Дуровъ - Все схвачено
Вмешался:
– Кстати, вопросик дозволите?.. Почему ж вы нас троих не тормознули до ворот? Эти хоть коллеги, а мы-то вовсе посторонние… И – на тайных тропах… Хорошо ли?
– А мы никогда никого из посторонних, как вы говорите, людей не тормозили. Хотят в метро протыриться, – жаргон у Генерала объявился, – дай им Бог удачи. Тем более там двери надежные, взрывать надо, если без ключа… Кое-кто, естественно, исчезал пару раз, так там с ними, знаю, не церемонятся… Эти диггеры… – замолчал, но, похоже, про себя выматерился. – Но не выматерился, а просто пояснил: – Тормозим, конечно, иной раз. Там точек слежения – мышь не пробежит. Да и мало кто до дверей добирается…
Тут и Директор решил нарушить молчание:
– Вашу группу мы не тронули, потому что там были вы.
– А я, что, неприкасаемый? – удивился Легат.
– Выходит, так, – подтвердил Директор. И – к Генералу: – Вот что, кончайте ваши игры. Берите Гумбольдта. Быстро! Ходить на ту сторону он больше не будет, успокойте его, но в Конторе он нам нужен.
– Ну, слава Богу, отмучились, – вырвалось у Генерала тайное. – Сегодня и возьмем.
– За что? – всерьез удивился Легат.
Захват Гумбольдта не входил в сценарий игры, которую он сейчас худо-бедно ладил.
– За штаны, – объяснил Директор. – Он нам нужен здесь, чтоб вам лучше работалось там.
Красивый пассаж завернул. Стилист! Но вывод из выше обсужденного – невеселый.
– А я, значит, все-таки обречен? Ходить мне – не переходить… Тогда к месту будет вернуться к цене вопроса… – резко затормозил. Вспомнил: – Да, еще о Гумбольдте. Если вы его сегодня возьмете, я смогу с ним переговорить?
Директор и Генерал переглянулись. Вроде что-то эдакое знали, а говорить не решались.
– Не сможете, – решился Директор. – Вернетесь… – помолчал, – ну, когда вернетесь, тогда и поговорите. Тем более что будет – о чем.
Легат молчал. Не потому, что расстроился, нет. Он бы, скорее, расстроился, если б ему сейчас заявили: «Спасибо вам, уважаемый Легат, но ваши услуги нам не пригодятся, потому что нашелся Гумбольдт, ему, как говорится, и карты в руки». А он, Легат, уже со всеми, по сути, попрощался. Он уже был в игре – новой, не игранной, с не просчитываемыми ходами и непонятным исходом. Но стоило вернуться к тому, с чего начали кофепитие.
– Если не против – к цене вопроса. Речь, конечно, не о деньгах. Я готов сотрудничать как с вами, так и с вашими коллегами из семидесятого, но – не вслепую. Я не умею вслепую, такой у меня недостаток. Теряюсь, теряю интерес, ни хрена, по сути, не делаю. Моя цена – знать суть этого дела, которое тянется, как мне ваш зам сказал, не один год. Подробно знать. Очень подробно. Когда это началось? Кто начал первым? Смысл акции? Какая подбирается информация и куда уходит? Как и кто ею распоряжается? Кому она нужнее – нам или им? Почему Гумбольдт работал один, хотя ежу ясно, что связных должно быть больше? Хотя бы трое. Вон: исчез он, и все встало… Кто первый открыл переход во времени, пардон за термин из science fiction? Кто первый им воспользовался? Кто и каким образом начал работу? В смысле, ваше ведомство или их? Как вы на них – или они на вас – вышли? Через Гумбольдта?.. И так далее, скучно перечислять. Кратко это называется «история и суть вопроса». Или дела, вам это слово ближе… Цена вам понятна?
Когда Легат начал свой монолог, зам, сидящий напротив за столом, оторвался от чая, смотрел на Легата не мигая, ловил текст. Профессия?.. А Директор, наоборот, не перестал пить кофе, улыбался, кивал головой, отмечая в речи Легата точки, восклицательные и вопросительные знаки, паузы и т. д. Излучал приязнь и внимание. Объективно очень обаятельный человек…
Как, кстати, и Очкарик.
И как только Легат умолк, начал отвечать на поставленные вопросы. Но – не прямо, не прямо, а уклончиво и с оговорками.
Начал с банального:
– Что ж, Легат, цену вы выбрали немалую и форма оплаты – вполне современная. Информация! Ничего нынче дороже не ценится… Будет у вас информация. Вся требуемая и даже больше. Мы не идиоты, понимаем прекрасно, что вслепую работать невозможно. Кстати, Гумбольдт обладал информацией в полном объеме. Более того, он и был идеологом проекта. Вы угадали: все началось с него, с его подачи. Не он сам проект разработал, он – не специалист. С фантазией у него – все в порядке, идею принес любопытную, а сделать ее рабочей и работающей – это уж удел спецов. Кстати, как наших, так и коллег из семидесятого…
– Вместе оттачивали? – не утерпел, влез в монолог.
Но Директор ответил:
– Вместе. Кое-кто из наших поначалу там бывал… Их люди здесь не были. Ни разу. Мы об этом вопросов не задавали, хотя приглашали не однажды. Ну, может, то время такое было, все мы его помним. За границу поехать – сто проверок, а уж в период нового капитализма да из старого социализма!.. Сколько невозвращенцев было бы!.. Ладно, короче. Когда все нюансы были отточены, когда суть дела стала абсолютно понятна, и Верховный операцию акцептовал, начали работу. По сути – текучка. Вот тут уже на связи остался один Гумбольдт. Почему один? Ну, во-первых, он сам так хотел. Во-вторых, наши коллеги оттуда тоже так хотели. Это даже было их главным условием. Они почему-то страшились появления чужаков в их времени. Почему – точно не ведаю. Начиналось-то все до меня. Хотя причина скорей всего та же – боязнь невозвращенцев…
– Верховный встречался с Гумбольдтом?
– Нет. Но видел. Сам попросил познакомить. Мы его включили в состав журналистов разных изданий, приглашенных на встречу с Верховным. – Директор улыбнулся, явно что-то вспомнив. – Там Гумбольдт вопрос ему задал: «Как вы относитесь к действиям руководства Страны в конце шестидесятых годов?»
– Актуальный сегодня вопрос! – не смог не съязвить Легат. – И что в ответ?
– Верховный ответил, что к Генеральному секретарю он относится без особого уважения, да и староват он был уже, немощен. А в ближайшем окружении Генсека были и умные, и здравомыслящие люди. Гумбольдт тут же спросил: кого он имеет в виду?
– Кого? – подался вперед Легат, торопясь, перебивая.
– Верховный не ответил точно. Сказал: сами подумайте. И добавил: как же вам не знать, вы жили в то время…
– Остроумно. И все?
– Это ж была встреча со многими, а не с одним Гумбольдтом…
– А какое, кстати, издание он представлял?
– Думаете – кстати? – все же поддел Легата. – Не помню точно. Кажется, «молодежку». Какая разница? Он не был журналистом. Он изображал журналиста. Верховный хотел его увидеть…
– А в семидесятые кого он изображал?
– Никого. Себя… Все сами узнаете.
Легат помолчал, обдумывая не столько услышанное, сколько в виду имеющееся. По всему выходило, что Гумбольдт как полевой игрок свое отыграл. И там, и здесь. Там уверяют, что он им нужен позарез. Вопрос: зачем? Здесь отдают приказ взять его немедленно. Тот же вопрос… Только потому, что Контора никого никогда не отпускает на вольные хлеба? Ну, это так, это даже не обсуждается. Или все же он нужен здесь, как аналитик, практик, знаток и десятых и семидесятых, короче, – как кабинетный работник. Типа – координатор. Но Гумбольдт, судя по всему, – агент в поле. Так это называется на их арго?.. Выходило, что Председатель из семидесятого и его коллега из десятого, не сговариваясь, увидели именно в Легате толковую и, похоже, единственную замену Гумбольдта. И не потому, что Легат такой умный, ловкий и опытный. А потому что он туда сумел пробраться сам – без наводки и приглашений. Это – для обеих сторон плюс. А еще и потому, что мог заменить Гумбольдта, поскольку он знал ход, он сам его прошел, у него есть мощный запасной аэродром – Служба, он приучен держать язык за зубами, когда речь идет о Деле. Именно так, с большой буквы! Ну и нагл, велеречив, способен к переговорам на разные темы, что тоже впечатляет. Что еще?.. И еще плюс – служба в Службе, извините за тавтологию. То есть человек не только рисковый, опытный, физически хорошо подготовленный, но и проверенный теми же самыми органами, которые сейчас ведут… что?.. да вербовку и ведут, что еще!
Подводя итог: агент в поле с навыками аналитика и переговорщика.
Страшно сказать, но Легат был готов к вербовке. Ему было интересно. Как заметила родная жена, когда он мучился дилеммой – идти или не идти в Службу: «Ты в эту игру еще не играл».
И он пошел. И ни на секунду не пожалел.
А тут – вообще что-то не игранное и неосознанное. Плюс фантастическое, что не чуждо, нет. И не соглашаться не хочется, и соглашаться страшно.
Чем ему плохо в Службе? Да ничем. Все нормально, все обжито, включая собственное кресло в кабинете. Есть друзья – их больше. Есть недоброжелатели – их меньше. Есть, наверно, и враги, только Легат не знал, кто они и где – не объявлялись пока наяву.
Впрочем, никакого официального предложения еще не поступало. Просто Генерал и Директор говорили с ним уже как с соработником. Может, это манера у них такая? Но Легат-то не принадлежит сам себе. У него есть Командир, ему решать окончательно. Он, конечно, спросит: «Ты сам-то хочешь?» А Легат ему, конечно, ответит: «Не знаю, Командир! Вот те крест – не знаю. И хочется, и колется». А он скажет: «Они утверждают, что кроме тебя – никто». «Скорей всего это так и есть, – ответит Легат, – но мне не нравится, когда решают за меня. А они со мной говорят, будто я уже у них служу. Шпионом по особым поручениям». «Решай! – скажет Командир. – Я тебе не нянька. Тем более, если ты уйдешь, кого я на твое место поставлю?» И самое страшное, что он, Легат, и подскажет – кого. И сам себя переведет под землю. Точнее – в прошлое, что тоже может считаться подземельем. А лет через пять или раньше ему все это надоест до зла горя. И куда ему податься? Дадут чин полковника или даже генерала и посадят в кабинет с видом на отсутствующего Друга Детей?.. Хилая перспективка…