Анатолий Тосс - Почти замужняя женщина к середине ночи
Тут мы все задумались.
– Надо методом исключения, – предложил научный подход Инфант.
– Исключением чего? – не поняли мы все.
– Исключением органов чувств. Если уши подходят только для женщин, то остается зрение, осязание, обоняние…
– Ну осязанием я точно пользоваться не буду. Это мы ей оставим, – я кивнул на Жеку. – Обоняние и зрение мне тоже не подходит, потому что зачем мне надо, чтоб меня обнюхивали и осматривали? Остается… Что там остается?…
– У настоящих мужчин есть еще одно чувство, пятое, – предположил Илюха. – Чувство товарищества. Оно еще братством или взаимовыручкой называется. Чувство локтя, иными словами.
Вот за эту мысль я ухватился.
– То есть прийти надо парню на выручку. Поделиться последним. Но вот чем?
Я задумался, не спеша глотая красноватую, стимулирующую мозговую деятельность жидкость.
– Ну что же вы? – вдруг заволновалась Жека. – Быстрее, он, похоже, уходить собрался.
– От нас не уйдешь… – начал было я, но меня перебил Илюха:
– Да никуда он не уходит, он просто в сортир собирается.
И, видимо, именно слово «сортир» в сочетании со словом «товарищество» подействовало, и в моей голове тут же вызрел совершенно очевидный план.
– Инфантище, – стал распределять я роли, – задержи его, только быстренько.
– Как? – потребовал инструктаж Инфант, который действительно без инструктажа обычно справлялся с трудом.
– Да как хочешь, – проинструктировал я быстро. – Спроси его, например, как в библиотеку пройти, – вспомнил я из классики отечественного кинематографа.
– Какая же тут библиотека в клубе, ночью? – не понял Инфант, потому что из классики он вспомнить не мог. Так как был с ней с детства в раздоре.
– Ну закурить попроси, – предложил я впопыхах еще один стандартный прием.
– Так я же не курю, – снова заупрямился он.
– Ну, как угодно, главное – задержи, – прервал себя я, так как время на инструктаж закончилось. Мне надо было попасть в клубный туалет хоть на минуту раньше Жекиного избранника.
Я рванулся, лишь краешком зрения различая, как Инфант, тоже отделившись от группы, двинул дерганым шагом в сторону парня с хвостиком. Как ни странно, он все же догнал его где-то на полдороге к сортиру и тронул за плечо, и когда тот обернулся, Инфант стал его о чем-то спрашивать. Я видел, как Инфантовы руки выписывали в воздухе жестикулирующие дуги, но вот слов я уже расслышать не мог. Впрочем, как мы уже знали, для парней слова не так существенны. Главное, что в сортир я успел первым.
Клубный публичный туалет выглядел, как обычный клубный публичный туалет – не слишком гламурно, но и не слишком улично приземленно. Так, вполне по-людски. Три кабинки, два писсуара, парочка рукомойников, фен для рук – в общем, все, как полагается.
Я торопливо обошел все кабинки, они оказались незаселенными, и быстро собрал все находившиеся там рулоны туалетной бумаги. Их не было слишком много – на три кабинки набралось три рулона, ровно рулон на кабинку.
Затем я тщательно оглядел помещение, времени оставалось мало, и от рулонов надо было срочно избавляться. Спустить их в унитаз я, похоже, не успевал – не известно, как долго Инфант мог удержать Жекиного гитариста. Но мне повезло, там был маленький ящичек, где-то под мойкой, а в ящичке темное грязное пространство, куда два из трех рулонов как раз и поместились. Потому что третий, самый худенький, кем-то до меня сильно раскрученный, был мне нужен самому.
Я успел как раз вовремя. Когда гитарист появился, я стоял посередине электрически освещенной кафельной комнаты, разматывая рулон до предела. Жекин избранник, как и полагается, не обратил на меня ни малейшего внимания. Да и почему он должен был обращать? Подумаешь, стоит незнакомый чувак и методично отматывает до основания рулон – что тут такого необычного?
И тем не менее он вскоре обо мне вспомнил. Сначала раздалось громкое «блин» из первой кабинки. Потом гитарист появился и тут же исчез в другой. На сей раз прозвучало другое слово, тоже короткое, оно по звуковому построению даже напоминало «блин». А вот когда он убедился, что и в третьей кабинке отсутствует сангигиеническое средство в виде рулона бумаги, тогда он уже огорчился вслух не отдельным словом, а перешел на длинную эмоциональную реплику. И сразу вспомнил обо мне.
А я все стоял посередине и все разматывал рулон широкими, щедрыми движениями рук.
– Слушай, – обратился ко мне будущий Жекин друг, смущенно подступая со своим деликатным вопросом. – Представляешь, там ни в одном сортире пипифакса нет.
– Правда? – приостановил я отмотку от удивления. – А на вид приличное заведение. Надо тебе сходить к администрации, потребовать, чтобы занесли, потому что не дело это – без пипифакса.
Гитарист еще подступил ко мне на полшага. Он все сильнее мялся и смущался, прямо на глазах.
– Не могу я идти выяснять у них, времени нет, приперло меня, понимаешь, – пожаловался он.
– Понимаю, – согласился я, так как понимал. – С кем не бывает.
– А зачем тебе так много? – наконец перешел он к основной теме, указывая на струящуюся из моих поднятых рук белоснежную нескончаемую ковровую дорожку.
– Ну как же? – удивился я. – Ты что, теорему «Роста» не знаешь?
– Чего, какую теорему? – не понял страждущий по пипифаксу гитарист. Кстати, какое странное слово «пипифакс», успел подумать я. Смешное, веселое, откуда оно взялось, где его филологические корни?
– Как же, теорема «Роста», – пояснил я доходчиво, – она утверждает, что «количество пипифакса, необходимого для человека, должно быть не меньше роста этого самого человека». Или если в математических терминах, то:
lp >= lch, где:
– lch – определяет длину человека, а – lp – определяет длину пипифакса.
– А она доказывается, эта теорема Роста? – зачем-то задал ненужный вопрос гитарист.
– Еще как, – заступился я за теорему. – На базе «теории множеств». Хочешь, я тебе быстренько набросаю.
– Да нет, не надо доказательств, – начал мяться он снова, и переминаться с ноги на ногу, и даже подпрыгивать мелко, но едва заметно, невысоко. Видимо, поверил мне на слово. – Нет времени для доказательства. Послушай, ты не одолжишь мне кусочек? Мне много не надо, я к твоей теореме «Роста» не готов еще. Не дорос я до нее.
– Так мне ж самому не хватит, – стал размышлять я как бы про себя. – Как же мне быть, я ведь привык по теореме, я по-другому не могу теперь больше. Как понимаю, что пипифакса на рост не наберу, так сразу не могу уже. Хочется, но не могу. Какое-то внутреннее чувство не пускает, сдерживает на самом подступе. И страдаю я потом долго.
– Да, – проговорил гитарист задумчиво. – Я всегда говорил, что все от головы. – Он еще помялся, потоптался. – Ну раз ты не можешь, раз страдать потом будешь, тогда не надо. Тогда оставь, сколько тебе надо, я перетерплю как-нибудь.
И он повернулся и начал уходить, туда, к двери, все дальше от меня, почти покидая кафельную комнату, напичканную хромированными краниками и многими спусковыми рычажками. Но до двери он дойти не успел.
– А, ладно! – крикнул я, решившись наконец. – Будь что будет! Давай, друг, бери половину! – И я рванул размотанный рулон на груди. – Бери, раз тебе тоже надо!
– А как же ты? – повернулся ко мне гитарист. – Сможешь, справишься?
– Да ты за меня не бойся. Я выдюжу, я справлюсь, даже если придется напрячься по полной, я превозмогу. Семь бед – один ответ! Ну кого нам выручать, как не друг друга, особенно когда невтерпеж? Как там в старой песне поется: «И хлеба горбушку – и ту пополам». Знаешь песню?
– Это не хлеб, – уточнил Жекин будущий парень. Теперь уже точно Жекин, потому что я, похоже, его зацепил прочно, прям в соответствии с планом. – Это куда важнее. Голод можно пересилить, а здесь поди, справься, когда приспичит.
– Да, – согласился я. – Вот потому и выходит, что я просто должен, просто обязан с тобой разделить последнее. Да и кто знает, может, ничего, может, пронесет, может, справлюсь я и в пол-теоремы «Роста»?
– Спасибо, друг, – взял меня за плечо гитарист и сильно, надежно пожал. – Не каждый бы смог, как ты… – и голос его дрогнул, не сильно, едва заметно, но дрогнул. Может быть, от эмоции, а может, и от чего другого, более спешного…
И мы вдвоем ринулись в кабинки, хоть и в смежные, но в разные.
Прошло время, совсем, казалось бы, короткое время, и мы вышли из кабинок, я первый, он чуть позже. Но главное, мы снова встретились у рукомойников. Он был весел, беззаботен и полон жизни. В отличие от меня.
– Ну как? – спросил он с заботой.
– Да так, – покачал я разочарованно головой.
– Слушай, друг, ты не грусти, я попрошу, нам из женского вынесут. В женском почему-то всегда больше, чем у нас, – предложил он.
– Да ладно, – сказал я с заметной грустью в голосе. – Не бери в голову.
– Ну да. – он кивнул, понимая. – Слушай, меня Саней зовут.
Мы пожали друг другу руки. Которые, конечно, вымыли перед пожатием. Хотя мне их мыть было как бы и не обязательно. Хотя и не помешало в любом случае.
![Харлан Эллисон - Время глаза [Время ока]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)
