Отто Штайгер - Избранное
— Да, — согласился я, — ты прав: друзей у меня как раз нет.
— Сам виноват!
Я вопросительно взглянул на него.
— Ты принадлежишь к какой-нибудь партии? — спросил он.
Я ответил отрицательно.
— Вот видишь! Ты должен вступить в какую-нибудь партию, заниматься политикой. Ты должен плыть по течению, а не против него. Тогда волны спокойно и неуклонно вынесут тебя к цели.
— В политике я ничего не смыслю, — пробовал я защищаться.
— Когда войдешь в партию, освоишься, это придет само собой!
— Нет, — сказал я, — на это у меня нет времени, я должен двигать свое дело.
— Вот в том-то вся штука! — воскликнул он, словно наконец навел меня на верный след. — Политика тоже дело! И неплохое, если за него умело взяться.
Он начал пространно перечислять преимущества, которые я получу, если вступлю в его партию. Сначала я слушал его из вежливости, однако мало-помалу ему удалось пробудить во мне интерес. Мне показалось несомненным, что в той или иной партии я завяжу знакомства с влиятельными людьми и некоторые из них когда-нибудь могут сослужить мне службу. Когда же он еще упомянул, что на ближайших выборах в городское самоуправление надеется попасть в список кандидатов, я окончательно понял: политика может оказаться для моего дела не столь уж убыточной, чего я, было, испугался.
— Ты тоже со временем можешь пройти на выборах в какое-нибудь учреждение, — заметил Шах.
Что-то новое шевельнулось при этих словах в моей груди — неведомое мне раньше честолюбие. Борясь с сомнениями, но уже наполовину побежденный, я возразил:
— У них найдутся другие люди, я им не гожусь!
— Годится каждый, кто может пригодиться, — с ударением произнес Шах и рассмеялся, довольный своим каламбуром. — Ты годишься, ты это доказал.
— Что же мне надо делать? — спросил я.
— На следующей неделе у нас собрание. Я зайду за тобой, и мы поедем вместе. Там я представлю тебя кое-кому из членов моей партии. Остальное придет само собой, вот увидишь. А теперь я попрощаюсь, не то получится, что твое изречение относится и ко мне.
Мы пожали друг другу руки. Оставшись один, я довольно долго сидел и размышлял о новых возможностях. Передо мной открывался интересный путь — с этим я должен был согласиться, — и моя вера в себя, моя решимость возросли. Шах отнял у меня почти всю вторую половину дня; уже смеркалось, когда он ушел. Но я не был на него зол: он показал мне выход из лабиринта, в котором я блуждал.
«Я должен быть ему благодарен, — сказал я себе. — Этого я не забуду».
Глава четырнадцатая
Я побывал на собрании, и тот вечер стал началом моей политической карьеры. Шах заехал за мной около восьми, и мы отправились. По дороге он объяснял мне достоинства своей машины. Показывал, как легко он обгоняет других и как уверенно правит. Мы сделали большой крюк и потому прибыли с опозданием. Когда мы вошли, на трибуне стоял молодой человек (кстати, он и сейчас мой коллега во фракции) и говорил о каком-то голосовании.
Мы сели в конце длинного стола. Шах шепотом приветствовал нескольких человек, другим помахал рукой, и я подумал, что он, видимо, с пользой потратил время, так как приобрел много знакомств. Оратор говорил дельно, и, когда он кончил, ему дружно аплодировали. Шах представил меня нескольким своим знакомым. Я был поражен тем, с какой приветливостью отнеслись ко мне все эти внушительные господа. Кое-кто из них даже знал мою фирму и говорил примерно так: «Ах, вот вы кто! Да, я уже слышал о вас».
Потом Шах взял меня под руку и шепнул:
— Сейчас я представлю тебя старику Шредеру. Ты знаешь: «Шредер и Компания».
Я только кивнул. В то время это была крупнейшая в нашей стране фирма по экспорту текстиля. Я последовал за Шахом, который с большей ловкостью, чем я от него ожидал, протискивался по узким проходам между столами. Я чувствовал себя очень непривычно: за один час я узнал больше выдающихся людей, чем за всю прежнюю жизнь. А теперь еще и старик Шредер! Мне было даже страшновато знакомиться с этим богачом, на которого работали сотни служащих. Идя за Шахом, не перестававшим раскланиваться направо и налево, я все время оправлял галстук и вытирал о брюки правую руку.
У одного из длинных столов Шах остановился и, обратившись к худощавому старику с белой бородкой клином, в пенсне и с цветком в петлице, сказал:
— Господин директор, разрешите представить вам нового члена нашей партии!
Шредер встал. Мы обменялись приветствиями, и, услышав, в какой отрасли я работаю, он рассмеялся:
— Значит, в некотором роде коллега!
— Да. Но конечно, мое дело не идет ни в какое сравнение с вашей фирмой.
— Молодой друг, то, чего сегодня «нет», еще может «стать» завтра. А как ваши успехи?
— Не особенно хорошо. Вы сами знаете, как сильна конкуренция!
— Конечно. Чем вы торгуете?
Я перечислил свои товары.
— Так, — задумчиво сказал он. — Это не совсем по нашей части. Вы поставляете что-нибудь моей фирме?
— К сожалению, нет. Часто пытался, но…
— Посмотрим, что можно сделать, — прервал он меня и подал руку. — Приходите в ближайший… погодите минутку… скажем, в ближайший четверг со своими образцами. Спросите господина Брахера. Я поговорю с ним. Но предлагайте только хороший товар, молодой друг, только хороший товар!
— Само собой разумеется, господин директор! — заверил я и поклонился.
— Ну вот! — сказал Шах, когда мы отошли. — Сам видишь! Веришь ты теперь?
Да, я верил! У Шредера я получил недурной заказ, и понемногу дело вообще пошло лучше. В партии я познакомился с целым рядом влиятельных людей, и даже если они не были мне непосредственно полезны, все же моя вера в себя укреплялась благодаря сознанию, что я общаюсь с людьми, чьи имена произносят с уважением по всей стране. Я теперь усердно занимался делами своей партии и раза два читал доклады на разные темы. Меня выбирали в комиссии, а три года спустя председатель сообщил мне, что на предстоящих выборах в городское самоуправление меня хотят включить в список кандидатов.
Шаха тоже включили в список, и мы решили отпраздновать такое событие в тот же вечер, когда это стало известно. Шах заехал за мной. По дороге мы пригласили двух девушек, потом все вместе поехали в небольшой респектабельный ресторан, где в одной из ниш для нас был приготовлен столик. Шах заранее предупредил, что приглашает нас. Он умело разобрался в меню и выбрал такие деликатесы, каких я никогда не едал: икру, устриц, лягушачьи лапки и тому подобное. Все это мы запивали дорогим вином, целовали девушек и по очереди поднимали бокалы за здоровье друг друга и наше будущее.
— Ну, мы своего добились! — воскликнул Шах.
— Чего, собственно? — спросил я.
— А того, что нас непременно выберут, поверь мне! Ура!
Мы осушили бокалы. Девицы хихикали. Мне тоже алкоголь ударил в голову.
— Это только начало, — сказал я. — Я хочу взобраться на самый верх.
— А, чтоб тебя черт побрал! Какой же ты честолюбивый малый! Ура! — крикнул Шах.
Около полуночи все поехали к нему. С сумасшедшей скоростью гнал он машину по улицам.
— Не так быстро! — предостерегал я его. — Ты пьян.
Он только смеялся.
— Чепуха! Если что случится, я тут же на месте устрою себе суд.
Девушкам понравилась такая дьявольская езда. Они хохотали как безумные, когда на поворотах нас швыряло друг на дружку, и беспрестанно кричали:
— Быстрей, Шах, быстрей! Нажми еще!
Наконец мы, все-таки целые и невредимые, остановились против его дома. Несколько раз нашу машину и пешеходов спас только счастливый случай. В квартире кутеж продолжался. Шах потребовал, чтобы девицы разделись. Они решительно отказывались, пока не получат подарков.
Волей-неволей ему пришлось сначала заплатить, после чего оргия пошла вовсю. Шах оказался настоящей свиньей. Он поливал девушек вином, одна из них сидела у его ног, и он бормотал:
— Сними с меня ботинки, рабыня!
Через некоторое время, набезобразничавшись досыта, он тяжело поднялся, схватил одну из красоток за руку и, шатаясь, направился с ней к двери. Раза два он споткнулся, потом даже упал, и нам втроем пришлось с большими усилиями ставить его на ноги. Тупо тараща на меня глаза, он с трудом выговорил:
— Я иду в спальню, можешь устроиться на кушетке.
Обе девицы безудержно смеялись, находя все очень забавным, и, когда более высокая из них исчезла с Шахом в спальне, другая крикнула ей вслед:
— Желаю счастья!
Что вызвало новую бурю веселья. Когда мы остались одни, девица — она сидела передо мной на полу — еще долго смеялась. Но потом, должно быть, вспомнила о своих обязанностях и занялась мной.
Два часа спустя я ушел от Шаха и пешком отправился домой. В голове у меня уже немного прояснилось, но мне было смертельно тошно, и по дороге меня раза два рвало.
