная доля угодий местного колхоза и целых четыре деревни. На капитальный мост не было средств - дорога на ту сторону была даже не районного масштаба, а одинокому колхозу собрать такую кучу денег не представлялось возможным.
Выше по течению Березовки располагалась деревенька Верхний Мост, вполовину меньшая за центральную усадьбу колхоза. Там проблему моста решили радикально: натянули через реку несколько тросов и поверху положили дощатый настил с перилами. Это сооружение вполне выдерживало легкий трактор системы «лопотун», нагруженный десятью мешками картофеля, и не очень пьяного тракториста. Время от времени в настиле заменялись гнилые доски, но он служил верой и правдой вот уже три десятка лет.
– Петрович, - внезапно сказал Артем, - я знаю, как получить здесь большинство голосов!
– Вряд ли, - покачал головой Чебуреков, - мой конкурент в понедельник здесь пообещал центральную улицу заасфальтировать.
– А вы пообещаете разобраться в ситуации с мостом! - предложил Орлов.
– Ты что, сдурел? - отмахнулся кандидат в депутаты, - в этой ситуация советская власть за семьдесят лет не разобралась. Куда мне!
– Разберемся! - пообещал Орлов, - у меня приятель работает заместителем редактора в одной из центральных газет. Туману напустим - разберемся.
Чебуреков очень удивился.
– Я не понял, кто из нас кандидат? - сказал он, - что-то ты больше меня начинаешь обещать. Хороший приятель, что ли?
– Лучше не бывает! - кивнул Артем, - сейчас с моей бывшей женой живет.
Сардонический смех Чебурекова наполнил кабину. Отсмеявшись, он вытер рот платком и посмотрел в зеркальце.
– Опасный ты человек, Орлов, - сказал он, - на собственном горе паразитируешь. Боюсь, как бы нам с тобой вместо кресла депутата не попасть на электрический стул. Ну, да ладно, бог милостив. Хорошо, мост построить не пообещаю, а вот в ситуации разобраться - ради бога! Ха-ха!
Собрание в этот раз, вопреки опасениям Василия Петровича, прошло довольно спокойно. Пока он вышивал вилами по воде, Артем реагировал на язвительные выпады с места. Вопрос одной из доярок: «До каких пор мы будем наблюдать в магазине отсутствие яиц?» Ответ Артема: «Терпение, мадам, я спрошу у президента!» Мужской крик с галерки: «Вам бы только до кормушки добраться!» Молниеносный ответ помощника: «А вам - до поилки! Впрочем, судя по запаху, вы до нее уже добрались!» Смех в зале. Сидящий возле Артема за столом Николай Иванович Ткач зафыркал и, точно кот, вытер лицо лапой. Он был настроен довольно благодушно - уничижением не занимался, только неодобрительно посматривал на шевелюру Артема.
В конце своей речи Чебуреков затронул тему о набившем оскомину мосте. Тотчас в выступающего полетели виртуальные помидоры и призрачные коровьи лепешки - настолько больной оказалась тема. Даже Ткач перестал мирно сопеть и налил кровью свои выпученные глаза. Василий Петрович несколько смешался и снова завалил концовку. Укоризненно глянул на Артема, мол, говорил тебе, не стоит. Сел. Артем поднялся и кинул взгляд в революционно настроенные массы.
