Барбара Пим - Несколько зеленых листьев
— И знаете что? — Миссис Дайер ждала ответа.
— Он умер? — догадалась Эмма. — Или это была женщина?
— Нет, это был старый джентльмен.
— Так я и знала. Женщина как следует бы подумала, стоит ли доставлять посторонним столько хлопот смертью на экскурсии.
— О, мисс Ховик, не кажется ли вам, что вы несколько к нам несправедливы? — возразил Адам.
— Он сидел на своем месте, — продолжала свой рассказ миссис Дайер, чувствуя, что про нее вот-вот забудут, — сидел неподвижно, рот у него был открыт — они думали, что он спит.
— А он умер, — повторила Эмма.
— Они не знали, что делать — остановить автобус или нет.
— Да и где остановиться — вот в чем проблема, — подхватила Эмма. — Только и видишь объявления: «Автобусам останавливаться запрещается».
— В подобных обстоятельствах лучше всего вернуться домой, — сказал Адам. — Надеюсь, они так и поступили?
Вопрос, поставленный ребром, несколько смутил миссис Дайер, и она стала объяснять, что поскольку все это случилось в другом поселке, то откуда ей, мол, знать, как они там поступили.
— Уж петь-то они, наверное, перестали, когда увидели, что произошло, — заметил Адам. — Или, вполне возможно, история эту подробность не зафиксировала?
— Интересно, за какие промахи в описании событий будут ругать нас будущие историки? — спросил Том. — Все фиксировать невозможно. — Он припомнил, как несколько членов их общества ходили с магнитофонами по деревням в попытке запечатлеть «непосредственность» происходящих событий на месте, но результаты пока вызывали только разочарование. Им не хватало, чувствовал он, колоритности à Вуда, Обри и Хирна. Быть может, в силу роста благосостояния и потребления общества в целом мы все сейчас живем более или менее одинаково и потому однообразно. Кроме того, о нас заботятся от колыбели до могилы, — не так ли? — а в силу этого…
Автобус подкатил к весьма живописному въезду, по обе стороны которого красовались какие-то непонятные каменные звери — не то львы, морды которых были стерты временем, не то странные мифические твари. Водитель сказал что-то привратнику, и автобус медленно покатился по аллее, затененной густой листвой, но неровной и в ямах. Владелец поместья лишь недавно открыл свой дом и парк для публики.
— Могли бы разровнять дорогу, — заметила миссис Дайер, когда автобус особенно сильно тряхнуло. — Пить чай будем здесь? — И она подозрительно вгляделась в темные кущи.
— Зато тени здесь, миссис Дайер, сколько душе угодно, — весело откликнулся Том. Стоя в конце автобуса, он испытывал чувство раскованности. Из опыта подобных экскурсий он знал, что далеко не все пожелают сопровождать его, когда поведут показывать дом, — одни предпочтут погулять в парке, другие — посидеть в тени деревьев, — а поэтому надеялся на возможность побеседовать с Эммой и был искренне рад, увидев, что она, похожая на школьницу в своем синем с белым ситцевом платье, стоит и терпеливо ждет начала тура по дому.
Эмма же казалась терпеливой только потому, что мысли ее были заняты полученным накануне от Грэма Петтифера письмом с изложенной в нем довольно странной новостью. Он писал о своем желании «уйти от дел», чтобы иметь возможность «заняться» книгой, над которой сейчас работает. Он не упомянул о желании увидеться с ней, хотя удивительное известие в конце письма свидетельствовало о стремлении быть рядом, если не о большем, ибо он, словно мимоходом, заключал: «Оставшуюся часть лета я проживу в доме, который арендовал в ваших краях, — решил, обязан предупредить тебя!» Выражение это было несколько двусмысленным, ибо после пресного вечера в день праздника цветов она просто не представляла, какими станут в будущем их отношения. И где находится этот дом, который он арендовал? Почему он не попросил ее подыскать ему что-либо подходящее? Единственным пустовавшим домом, который она сумела припомнить, была лесная сторожка. Неужели именно она?
— У вас есть морозильник, мисс Ховик? — ворвался в ее мысли голос Магдален Рейвен. Странный вопрос в ту минуту, когда они рассматривают вышивки эпохи короля Иакова I на занавесях, но что же тогда сказать по поводу размышлений Эммы о Грэме Петтифере?
— У меня? Морозильник? Нет, у меня нет морозильника.
— Мамочка, зачем ей морозильник, когда она живет одна? — раздраженно вмешалась Эвис. — В верхней части холодильника — как у тебя, помнишь? — можно держать продукты целых три месяца, что очень удобно, но нам этого мало. Нам нужен большой морозильник, чтобы хранить мясо, овощи и фрукты из нашего сада, и я всегда готовлю лишнюю кастрюлю, а пироги, а хлеб…
— Да что вы? — из вежливости удивилась Эмма. — Даже хлеб?
— О да. Замораживать можно все или почти все. Огурцы нельзя замораживать…
— …есть определенная связь с темой гражданской войны, — ворвался в их разговор голос Тома. — Нам покажут комнату, где, по преданию, встречались роялисты…
— По преданию? — переспросил Адам. — Разве это не известно?
— Утверждать подобное никто не решится, — ответил Том, — но предание существует. На самом верху дома есть комната, которую называют королевской.
— Что само по себе еще ничего не значит, — возразила Эмма. — Неужели здесь бывал сам Карл?
Группа двинулась дальше, и Эмма с Томом остались вдвоем у подножия узкой лестницы.
— Этот человек, что был с вами на празднике цветов, — вдруг спросил он, спеша задать вопрос, пока они были одни, — он вам родня?
— Родня?.. — Эмме захотелось рассмеяться: «родня» — это термин, которым социологи пользовались в своих работах об общественной структуре. — Вы имеете в виду Грэма Петтифера? Нет, я знала его, еще когда работала в Лондоне.
— В Лондоне? Вам, наверное, приходилось по работе сталкиваться со множеством людей?
— Конечно. Я часто бывала в центре социологических исследований и обычно встречала там своих коллег.
— Коллег… — задумался Том.
— Людей, которые занимаются тем же делом, что и я. Так же, как и вы встречаетесь с другими служителями церкви или с теми, кто интересуется местной историей.
Том, казалось, пребывал в сомнении, но ничего не ответил.
— Кроме того, часто бывают встречи в библиотеках.
— А, в библиотеках, — повторил Том, и лицо его помрачнело, словно, признавая несомненную пользу и ценность библиотек, он вспомнил приятельницу своей сестры Хетер Бленкинсоп и ее повышенный интерес к проблемам разгораживания земельных участков.
Молчание, вызванное мыслью о библиотеках, было нарушено появлением явно взволнованных мисс Ли и Магдален Рейвен.
— Мисс Гранди… С ней что-то случилось…
— Наверное, от жары, — сказал Том. — Я так и думал, что нечто подобное произойдет. Сам виноват, — добавил он. Было гораздо легче принять вину на себя, от него этого и ждали.
— Да не в этом дело, — рассердилась мисс Ли. — Произошло совсем не то, что вы думаете. Она заявила, что видела кого-то, кто давным-давно умер.
— Привидение? — подсказала Эмма. — Или нечто, похожее на то, что видели мисс Моберли и мисс Джорден в Версале?
— Пошли к ней, — предложил Том, — посмотрим, нельзя ли чем-нибудь помочь.
Они нашли мисс Гранди в маленькой прихожей, где она сидела на складном стуле в окружении группы сочувствующих, но озадаченных туристок. Седовласая дама в цветастом нейлоновом халате склонилась над ней с чашкой чая в руках.
— Одна из домоправительниц, — шепнула Магдален. — Оказалась такой любезной.
«Следует ли в подобных обстоятельствах пить чай?» — подумала Эмма. Об этом, должно быть, подумали все, не могли не подумать.
— Что она увидела? — обратился к присутствующим Том, ибо мисс Гранди, казалось, утратила дар речи и сидела, напряженно глядя перед собой.
— Длинноволосого молодого человека в ярком одеянии, вроде, она сказала, в восточном стиле, она была как-то сбита с толку, а сейчас вообще не хочет говорить, — ответила Магдален. — Быть может, Эвис знает, что делать, но она куда-то подевалась.
— Беспокоить вашу дочь совершенно незачем, — возразила мисс Ли, раздраженная всей этой суматохой. — Флавия, по-видимому, увидела обычного молодого человека — вам известно, как нынче одеты молодые люди и какие у них прически. Пошли, Флавия, — твердо сказала она, — будем пить свой чай.
— Да, чай — это лучшее решение вопроса, — согласился Том.
Этот маленький эпизод завязал узы взаимной симпатии между Эммой и Томом, и оба, по-видимому, это почувствовали. Том задумался о трудностях жизни с человеком, с которым не всегда сходишься во взглядах. Эмма рассуждала примерно так же и поймала себя на мысли о том, что, думая о Томе и Дафне, не понимает, почему он не попытался наладить более приемлемый для себя «образ жизни». Почему он, человек, несомненно, привлекательный и интеллигентный, не сделал попытки жениться вторично?
