Журнал - «Подвиг» 1968 № 03
В эти месяцы в парламенте редко собирается кворум, депутаты предпочитают палатки в глубине сада, где кофе, шербет и зеленый, утоляющий жажду чай. Палатки разбросаны по всему саду — цветные, пестро разрисованные, под чинарами, среди роз, они заставляют европейцев вспоминать о садах Гарун-Аль-Рашида и сказках Шахерезады. Впрочем, здесь нет султанши, нет невольниц и эфиопов, а в плетеных белых стульях полулежат одетые в щегольские белые европейские костюмы депутаты центра. Но бывают и до сих пор не снявшие чалму седобородые купцы из дальних провинций, переменившие совсем недавно национальный костюм на старомодные двубортные европейские сюртуки. Муллы и горные ханы правого крыла до сих пор не изменили кальяну ради европейских сигарет и трубок, они избегают стульев и сидят, поджав под себя ноги, на гурьянских кошмах или керманских коврах.
В самой крайней палатке, там, где кончаются расчищенные дорожки сада, сидят два человека, не совсем похожие на обычный тип депутатов Законодательного Собрания.
Первый — тонкий, с матово-бледным лицом и черной бородой, в очках и грубо сшитом европейском платье. Второй — громадного роста, крепкий, обожженный солнцем, в старом английском френче и обмотках. Они говорят пониженными голосами, внимательно поглядывая по сторонам.
— Мы не делаем разницы между Али-Мухамедом и хотя бы Абдул-Меджидом. Али-Мухамед продает Гюлистан, Абдул-Меджид будет продавать, если добьется власти. Здесь важны не люди, а система.
— Правда! Но о системе мы поговорим в будущем. Теперь нам важно разоблачить Мухамед Ол Молька и поддержать Абдул-Меджида, хотя бы потому, что он за договор с Советами, а тот — против…
— Каждая встряска полезна для старой ржавой машины. Чем больше толчков, тем скорее она рассыплется. Но, по-моему, Али-Мухамед еще очень крепок…
— Он ловко устраивает свои дела, но…
— Ты обещал доказательства…
— Это не легко! Я ищу…
Подходили люди. Несколько человек медленно пробирались в колючих кустах шиповника над оросительным каналом.
Почему именно этот день выбрала Люси Энно для посещения законодательного собрания Гюлистана? Но разве парламент Гюлистана не стоит внимания туристки и ее свиты из двух норвежцев, одного дипломата из французской миссии и Жака Маршана — журналиста, каждый день изобретающего сенсации из Гюлистана для вечерней прессы Европы и Америки?
— Тот, кого вы искали… Омар эль Афгани — лидер оппозиции, бывший учитель, а другой, рослый тип, — депутат, председатель рабочего союза… Однако вы уделяете им много внимания…
— И я не удовлетворена…
Люси Энно подходит к ним ближе. Оба вопросительно смотрят в ее сторону.
— Вы говорите по-французски?..
— Немного…
Свита стоит в стороне. Необыкновенное зрелище. Звезда из «Метрополитена» и депутат оппозиции. Это стоит моментального снимка для «Фемина».
Очень тихо:
— Я должна передать вам письмо так, чтобы они не видели…
Она берет из рук Омара эль Афгани толстый том. Это отчет парламентской финансовой комиссии.
Компания в восторге. Они, кажется, агитируют ее.
Люси незаметно оставляет маленький клочок картона в книге и возвращает ее депутату — к сожалению, она не знает языка. На лицах обоих депутатов появляется выражение полного недоумения. Она очаровательно кланяется и вместе со свитой уходит, извинившись за беспокойство, причиненное двум государственным деятелям.
Омар эль Афгани находит в книге записку. Он дважды перечитывает ее и передает другому. Не сказав друг другу ни одного слова, оба стремительно уходят.
И только прежде чем присоединиться к депутатам, медленно собирающимся на вечернее заседание, Омар эль Афгани тихо говорит спутнику:
— Ты отправишь двух самых верных людей в горы.
ИЗ ДВУХ ТОЧЕК
Не совсем новое лицо. Ибрагим-хан — министр внутренних дел Гюлистана.
Это маленький, худой человек со следами степной пендинской язвы на подбородке. У него удивительно тихий и нежный голос, маленькие ручки, алчность и честолюбие. Из уездного начальника он стал начальником полиции Мирата, из начальника полиции — министром внутренних дел при трех председателях совета министров. Без него трудно обойтись. Он еле грамотен, глуповат и старомоден для реформированного Гюлистана. Но у него старые, испытанные методы работы. В сущности говоря, это министр полиции. В сущности говоря, это начальник политической полиции. Он знает почти всех профессиональных крупных и мелких шпионов Мирата.
В этой стране чуть ли не каждая иностранная миссия содержит целый штат шпионов и наемных преступников. Слуги каждой миссии получают жалованье там, где они служат в качестве слуг, и там, где они служат в качестве шпионов. Таким образом, каждая миссия может похвастаться, что у нее на жалованье слуги и мелкие служащие всех остальных иностранных миссий. Кроме этого кадра, есть неисчислимые кадры слоняющихся на базаре, обвешанных оружием бездельников, все дело которых заключается в том, чтобы передать своему патрону самые недостоверные сведения о том, что делается в Гюлистане и на его границах.
И так, через три инстанции эти сведения поступают к военному атташе, майору Герду, а от него к дюжине вторых секретарей миссии, занимающихся тем же делом.
Но больше всех знает тот, кто меньше всех платит. И все нити сходятся за столом его высокопревосходительства Ибрагим-хана, у которого не слишком много денег, но достаточно места в крепостной тюрьме.
И потому в тот час, когда майор Герд делает свой первый утренний визит в министерство внутренних дел, Ибрагим-хан почтительно осведомляет его о положении дела.
«Бывший секретарь совета министров Абду-Рахим-хан вчера, в одиннадцать часов вечера, похитив известный документ, посетил свою любовницу Люси Энно в «Гранд-отель д’Ориан». Полиция его величества повелителя Гюлистана могла бы задержать его там, но хозяин отеля — швейцарец, и однажды правительству Гюлистана уже приходилось приносить извинения в подобном же случае, и потому ждали, пока преступник оставит территорию отеля. Он оставил ее, переодевшись в форму королевского офицера. Ни один полицейский не смел его остановить, так как уже не раз правительство Гюлистана приносило извинения по поводу задержания на улице офицеров королевского флота, когда те появлялись на улицах в неурочное время и в несколько повышенном настроении. Таким образом, преступник получил возможность вернуться в свой загородный дом и, пользуясь преимуществами своего коня перед лошадьми стражи, скрылся в горы».
Майор Герд выколотил трубку об стол господина министра и кратко спросил:
— Какие приняты меры?
— Вчера же ночью мы послали погоню.
Майор неопределенно усмехнулся.
— Лидерам оппозиции известно о документе? Неизвестно. Значит, пока сообщников нет… Сэр Роберт Кетль очень недоволен.
Ибрагим-хан тоже весьма огорчен. До слез огорчен.
— Дело в том, что майор Герд собирается поискать документ.
Опасности, связанные с розысками? Об этом не стоит заботиться уважаемому Ибрагим-хану.
Сладкий медовый запах дыма из трубки майора беспокоит Ибрагим-хана, но это не беспокоит Герда. Он зевает и жует губами.
— Разумеется, поищут под благовидным предлогом. Больше ничего нового?
Он сует несгибающуюся руку Ибрагим-хану и выходит, провожаемый почтительным поклоном.
После его ухода Ибрагим-хан отдает приказ об аресте возницы, который вез Абду-Рахим-хана, и о наказании прозевавших его часовых.
* * *Вечер. Двадцать четыре часа с минуты похищения документа. По горной дороге растянулся отряд — сорок человек, крепкие, горные кони.
На пятьдесят километров впереди одинокий всадник. Два часа он спит под скалой с револьвером в руке. Проснувшись, он пьет кислое овечье молоко с водой у горных пастухов, бросает им монету и едет дальше.
Утром в официальной миратской газете «Свет Востока» напечатано характерным для Гюлистана высокопарным слогом:
«В истоках реки Лар опять появились тигры, причиняющие много беспокойств жителям округа. Наш гость, секретарь королевского посольства мистер Перси Гифт стал во главе отряда охотников, который собирается избавить жителей Ларского округа от кровожадных тигров. Сегодня в ночь они выезжают. Пожелаем им успеха».
МЕРТВЫЙ ГОРОД
Две дороги ведут от Мирата на северо-восток к границе Республики Советов.
Одна — незаметная вьючная тропа, по которой шли Чингисхан, Тимур-Тамерлан и много веков раньше тот, кого коран называет Искандер Зюлькарнейн — Двурогий и кого в Европе называют Александром Македонским. Другой путь — гладко укатанное автомобилями и двухколесными арбами шоссе.
Первому пути — две тысячи лет. Второму — едва ли четверть века. Этот вьется широкой пыльной лентой, зигзагами огибая горные хребты, незаметно подбираясь к плоскогорьям, сворачивая в долины, растягиваясь на сотни километров. А первый путь почти незаметен в горном граните среди скалистых обломков, выбитый крепкими копытами горных коней и мягкими ступнями верблюдов. Он втрое короче шоссе, и но этому пути идут караваны из Индостана, скачут одинокие всадники, и день за днем меряют его израненными ногами паломники из Мекки.
