Ион Деген - Иммануил Великовский
Слава Богу, ему приходилось общаться даже с китами американской науки. Но ничего подобного он не встречал. Перед ним сидела живая «энциклопедия», мгновенно «выдававшая информацию» из различных далеких друг от друга областей науки. Дело было не только в феноменальной памяти. Великовский не просто обладал невероятным запасом знаний. Все, о чем он говорил, было прочно взаимосвязано. Для него не существовало границ между гуманитарными, естественными и точными науками. Здание знания у Великовского было единым, как и окружающий нас мир. Даже обладая скептическим складом ума, трудно было не удивляться этому.
Лараби постеснялся прочитать свою статью и сказал, что еще раз прочитав книгу, напишет другую. Великовский попросил его ограничиться проблемами, которые возникают в связи с его теорией, и, главное, не упоминать Венеру.
Спустя десять дней Лараби принес Великовскому второй вариант статьи. Хотя Венера и не была названа, Лараби не скрыл в своей статье многих положений, которые Великовский не хотел оглашать, не подтвердив документально. Видя старание этого симпатичного молодого человека, Великовский решил не отвергать статью и ограничился только исправлением некоторых неточностей. Статья принадлежала Лараби, выражала его точку зрения и была подписана его именем.
Кроме «Харпер'с» еще два журнала собирались поместить статьи о «Мирах в столкновениях».
В конце ноября Путнэм напомнил Великовскому о его праве опубликовать книгу по частям в журналах накануне ее издания «Макмилланом». Через контору литературного агента Великовский получил предложения от журналов «Ридерс Дайджест» и «Колиер'с».
Первый не вызвал у Великовского никаких возражений. Другое дело «Колиер'с» — журнал с большим тиражом для массового чтителя, гоняющийся за сенсацией. Как и обычно, когда дело касалось публикаций, Великовский решил посоветоваться с Каленом. Гораций обругал его за сомнения, за то, что до сих пор не стал американцем, что он сам был бы счастлив получить предложение от «Колиер'с», назвал его снобом и заключил разговор сообщением, что президент Рузвельт тоже опубликовал свою статью в этом журнале.
Скрепя сердце Великовский согласился с предложением «Колиер'с» дать в трех номерах сжатое изложение книги. Совсем необычным при этом было то, что материал к печати готовил лично главный редактор.
Статья, написанная старшим редактором «Ридерс Дайджест» Фултоном Оурслером, вполне удовлетворила Великовского. Он прошелся пo ней, исправив неточности, и они расстались друзьями.
Прочитав статью, принесенную двумя редакторами «Колиер'с» (один из них был главным). Великовский ужаснулся. Он старался быть максимально терпимым, но то, что он прочитал, не лезло ни в какие ворота. Создавалось впечатление, что автор статьи просто не понимает, о чем идет речь в его книге.
После продолжительного спора Великовский предложил, что он сам напишет для них статью. Он отложил все дела и популярно изложил содержание книги.
Во время следующей встречи главный редактор, едва взглянув на статью и вряд ли успев прочитать даже один абзац, заявил, что статья их не устраивает. Если доктор хочет, он может подчистить неточности в его материале, в противном случае статья пойдет в нынешнем виде, потому что завтра в девять часов утра — последний срок сдачи материала в номер.
Великовский попытался объяснить, что подчистить неточности — это выбросить всю статью, потому что вся она — сплошная неточность; что он не может рисковать своей научной репутацией и дискредитировать результаты десятилетнего труда. Все было тщетно. В конце концов, он оставил статью у себя и договорился встретиться с редакторами вечером.
В самом премерзком расположении духа он пошел к Путнэму. Тот сочувственно выслушал Великовского, пообещал вечером поговорить с редакторами: ведь с «Колиер'с» у него были добрые отношения.
Великовский позвонил редакторам и переправил их к Путнэму. Они совещались до поздней ночи. Несколько раз Путнэм звонил, исполняя обязанности парламентера. В шесть часов утра редакторы пришли к Великовскому. В девять часов утра статья должна быть в редакции. В таких условиях Великовский исправил максимум того, что можно было исправить. Эх, Гораций, Гораций, зачем он последовал его совету?! В довершение ко всему «Колиер'с» нарушил соглашение и поместил рекламу в «Нью-Йорк таймс» и в «Геральд трибюн», против чего Великовский категорически возражал.
А в самом журнале, вышедшем 25 февраля 1950 года, ровно через пять недель после этого злополучного утра, в напечатанном яркими красками заголовке значилась фамилия Великовского, не имеющего отношения к написанию этой статьи, и мелким шрифтом фамилия истинного автора. У читателя могло создаться впечатление, что этот опус создал не главный редактор «Колиер'с», а Великовский.
Чуть ли не в деталях события повторились при подготовке второй статьи, которая вышла 25 марта 1950 года. Третья статья, за которую журнал заплатил гонорар, хотя Великовский и не требовал этого, к счастью, не была опубликована. …Но все это произойдет позже. А сейчас, в январе, мысли его были заняты эпилогом.
Великовский отчетливо представил себе, что его книга даст обильную пищу критикам, представлявшим ортодоксальную науку. Он долго колебался, включать ли в книгу эпилог, в котором будут затронуты вопросы небесной механики. Его ли это дело? Он реконструировал события на основании истории и фольклора. Пусть астрофизики займутся объяснением этих событий со своей точки зрения. Но ведь ему понятна природа описанных им глобальных катастроф. Следует ли это скрывать? И зачем?
Только, чтобы не стать более уязвимым для критики? Не в его характере подобная позиция. Пусть критикуют. Тем больше вероятность добраться до истины. Конечно, его могут обвинить в некомпетентности. Книга, действительно, не имеет отношения к медицине. Но все в ней высокопрофессионально.
Сейчас для эпилога ему понадобились величины возможного электромагнитного взаимодействия в Солнечной системе. Консультация у нескольких физиков Колумбийского университета ничего обнадеживающего не принесла: результаты подсчетов не только не совпадали, но были весьма далеки друг от друга. Поэтому Великовский обратился к профессору Ллойду Мотцу, астроному из того же Колумбийского университета.
Ортодоксально настроенный Мотц отталкивал от себя доказательства Великовского об электромагнитных взаимодействиях во Вселенной.
— Как вы додумались до этого?
— Дедуктивным путем, на основании исторических данных.
— Знаете ли, доктор, это несерьезно. Так современная астрономия не делается!
— Вы правы, профессор. Исторические данные и дедуктивный метод были необходимы только, чтобы понять, что гравитацией и инерцией не ограничиваются взаимодействия в Солнечной системе. Затем последовало изучение данных, создающих современную астрономию.
— Что вы имеете в виду?
— Начнем хотя бы с сообщения сэра Эпльтона о радиошумах Солнца, коррелирующих с солнечными пятнами. Он считает солнечные пятна наиболее сильными из всех известных в настоящее время ультракоротковолновых радиостанций. Их сила больше миллиона киловатт. Вам, безусловно, известны работы вашего соотечественника Дональда Менцеля из Колорадо?
— Что вы имеете в виду?
— Поведение солнечных протуберанцев. Они поднимаются на огромную высоту на все возрастающей скорости, а затем не падают на Солнце по кривой траектории, как должны были бы на основании гравитационной теории, а возвращаются в ту же точку, словно привязанные на резиновом шнуре. Более того, снижаясь, они не ускоряются, как следовало бы при падении. Вы не находите, что это нарушение гравитационной механики?
Великовский привел еще несколько примеров. Опытный психоаналитик, он с интересом наблюдал, как профессор Мотц внутренне сопротивлялся доказательствам уязвимости его ортодоксальной позиции. Но истинный ученый оказался в нем сильнее косного профессора. Оставаясь на своих позициях, Мотц согласился помочь Великовскому.
Великовский не хотел, чтобы Мотца обвинили в причастности к «еретической» теории и предложил, что он примет эту помощь как частные оплачиваемые консультации.
В январе появился «Харпер'с» со статьей Эрика Лараби, первым предвестником книги «Миры в столкновениях», которая вскоре должна выйти из печати. Резонанс во всей Америке, да и за рубежом, был необычным. (Заметим: многое, связанное с именем Великовского и его теорией, выходило за рамки обычного). Местные газеты помещали большие цитаты из статьи Лараби на своих страницах. Многие полностью перепечатали статью, украсив ее иллюстрациями на библейские темы.
В это время Великовский вычитывал гранки книги и составлял индекс. В конце января и начале февраля он еще не принял окончательного решения, включать ли в книгу эпилог. Даже консультации профессора Мотца не прояснили ситуации.
