Ирвин Шоу - Растревоженный эфир
Опять зазвонил телефон.
— О черт. — Френсис поставила стакан на кофейный столик. — Пора менять номер. — Она поднялась и прошла к телефону, по пути погладив Арчера по щеке. — Матеруэлл слушает, — нетерпеливо бросила она в трубку. — Да, да. — Интонации вдруг изменились. Френсис непроизвольно бросила взгляд на Арчера. Он, конечно, понял, что ему уже не рады, что он лишний, Френсис не хочет, чтобы кто-то слышал этот разговор. Арчер даже подумал, а не уйти ли ему в туалет.
— Да, — повторила Френсис. — С этим все ясно. Послушай… ты сейчас где? Перезвони мне. Через полчаса. Хорошо. — Она положила трубку и вернулась на диван. — Извини. — Арчер всмотрелся в ее лицо, но не увидел ничего интересного.
— Ты сказала, что у тебя плохие новости, — напомнил он.
— Да, — кивнула Френсис. — Но, с другой стороны, может, я слишком эгоистична. Может, для тебя они не такие уж и плохие.
— Что случилось, Френсис?
— Я хочу уйти из программы. — Она пристально всматривалась в него, склонив голову набок. Солнечный луч коснулся ее щеки, подсветил волосы. Выглядела она совсем юной, прямо-таки утренняя заря. — Я разбила тебе сердце?
Арчер вздохнул. Слова Френсис вызвали разные чувства. Разные и противоречивые. Раскладывать их по полочкам не хотелось. Но и облегчения он не чувствовал.
— Почему, Френсис?
— Мне предложили главную роль в пьесе, — ответила она. — Прекрасную роль. Ставит пьесу Коули, и ему ужасно хочется заполучить меня. Я никак не могу в это поверить. — Она засмеялась, и вновь в смехе проскользнули истерические нотки. — В конце третьего акта я должна сойти с ума.
Вслушиваясь в ее смех, Арчер понимал, почему режиссер остановил свой выбор именно на ней.
— Это тот шанс, которого я ждала все годы после окончания войны, — с жаром продолжала Френсис. — Я не могу его упустить, хотя мне это будет стоить больших денег. Мне придется уйти с радио, но я думаю, овчинка стоит выделки.
— И когда ты должна уйти? — спросил Арчер, испытывая чувство вины за то, что удача, по крайней мере в этот день, на его стороне.
— Репетиции должны начаться через десять дней. Но я подумала, если ты проявишь ко мне сострадание и отпустишь прямо сегодня, я бы на недельку поехала покататься на лыжах, чтобы к первой репетиции помолодеть лет на десять.
— Контракта у тебя нет, — напомнил Арчер. — Тебя ничто не связывает… по закону.
— Я знаю, — кивнула Френсис. — Но мы с тобой всегда ладили, и мне не хочется подставлять тебе ножку.
— И где ты хочешь кататься на лыжах?
— На Лаврентийской возвышенности. Но только с твоего согласия.
Подозреваемых в совершении преступлений, думал Арчер, можно найти на всех зимних курортах. Они несутся по склонам, выкладывая за это удовольствие по тридцать долларов в сутки.
— Конечно, Френсис, я не собираюсь мешать твоим планам. — На мгновение Арчеру захотелось подняться и уйти. Необходимость в разговоре, с которым он пришел к Френсис, отпала. Для нее, как обычно, все разрешилось благополучно. Если человек молод, красив, талантлив, о нем можно не беспокоиться. А в довершение всего она из богатой семьи. Покорны, конечно, другое дело. И Элис Уэллер… Вот где нужно дорыться до истины. И просто глупо говорить о коммунистах с такой женщиной, как Френсис Матеруэлл. Арчер поднялся. — Удачи тебе, Френсис.
Она вскочила, шагнула к нему, поцеловала. Поцеловала как сестра, но при этом не забыла прижаться к нему всем телом. Целуя ее, Арчер подумал, что негоже ей так вести себя с солидными мужчинами. Но он понимал: никто не скажет этого Френсис, в том числе и он сам. Арчер отступил на шаг. Глаза Френсис сверкали, словно она едва сдерживала слезы, но такая хорошая актриса всегда могла вызвать их в нужный момент.
— Ты очень милый, душевный человек! — воскликнула Френсис. — Когда-нибудь я влюблюсь в тебя без памяти.
Арчер нервно хохотнул и потер лысинку, притворяясь, что он глубокий старик.
— Я не выдержу напряжения. — Он уже собрался уйти, шагнул к двери, но остановился. Сколько можно праздновать труса? В каком он окажется положении, когда Френсис услышит о выдвинутых против нее обвинениях, узнает, что агентство собиралось убрать ее из программы? А в том, что она все узнает, и очень скоро, сомнений быть не могло. Она будет стоять на вершине холма, юная, красивая. Чувствуя, что весь мир лежит у ее ног. Потом скатится по снежному склону, скатится быстро, потому что ей скажут о телеграмме, которая ждет ее внизу, а в эти дни все новости могут быть только хорошими. И что она подумает о нем, вспомнив этот разговор? Милый, душевный человек… Арчер повернулся к Френсис.
— Френсис, дорогая, пожалуйста, присядь. Я должен тебе кое-что сказать.
— Ты не передумал? — В глазах ее мелькнула тревога… и решимость добиться своего.
— Нет. Но ты присядь. Вопрос очень серьезный.
Арчер наблюдал, как она садится, скрещивает руки на груди, в недоумении вскидывает на него глаза.
— Френсис, — он продолжал стоять, — я не знаю, с чего начать. Своим звонком ты опередила меня. Я все равно хотел повидаться с тобой. Задать несколько вопросов. Ты не обязана отвечать на них, потому что вопросы эти помогут скорее мне, чем тебе… — Он покачал головой. — Нет, я начну снова. Изложу тебе факты, а потом, если захочешь, скажешь мне, что ты обо всем этом думаешь…
— Тебе как-то не по себе, — заметила Френсис. — Может, присядешь?
— Если ты не возражаешь, я лучше постою. — Арчер медленно прошелся по комнате. — Значит, так… В четверг вечером О'Нил сказал мне, что я должен уволить из программы несколько человек. — Арчер отвел глаза от Френсис. — В том числе и тебя. — Он взглянул на картину над камином. Две или три головы, налезающие друг на друга, множество носов и глаз, все лиловое и черное, со зловещими красными мазками. — Меня попросили уволить тебя, потому что есть мнение, будто ты коммунистка. — Арчер смотрел на картину. — Мне сказали, что не следует называть тебе истинную причину, что я должен отказаться от твоих услуг под любым благовидным предлогом.
— Но ты этого не делаешь, — сухо заметила Френсис.
— Нет. Я так не могу.
— Естественно, не можешь, — донеслось с дивана.
Арчер повернулся к Френсис. Она допивала шоколадное молоко. И, редкий случай, на ее лице не отражалось никаких эмоций.
— Ты пришел, чтобы сказать, что я уволена? — спросила она, ставя стакан на кофейный столик.
— Нет. Я получил от агентства две недели.
— На что?
— На удовлетворение собственного любопытства. — Арчер сухо улыбнулся. — Для проведения расследования.
— И что же ты расследуешь?
— Главным образом пытаюсь разобраться с собой. — Вновь улыбка. — Впрочем, тебя это уже не касается. Ты все равно уходишь.
— А я думаю, что касается, — холодно ответила Френсис. — Очень даже касается. Кто сказал, что я коммунистка?
— Ты слышала о журнале «Блупринт»?
— Да, — кивнула Френсис. — Лживое фашистское издание.
Арчер вздохнул — не нравились ему ярлыки.
— Я этого не знаю. Не читал.
— Поверь мне на слово. И одного обвинения, выдвинутого этим маленьким вонючим журналом, достаточно, чтобы мне отрубили голову?
— В принципе да. Но тебе ничего не грозит. Статья должна появиться через несколько недель. Ты же уходишь в театр, на радио больше не появишься, так что они скорее всего тебя и не упомянут.
— Удачное совпадение, не так ли? — радостно воскликнула Френсис. — Для всех. Они упомянули кого-то еще?
— Да.
— Кого?
— С твоего разрешения имен я называть не стану. Пока.
— Ты собираешься их уволить? — спросила Френсис.
— Еще не знаю. — Арчер прохаживался вдоль стеллажей с книгами. — Агентство требует.
— А другим тоже предложили роль в театре? Или этот вопрос ты оставишь без ответа?
— Нет. — Арчер начал злиться на Френсис, потому что говорила она обвиняющим тоном, превращая его в злодея. — Им ролей точно не дадут.
— Значит, ты пришел сюда только для того, чтобы сказать, что меня вышвыривают? — Голос Френсис дрожал от гнева. — Ты соблаговолил подняться на четвертый этаж, хотя твоему старенькому сердцу противопоказаны такие нагрузки, чтобы сообщить мне эту радостную весть?
— Ты ко мне несправедлива. — Арчер чувствовал, что Френсис старается побольнее уколоть его.
— Тогда зачем ты пришел?
— Я хотел с тобой поговорить. — Голосу Арчера недоставало твердости. — Хотел посмотреть, что я смогу сделать.
— И что ты можешь сделать?
— Еще не знаю. Я подумал, может, ты мне подскажешь.
— Едва ли. Ты недостаточно зол.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты уже согласился на все.
— Послушай, Френсис…
— С сожалением! — воскликнула она. — Ты милейший человек, ты, конечно, сожалеешь о случившемся, но я вижу, ты уже готов сделать все, о чем они тебя попросят.
