Ким Мунзо - Самый обычный день. 86 рассказов
Я оказался как раз в такой ситуации: мне совершенно ничего не было известно о привычках и воспитании девушки, которую я ждал (мы всегда встречались у ворот атомной электростанции, где я работаю, и она тоже: отсюда и наше знакомство). Так вот: к четверти восьмого я уже рассмотрел все обложки и прочитал не одно, а целых два периодических издания (для точности скажем, что это были газета и журнал). В половине восьмого я начал беспокоиться: что, если мы договорились встретиться в другом месте, или, может быть, в другое время; что, если она решила, что речь идет о другом месте или о другом времени; что, если это я в чем-то ошибся; что, если с ней приключилось несчастье, что, если она передумала и решила не приходить (а я-то пропылесосил ковер и поставил шампанское в холодильник, надеясь на безумную ночь!); что, если возникли автомобильные пробки в какой-то части города (тут, правда, я вспомнил, что у нее нет машины и, следовательно, пробки на улицах для нее не существовали); а может быть, это как раз метро перестало работать (поезда столкнулись, вагоны сошли с рельсов: трупы на перроне — и ее безжизненное тело среди них?); или какая-то иная причина не позволила ей прийти — ее мать задавило такси, отец упал в шахту лифта, младшего брата (кстати, был ли у нее какой-нибудь брат: старший или младший?) задержала полиция за спекуляцию цветными шариками. В девять часов вечера я стал подумывать о том, чтобы уйти восвояси. В четверть девятого киоск закрылся (и киоскер, опуская железную решетку, посмотрел на меня, как смотрят на привидение или на вора). Мне показалось, что не мешало бы выпить чашку кофе в баре, который находился прямо напротив киоска. В половине десятого я зашел туда и в тепле этого помещения вдруг понял, что снаружи собачий холод. А я проторчал на улице три часа! Я встал у стойки и с этой позиции (как говорится, надежда умирает последней) мог обозревать улицу и киоск, на тот случай, если она все-таки придет, побив национальный рекорд непунктуальности, хотя планка его очень высока. Я заказал кофе с молоком.
В десять вечера (вы, конечно, понимаете, что обычно события не происходят через равные пятнадцатиминутные отрезки, но уточнять каждую минуту мне кажется слишком большим занудством) я заплатил за кофе с молоком, повернулся к дверям и тут увидел за одним из столиков Хелену, которая смотрела на меня с улыбкой. (Не стоит, однако, радоваться раньше времени: весь этот вечер я ждал не Хелену, а другую девушку. Девушку, которую я ждал весь вечер, зовут Ханна. Кстати, я забыл представиться: меня зовут Хилари.) Хелена была моей подружкой во время учебы в университете: когда, год тому назад, мне выдали диплом, я ее бросил. Мы поцеловали друг друга в щеку.
— Как ты изменился…
— Да по-моему, не очень. А ты все такая же.
— Мы с тобой год не виделись, а такое впечатление, что гораздо больше. Мне кажется, ты потолстел. Чем ты занимаешься? Где работаешь? Расскажи мне о себе.
— Знаешь, я…
— Садись.
— …я уже собирался уходить.
— Что ты будешь пить?
— Да я уже выпил…
— Садись. Мне как-то не по себе, когда ты стоишь. Ты, мне кажется, вырос.
— Не говори ерунды! Как я могу вырасти в моем возрасте?
— Что ты будешь пить?
— Гмм. Коньяк.
Я придвинул стул к ее столику и сел. Вдруг я почувствовал, что мне совсем не хочется, чтобы Ханна появилась в этот момент и увидела меня с Хеленой. Меня одолевали сомнения — какой из вариантов выбрать: уйти из бара как можно скорее, рискуя встретиться с Ханной, которая как раз в этот момент могла подойти к киоску (это было маловероятно: безусловно, она принадлежала к породе нахалок), или остаться за столиком, рискуя, что Ханна появится немного позже, войдет в бар и застукает нас.
— Я видела, как ты вошел в бар полчаса назад.
Мне не пришло в голову спросить ее, почему она меня не окликнула. Я подумал, что не заметил, как она вошла (странно — ведь я провел около киоска весь вечер). Сколько же времени она провела в баре? Наверняка она наблюдала за мной, когда я торчал рядом с киоском, явно ожидая кого-то, кто никак не приходил и в конце концов совсем не пришел. (А она, возможно, тоже кого-то ждала? Спросит ли она меня об этом? И если спросит, что я должен ей ответить?)
— Ты давно здесь сидишь?
Будучи доморощенным стратегом, я задал этот вопрос первым.
— Некоторое время. На улице было так холодно, что я зашла выпить чего-нибудь горяченького.
Что означало для нее «некоторое время»? Какие критерии она использовала, чтобы определить, много времени прошло или мало? А ее слова о холоде на улице… Она надо мной издевалась? Мы замолчали на несколько мгновений или на одно мгновение, а может быть, на долю мгновения, но эти секунды показались мне долгими-долгими. Надо было что-нибудь ей сказать, но непредвиденные события (а эта встреча являлась таковым) всегда сбивают меня с толку. С ней, наверное, случилось нечто подобное, потому что я не ответил на ее вопрос, а она как будто этого и не заметила. Мы обменивались пустыми фразами. И вдруг Хелена заговорила серьезным тоном:
— Когда мы перестали встречаться, я себе места не находила. Мне было очень плохо. По-настоящему плохо. Не стоит говорить об этом еще раз: мы оба знаем, как было дело. Вот… Сама не знаю. Мы договорились ни в чем друг друга не упрекать. Хорошо. Просто мне хочется объяснить тебе, что я чувствовала себя отвратительно, но одновременно очень-очень хорошо и как-то странно: словно опять стала самой собой (я совсем не люблю подобные выражения — слова какие-то пошлые). Через несколько дней после того, как мы расстались, я пошла в кино одна, не помню, на какой фильм. Когда сеанс кончился, у выхода в фойе я обратила внимание на палас на полу: он был в красноватых тонах с крупными клетками. И мне показалось, что хотя я и раньше его там видела, но сейчас, впервые в жизни, могла его созерцать. Как будто раньше мне его созерцать никогда не приходилось. И хотя сердце у меня было разбито, я чувствовала себя уверенно, рассматривая этот палас, и серые диваны, и черные лакированные двери, и мне хотелось заговорить с кем-нибудь и подцепить какого-нибудь мальчика, который был бы очень романтичным, очень мягким, очень нежным. Не знаю, понятно ли я говорю: весь мир, неважно, хорош он или плох, открылся для меня; мне было очень скверно, очень, но это была я сама со своим скверным самочувствием. И потом, когда я вышла на улицу и увидела машины и людей, мне было очень приятно думать, что нет никакой необходимости оказаться в определенном месте в определенный час, чтобы встретиться с определенным человеком. Я могла, например, выпить оршад, или увидеть еще один фильм, или снова посмотреть тот же самый, или сесть на лавочку и дождаться, когда проедет мусороуборочная машина. Или встретиться с кем мне захочется, или побыть одной.
Я не раскрывал рта. Хелена замолчала на одно мгновение, наверное, только для того, чтобы перевести дыхание, потому что сразу после этого она продолжила;
— В последние месяцы я встречалась с одним парнем с нашего факультета (я еще не закончила учебу) — с Хербертом. Ты его, может быть, помнишь: такой высокий, рыжий и с огромным носом. Он еще играл в волейбол. Мы с ним виделись часто до прошлой недели, когда договорились встретиться, а он не явился.
— Вы договорились встретиться и он не пришел?
— Именно так. Потом, на следующий день, он позвонил и попросил прощения. Я ему поверила, потому что, оправдываясь, он мне не соврал (я сразу все проверила). Иногда такое случается и не имеет никакого значения. Но, однако, мне в тот день стало совершенно ясно, что между мной и Хербертом все давно кончилось: и совсем не из-за такой ерунды, как несостоявшееся свидание. Оно стало просто лакмусовой бумажкой: я вдруг все увидела совершенно ясно. И это ощущение, о котором я тебе говорила, — почувствовать себя снова в этом мире, я описала тебе так живо потому, что сейчас снова начинаю жить, и красноватый палас я на самом деле видела в кинотеатре сегодня вечером.
Пока Хелена говорила, я постепенно прощал ей гадости, которые она мне сделала в прошлом, — все вместе и каждую в отдельности: скажем так, я был снова в нее влюблен, в разумных пределах. Мне даже стало казаться странным, что я так ненавидел ее на протяжении последнего года. Она собралась уходить. Я намекнул ей, что мы могли бы встретиться. Хелена наклонила голову и посмотрела на меня с сомнением. Я настаивал: давай увидимся в понедельник.
— В понедельник я не могу.
— Мне тоже неудобно, совсем об этом забыл.
— Во вторник я занята.
— А я свободен, но если ты занята…
— В среду я тоже не могу.
— А в четверг? Нет, в четверг я сам не смогу. Давай в пятницу? В пятницу мне удобно.
— В пятницу никак. Знаешь почему? Каждый раз, когда я перестаю встречаться с кем-нибудь, то стараюсь заполнить свободное время разными курсами.
