Алексей Слаповский - Закодированный
А когда Георгий из бомжа превратился в нормального работника, раздражение увеличилось.
Он посетил ландшафтное строительство у дома Ренаты Ледозаровой и спросил Георгия:
– На основании чего трудимся?
– На основании желания! – встрял Одутловатов.
– Я без шуток! – жестко сказал Харченко. – Где документация? Где подряд на работы? А?
– А чего ты к нам-то пристаешь? – вмешался Кумилкин, считая своим долгом почти вора почти в законе (каковым он себя считал) не церемониться с ментом. – Иди вон к хозяйке, у нее и спрашивай!
– Я и без этого знаю: подряда нет, документации нет. Типичный уход от налогов! Придется прикрыть вашу лавочку!
Георгий вылез из очередной ямы, которую копал, и спросил не по теме:
– Обо мне не узнали ничего?
– Это вопрос второй, – сказал Харченко. – Не узнал пока. А раз так, то вы никто. И работать не имеете права!
– У нас каждый имеет право на труд! – вспомнил советский писаный закон Одутловатов.
– Зато не каждый имеет право на оплату! – тут же напомнил ему Абдрыков другой советский закон, неписаный. (Впрочем, не только советский.)
Тут подъехала на своей серебристой машине Рената. Вышла.
– В чем дело, Виталий?
Они знали друг друга – и вполне коротко, по имени и на «ты». Виталий, правда, не был в числе претендентов на руку, сердце или тело Ренаты, но она в этом и не нуждалась: чин у него не тот.
Виталий на приятельское обращение не откликнулся, повел себя официально:
– Что за люди, Рената Владимировна? На каком основании работают?
– А пойдем в дом, объясню.
Виталий сразу понял, зачем его зовут (денег сунуть на бедность), и отказался:
– Я и здесь послушаю.
– Да? Тогда я тебе ничего не скажу.
– А как же?
– А так же!
12
И через день Ледозарова привезла Харченко и вручила ему при свидетелях папку с документами:
– На. Договор и все, что надо. И бригада оформлена. С льготами через общество инвалидов, бригадир сам инвалид второй группы, Одутловатов Олег Трофимович, можешь проверить.
– Не буду я проверять! – отстранил папку Харченко. – На это другие органы есть. Я просто спросил в смысле соблюдения законности.
– Соблюдена, Виталя. На сто процентов!
И она ушла, оставив Виталия огрызаться на шуточки коллег, которые сразу сообразили, в чем дело.
– Нашел с кем связываться, чудак!
В самом деле, связываться с Ренатой Ледозаровой было пустым занятием – прожженная и опытная деловая женщина.
Но не сухая бизнесвумен и не торговка, выбившаяся в люди: у нее за плечами, между прочим, был педагогический институт, факультет физического воспитания (неплохо играла в волейбол когда-то). Да и упомянутая мать-челночница была по образованию ветеринар, просто время ее вынудило заняться прикладным бизнесом, а как все наладилось, Рената помогла ей открыть лучшую в городе ветеринарную клинику с умеренными ценами. К тому же все чиховцы знают: если кто примчится с любимым болящим котом или захворавшей неожиданно собакой, а денег по бедности не окажется, то примут и без денег, в долг.
Рената старалась дружить с образованными и культурными людьми, в своей торговой среде вращалась только по делу, хотя и там встречались весьма интересные личности. А больше всего она ориентировалась на лучшую подругу Динару, зубного техника, которая зарабатывала хоть и не огромные деньги, но зато выстроила свою жизнь идеально – по соотношению цены и качества. Квартирка небольшая, но с отличным дизайном, с кондиционерами, с видеонаблюдением. Как у людей. Машина недорогая, но все же иномарка – аккуратный маленький «опелёк». Любовник немолодой (она тоже была одинока), но представительный, достойный, из городской администрации. Ну, и так далее. В области культурных потребностей у нее тоже все было в порядке – всегда в курсе того, что читают, смотрят и слушают ориентированные люди (попсу при этом презирала).
Но Рената знала, что, придерживаясь продвинутой позиции, надо иметь и что-то лично свое, оригинальное (часто демонстративно пошлое, что лишь подчеркивает изысканность вкуса), поэтому завела себе коллекцию старых советских фильмов – «Кубанские казаки», «Светлый путь», «Москва слезам не верит», и умела завести разговор о том, что да, это мифы, это неправда, но в мифе душа народа отражается даже больше, чем в чем-то якобы правдивом. Ибо правда всегда относительна, а миф абсолютен.
На эти темы она и заговорила однажды вечером, пригласив Георгия в дом.
Начала, правда, строго и по делу:
– Что-то не очень быстро движется у вас.
– Люди все неопытные. И я в том числе.
– Неправильно оправдываетесь, – усмехнулась Рената. – Обычно говорят: объем большой, денег мало, стройматериалы плохие.
– А я не оправдываюсь, просто говорю.
– Ну-ну. Выпьете?
– Холодного чего-нибудь.
– Коктейль?
– Можно и коктейль.
Рената приготовила любимый коктейль «морская пена» – водка, лимонный сок, сахарный сироп, белок яйца. И крепко, и вкусно.
Георгий выпил, оценил:
– Хорошая вещь. Не пробовал.
– Вообще не пробовали? Или к другим привыкли? У вас ведь, я слышала, с памятью проблемы?
– Проблемы, да. Иногда что-то вспоминаю. То есть кажется, что помню. А другое – совсем незнакомо.
– И со всем так?
– Со всем.
– Интересно… А музыка?
– И музыка.
– Давайте попробуем?
Рената включила музыку. Что-то из классики.
Георгий внимательно слушал. Понравилось, но не узнал.
Рената – контрастом – включила современное, что на всех волнах радио.
Георгий узнал, но не понравилось.
– Это я каждый день слышу.
Рената включила еще что-то.
Так они слушали музыку и беседовали довольно долго. Вечер выдался холодным, Рената хотела разжечь камин, попросила Георгия помочь, он отказался:
– Извините, не люблю огня.
– Как это? Аллергия, что ли?
– Да, вроде того…
13
Георгий вернулся довольно поздно, и Татьяна не сдержалась, напустилась на него:
– Чего это мы шляемся среди ночи?
– Еще не ночь.
– Ага. А тут сиди и думай – трезвый придет или пьяный! Еду тебе разогревай!
– Спасибо, я не хочу есть.
– Накормили, что ли?
– Да.
– Ну и оставался бы там, где кормят!
Георгий, обычно мягкий и покладистый (да и причины не было обнаружить крайности характера), вдруг посмотрел с нехорошим прищуром:
– Знаешь, ты не ори на меня. Я не привык.
– Да откуда тебе известно, к чему ты привык, а к чему не привык?
Георгий не ответил. Повернулся, чтобы выйти из дома.
– Постой, – сказала Татьяна. – Ты пойми – поздно уже. Дети спят. Я боялась: придешь, разбудишь. Их уложить знаешь какая морока?
– Сама их будишь своим криком.
– Я не кричу. А просто…
– Что?
– Ничего. Иди спать.
Это в анекдотах приметы неверности мужчины – в помаде на рубашке, в запахе чужих духов. Глаза! Глаза мужчины, пообщавшегося с женщиной, выдают его. Мужчина до общения, он какой-то… как бы это сказать… Он цельный, обычный. А после – он уже либо с довеском каким-то, либо, наоборот, с явной убылью, смотря с кем общался. И бог весть, когда лучше – когда с убылью или когда с довеском. В первом случае мужчину тянет вернуться, чтобы восполнить взятое. Во втором – еще получить…
Татьяна не спала эту ночь.
Мучилась, злилась на себя.
Не знала, что делать.
14
И Харченко не знал, как поступить.
Ответа на запрос все не было, а Георгий его раздражал всё больше. Надо было раньше взять его и отправить в Москву, в распределитель. Там быстро управились бы – либо в психушку, либо в тюрьму, либо опять на улицу, но уже не здесь, не в Чихове – и он не посмел бы вернуться.
Теперь все сложнее: возникла проблема в виде Ренаты Ледозаровой, которая, судя по всему, взялась покровительствовать Георгию. Нет ли тут у нее своего интереса? Оно бы кстати…
Харченко позвонил Татьяне, узнал, что она в магазине. Это хорошо – дома, в родных стенах, женщина часто скованна и замкнута, будто боится этих стен, как свидетелей, в месте же отчужденном, желательно без людей, особенно знакомых, она делается свободней и вольнее.
Он зашел к ней спокойно, без шуток и прибауток; понял уже, что Татьяну веселые заигрывания отпугивают.
У нее был только один покупатель: старик-пенсионер, выбиравший пиво.
– Захотелось вот пива выпить, – говорил он, – а не пойму какого.
– Светлое любите или темное? – спросила Татьяна.
– Да я в нем не разбираюсь.
– А крепкое или полегче?
– Опять же все равно. Я ведь не люблю его, если честно, – объяснял старик.
– Зачем же берете?
– Да вот захотелось почему-то, – пожал плечами старик.
Он растерянно оглядывал полки, на которых стояли десятки бутылок и банок самого разного пива. Покачал головой:
– Раньше как просто было! Два вида пива – и всё.
– Это какие же? – поинтересовался Харченко, по молодости не помнивший советского неразнообразного быта.
